Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич

– Может, всё же не хухры‑мухры?

– Ай, не утомляй, Ратиборушка!..

Змейград, получивший своё говорящее название от обилия гадюк и ужей, обитающих в тех местах, располагался на невысокой гористой возвышенности, на юго‑восточном направлении от Мирградского княжества, в тринадцати‑пятнадцати днях пути, в зависимости от скорости хода и количества привалов. Благодаря своему расположению, город был сделан практически полностью из блоков серого известняка, и точное количество каменоломен в округе, действующих да уже заброшенных, затруднялись назвать даже бывалые дьяки, не одно десятилетие ведущие письменный учёт добываемого камня. Сама горная гряда, от природы довольно низкая, была искусственно усилена и укреплена ещё первыми строителями Змейграда, а после не раз достраивалась, в конце концов превратившись во внушительного размера стены высотой под четыре метра и толщиной не менее двух, надёжно опоясывавшие по периметру поселение неправильным прямоугольником. Данный древний кряж по неведомой прихоти Создателя вырастал из‑под земли прямо посреди бескрайней степи, на которой в изобилии ютились промышлявшие разведением скота многочисленные хозяйства подданных Гадючьего княжества, как его зло называли за глаза недоброжелатели. Бесчисленные хутора держали в основном коров, свиней, коз и овец, являясь главными поставщиками в город мяса, шерсти, молочной продукции да шкур. Также среди местных было хорошо распространено коневодство, и великолепные, грациозные жеребцы Змейграда наряду с массивными тяжеловозами считались одними из лучших и ценились по всей Руси на вес золота.

Стояла середина октября, и погода потихоньку начинала портиться, спугнув‑таки прочь слегка задержавшееся бабье лето и принося с собой холодные порывы ветра вкупе с противным, пробирающим до костей, вечно моросящим дождём. Хмурые, сизые тучи заволокли небосвод до самого горизонта, нависнув тягучей пуховой периной над славянскими землями, и не оставили ни шанса лучикам света пробиться сквозь их толстенный покров. Осень полноправно вступила в свои законные права, и стремительно портящаяся, промозглая погода служила тому бесспорному факту наилучшим подтверждением.

Вечерело. Шёл одиннадцатый день пути. Благодаря припустившему дождищу Ратибор с Емельяном прекратили трепаться и ускорили темп, торопливой рысью несясь по Степному тракту, соединяющему между собой Мирградское княжество со Змейградом. Друзья хотели успеть затемно добраться до ближайшего постоялого двора, дабы отогреться, просушиться, отъесться да отоспаться, ибо на природе устраивать привал в такую слякотную пору желания не имелось ни у кого. А там уж, утречком, посвежевшими и отдохнувшими, снова в путь выдвигаться можно! Благо до конечной цели похода оставалось всего ничего.

Но вот странники придержали коней: посреди тракта возникло неожиданное препятствие. Впереди явно что‑то происходило. Подскакав ближе, товарищи быстро поняли, в чём дело. Дорогу двум приятелям перегородила развёрнутая чуть влево, чем‑то с горкой гружённая четырёхколёсная телега с впряжённой в неё парой тягловых меринов, что периодически жалобно ржали, предчувствуя беду. Справа от крытой повозки, шагах в семи, несколько громил самой что ни на есть разбойничьей наружности с гадким воем и ядовитым улюлюканьем склонились над судорожно ползущим по грязной жиже человеком, периодически отвешивая тому доброго пинка. Несчастный непоседа падал от такого удара физиономией в лужи да слякоть, что явно доставляло нападавшим невероятное, просто эстетическое удовольствие. Чуть поодаль, в придорожной канаве, полной водицы, ряшкой вниз лежало бездвижное человеческое тело; похоже, с первым из невезучих путников лиходеи уже расправились и принялись за второго. Что происходит посреди Степного тракта, можно было понять с одного взгляда: небольшая группа головорезов в пять мосек словила на размытой стёжке телегу с двумя то ль бедными, то ль жадными торговцами, по неведомой стороннему обывателю причине не сподобившимися нанять себе в сопровождение хоть какую‑то охрану. И второй, пока ещё живой купец явно об этом уже не раз пожалел, выплёвывая вонючую грязищу вперемешку с кровью; ему наверняка сейчас приходилось так туго, как никогда в жизни.

