Оно - Стивен Кинг

Она пробиралась сквозь густую растительность, огибая участки, заросшие ядовитым плющом, который выделялся красноватыми, жирно блестящими листьями, вдыхая дымную вонь свалки, слыша крики чаек. Слева, сквозь разрывы в листве, она видела Олд-Лайм-стрит.

Остальные смотрят на нее в ожидании. Она заглядывает в пачку сигарет, обнаруживает пустоту. Ричи молча выдает ей свою.

Она закуривает, оглядывает их и говорит:

— Направляясь к свалке со стороны Канзас-стрит…

…ты словно попадаешь в некое подобие пояса астероидов. Пояса мусороидов. Поначалу не видишь ничего, кроме кустов, растущих из болотистой земли, а потом на глаза попадался первый мусороид: ржавая банка из-под соуса для спагетти «Принс» или бутылка из-под газировки, облепленная жучками, которые сползлись на сладкие остатки какой-нибудь крем-соды или напитка из травяных экстрактов. Потом внимание привлекает кусочек фольги, застрявший в листве, сверкающий в солнечных лучах. Можно увидеть кроватную пружину (а то и шлепнуться на землю, зазевавшись и зацепившись за нее) или кость, которую притащила какая-то собака, обглодала и бросила.

«В самой свалке ничего плохого нет, — думала Беверли, — пожалуй, это даже интересное место». Но что не нравилось, и даже пугало, так это ее расползание. Благодаря вот этому поясу мусороидов.

Она подходила все ближе; деревья прибавляли в высоте, главным образом хвойные, кусты редели. Птицы кричали пронзительными, сварливыми голосами, воздух пропитывал запах гари.

Справа от нее к стволу сосны привалили под углом ржавый холодильник «Амана». Беверли взглянула на него и вспомнила сотрудника полиции штата, который приходил к ним в школу, когда она училась в третьем классе. Среди прочего он рассказал им, чем опасны выброшенные холодильники: ребенок мог забраться в него, играя, скажем, в прятки, и задохнуться внутри. Хотя у кого могло возникнуть желание забраться в паршивый, старый…

Она услышала крик так близко, что подпрыгнула от неожиданности, а за криком последовал смех. Беверли улыбнулась. Так вот они где. Ушли из клубного дома, провонявшего дымом, и перебрались сюда. Может, били бутылки камнями, может, отыскивали что-нибудь полезное.

Она прибавила шагу, ссадина на ноге забылась, ей не терпелось увидеть их… увидеть его, с рыжими, как и у нее, волосами, увидеть, улыбнется ли он ей, в свойственной ему манере, одним уголком губ. Она знала, что слишком юна, чтобы полюбить парня, что может только «влюбляться», но все равно любила Билла. И шла быстрее, ролики тяжелым грузом покачивались на плече, а резинка «Яблочка» мягко похлопывала по левой ягодице.

И она подошла к ним чуть ли не вплотную, когда до нее дошло, что компания собралась там не ее — Бауэрса.

Она уже вышла из кустов, и примерно в семидесяти ярдах находился самый крутой склон свалки, лавина мусора, лежащая на склоне гравийного карьера. Бульдозер Мэнди Фацио виднелся слева. А перед ней лежали выброшенные автомобили. В конце каждого месяца их сплющивали прессом и отвозили в Портленд, но сейчас на свалке их находилась дюжина, а то и больше, некоторые стояли на ступицах, другие перевернули на борт, один или два лежали на крыше, словно подохшие собаки. Их сваливали в два ряда, и она шла по проходу между ними, будто бандитка из будущего, размышляя о том, а не разбить ли ей какое-нибудь лобовое стекло из «Яблочка». Один карман ее синих шортов вспучивался от маленьких металлических шариков, которыми она и собиралась попрактиковаться.

Голоса и смех доносились из-за брошенных автомобилей, по ее левую руку, с границы свалки. Беверли обошла последний, «студебекер» без капота и двигательного отсека. Приветственный крик замер на ее губах. Рука, вскинутая в приветствии, не просто упала вниз — казалось, отсохла.

Беверли сконфузилась, мелькнула мысль: «Господи, почему они все голые?»

Затем пришло осознание, кто они, а с ним и испуг. Она замерла перед оставшейся половиной «студебекера», ее тень прилипла к задникам ее кроссовок. Мгновение она была у них на виду: если бы кто-то из четверых, сидевших на корточках кружком, поднял голову, то обязательно увидел бы ее, девочку ростом чуть выше среднего, с парой роликов на одном плече, длинными, стройными ногами с одним окровавленным коленом (кровь еще сочилась), отвисшей челюстью и пунцовыми щеками.

Прежде чем рвануть обратно за «студебекер», она заметила, что голые они наполовину: рубашки на них, а штаны и брюки спущены до лодыжек, словно они собрались приступить к «Делу номер два» (память пребывающей в шоке Беверли услужливо подсказала эвфемизм, к которому прибегали взрослые, когда она еще только училась ходить) — да только кто слышал о четырех больших парнях, которые занимались «Делом номер два» одновременно?

Спрятавшись за автомобилем, она подумала о том, чтобы смыться, и смыться как можно быстрее. Сердце гулко билось, мышцы напитались адреналином. Она огляделась, обратив внимание на то, что упустила, когда шла сюда, когда думала, что голоса принадлежат ее друзьям. Ряд автомобилей, разделявший ее и парней, был очень уж разреженный. Они не стояли дверца к дверце, как за неделю или меньше до того дня, когда приезжал пресс, чтобы превратить их в блоки искореженного металла. Пока она шла сюда, мальчишки несколько раз могли заметить ее, и на обратном пути она могла попасться кому-нибудь на глаза.

К тому же ее разбирало бесстыдное любопытство: чем в конце концов они занимались.

Очень осторожно она выглянула из-за «студебекера».

Генри и Виктор Крисс стояли более или менее лицом к ней. Патрик Хокстеттер расположился слева от Генри. Рыгало Хаггинса она видела со спины. Отметила, что у него очень большой, очень волосатый зад, и полуистерический смех внезапно запузырился в горле, как пена над стаканом имбирного эля. Ей пришлось зажать рот руками и метнуться обратно за «студебекер», изо всех сил сдерживая смех.

«Ты должна выметаться отсюда, Беверли. Если они поймают тебя…»

Все еще прижимая руки ко рту, она посмотрела в ту сторону, откуда пришла. Ширина прохода между автомобилями не превышала десяти футов, на земле валялись банки, поблескивали куски плексигласа, росли сорняки. Издай она хоть звук, они бы ее услышали… особенно, если б отвлеклись от своего занятия. Когда она подумала, сколь небрежно шла по свалке, у нее заледенела кровь. Опять же…

Что они могли делать?

Она снова выглянула, на этот раз увидев куда как больше. Неподалеку грудой лежали книги — школьные учебники и рабочие тетради. Мальчишки пришли сюда прямо с летних занятий, которые большинство детей называли «Школой для тупиц» или «Как-бы-школой». А поскольку Виктор и Генри находились к ней лицом, она видела их штучки. То были первые штучки, которые Беверли увидела в своей жизни, если не считать картинок в книжке, которую Бренда Эрроусмит показывала ей годом раньше, и на тех картинках многого увидеть не удалось. Бев разглядела, что их штучки похожи на трубки, которые висели между ног. У Генри — маленькая и безволосая, а у Виктора — куда как больше, в пушке черных волос вокруг нее.