– Эй, шакалята поганые, впятером на одного, ента у вас завсегда хвост трубой, да⁈ – два чекана со свистом рассекли воздух, с характерным чавканьем вонзаясь в головы парочки негодяев и отбрасывая их в сторону. Ратибор, лихо спрыгнувший за мгновение до этого с вороного, не медля ни секунды, тотчас подлетел к оставшимся разбойничкам, слишком увлёкшимся издевательствами да глумлением над своей беспомощной жертвой и не сразу осознавшим, что на сцене бытия появилось ещё одно, на этот раз грозное, обрамлённое рыжими космами действующее лицо. Коротким стремительным взмахом молниеносно блеснуло острое как бритва, с локоть длиной булатное лезвие любимого ножа, вонзаясь точно в сердце третьего верзилы; по обратной же, широкой дуге могучий удар просто снёс, как серпом, башку с плеч четвёртому бандиту, заодно почти чисто срезав и кудлатую бородёнку душегуба. Горячим источником ударила кровь ввысь, впрочем, довольно быстро превратившись из хлеставшего фонтанчика в слабый ручеёк, образовавший на земле слякотное, буро‑розовое месиво. Два безжизненных туловища, одно со смертельной раной в грудине, второе без головы, практически синхронно рухнули в окрасившиеся багрянцем лужи.

– Пощади, прошу! – ошарашенно пятясь, заверещал истошно пятый бандюган, невысокого роста коренастый малый лет двадцати пяти на вид. Поскользнувшись и шлёпнувшись пятой точкой в грязевую жижицу, непутёвый разбойник испуганно вскочил, обежал потрясённым взором бездвижные тела своих, ещё с минуту назад весело голосящих собратьев по головотяпству, после чего развернулся да припустил к одной из покорно ожидающих недалече лохматых низкорослых лошадок. С ходу вскочив в седло, лиходей мигом пришпорил свою кобылку да стремглав помчался прочь, куда глаза глядят. По странному совпадению, очи его глазели туда же, куда и направлялись Ратибор с Емельяном, то есть вперёд, в сторону Змейграда.

«Добрые дела без сострадания и прощения не творятся, медвежонок… Но тебе ведь эти словеса не шибко‑то по нраву в последнее время, не так ли» ? – у Ратибора, приготовившегося метнуть нож в спину поспешно улепётывавшего мерзавца, неожиданно всплыли в голове слова Благаны, сказанные ему старой целительницей при недавнем его визите в Зябкино, когда он приезжал к ней залатать скверную рану на плече. Немым упрёком раскололись они у рыжебородого витязя в мозгу, заставив сначала помедлить, а затем и вовсе присесть на корточки, вытирая булатное лезвие об одежду одного из зарубленных громил.

– И почему моя чуйка клекочет так отчаянно в груди, что я ещё пожалею о том, что распустил нюни да позволил ухилять прочь этому трусливому недоноску?.. – пробормотал себе хмуро под нос Ратибор. Могучий воин неторопливо убрал свой здоровенный тесак в ножны на поясе, выудил из черепушек поверженных неприятелей одноручные топорики и так же размеренно обтёр их об рубахи убитых. Поднявшись, молодой богатырь бросил угрюмый взор на лежащего недалече, заворочавшегося купца. При ближайшем рассмотрении он показался Ратибору смутно знакомым, хоть и извалялся в грязи с ног до макушки. – Ты как, мил человече? Живой?

– Вроде… Кажись, даже не сломали ничего… Окромя носа. Здравствуй, Ратибор! Благодарю от души! Похоже, ты спас мне жизнь… – просипел в ответ уже как‑то слышимый ранее рыжеволосым исполином голос. – Вовремя ты! Сам Перун, наверно, направил тебя в помощь глупому, самонадеянному юнцу, решившему взять с собой в столь дальний путь лишь одного возничего, сэкономив на охране…

Ратибор удивлённо вскинул брови и, снова присев, на этот раз перед чумазым незнакомцем, поднял его голову за подбородок к себе. Капли дождя забарабанили по избитому, лишённому растительности лицу, смывая с него кровь и грязь.

– Чёботом Сварога мне по маковке, бывает же!.. – присвистнул озадаченно молодой гигант, обернувшись к только что воротившемуся на дорогу княжьему племяшу, использовавшему вынужденную остановку с пользой, то есть попросту сиганув в ближайшие кустики по большой потребности людской. – Емелька, ты закончил матушку‑природу удобрять? Прекрасно! Тащи тогда своё тряпьё сюда, хорошему человеку надобно переодеться… Да не жмотись, конопатик надутый, не жмотись! У тебя же только носовых платков сундука на два припасено в куле походном! Шаровары неси в первую очередь, рубаху да плащ запасной!