Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в Корбей никто ничего не знал о красной карете с заключенной. Тогда они еще раз пересекли Сену, теперь уже по старому мосту, и углубились в дебри сенарского леса, идя по следу, словно два гончих пса.
Они снова нашли след у креста Вильруа, где один лесник рассказал им, что примерно час назад он видел красную карету с конвоем. Одна лошадь расковалась, и карета вынуждена была остановиться. Лесник в шутку спросил, что за сокровище везут под такой сильной охраной?
— Да уж, сокровище, — ответил ему один из солдат. — И какое красивое сокровище! Молодая преступница! Убийца! Везем ее в Венсен…
— Что такое Венсен? — спросил Тим, после того как лесник, поклонившись, вернулся в свою сторожку.
— Старый королевский замок, тюрьма у ворот Парижа… Сестра-двойняшка Бастилии, а может, даже и похуже…
Ответил он машинально, его мысли были заняты другим, он думал, что час пути для их усталых лошадей — это слишком много, они смогут догнать карету лишь у стен Венсенского замка, и вряд ли их атака окажется успешной…
— Послушай, — сказал Тим, — я ничего не знаю об этой стране и не имею понятия, как тут относятся к королю и королеве, но, если я правильно понял, выходит, что ты спас Марию-Антуанетту и ее детей?
— Да, примерно, так…
— И что же, в благодарность она казнит твою жену только за то, что Жюдит наговорила ей кучу неприятностей и поднесла свечу к носу корабля?
— Да, но с намерением взорвать корабль, ведь она не знала, что мина обезврежена. В таких случаях учитывается только намерение. Жюдит хотела убить королеву; И кроме того. Ее Величество не знает, что это моя жена.
— Хорошо, тогда просто-напросто нужно пойти к ней и все рассказать. Ведь твоя жена считает, что ты погиб по вине королевы, если ей не покажется это достаточным объяснением, то на своей службе королю ты напрасно теряешь время, силы и здоровье. Ну что? Поехали в Фонтенбло?
У Тима все получалось просто и ясно, конечно, нужно обратиться к королеве, ведь она, основное заинтересованное лицо, может простить и освободить Жюдит.
— Сегодня это не удастся, — сказал задумчиво Турнемин. — Она будет в Фонтенбло лишь завтра вечером. Но пока мы найдем того, кто поможет заставить ее выслушать меня.
Ему не хотелось обращаться к королеве, мысль, что он требует плату за оказанную услугу, была Жилю ненавистна. Тем более что в глазах королевы его поступок был обычным выполнением служебного долга. Но для спасения Жюдит он мог пожертвовать всем, пойти даже на преступление, даже на шантаж… В первую очередь необходимо разыскать Акселя де Ферсена. Если бы не приступ слепого гнева и боли, толкнувший Жиля на бесплодное преследование кареты, увозившей Жюдит, он давно бы уже догадался это сделать.
Но в тот момент Жиль не мог рассуждать хладнокровно.
Молодой швед в свиту королевы не входил, он сам показал Турнемину свой дом на берегу Сены.
Возможно, все путешествие королевы: и слишком медленное движение, и гондола прошлого века, и неожиданное появление Ферсена — было задумано для того, чтобы влюбленные могли провести одну ночь в домике на берегу реки… Эта ночь состоялась, и теперь романтичный швед, насколько знал его Жиль, скорей, вернулся в свой уединенный дом, чем присоединился к празднествам, ожидавшим королеву в Мелене.
Тим и Жиль поскакали в Корбей.
Наступила ночь, когда они достигли Сен-Жермена и… разделились. Тим остановился в харчевне Дюпона, а Жиль в одиночку отправился по следу волочения корабля. То, во что он хотел посвятить Ферсена, не терпело ничьего присутствия, а добряк Тим Токер, так плохо говоривший по-французски, но так хорошо понимавший этот язык, был не только метким охотником, но и представителем американского правительства…
Жиль без труда нашел дом, хотя ночь была очень темной и луна еще не поднялась. Одноэтажный, с высокой крышей и большими загороженными ставнями окнами, он стоял на обрыве.
На первый взгляд, дом казался пустым, но, приглядевшись, Жиль заметил слабый свет, пробивавшийся сквозь щель в ставне. В доме кто-то был.
Оставалось узнать, был ли этот «кто-то» Акселем де Ферсеном.
По вековому плющу, обвивавшему высокую ограду. Жиль перебрался в сад. Спрыгнув на землю, он замер, прислушиваясь, но ничего не услышал, лишь на дереве приглушенно, неприятно кричал козодой.
Жиль быстро подошел к дому и заглянул в щелку ставня: швед был дома. Он сидел за небольшим бюро и при свете трех свечей, поставленных в серебряный подсвечник, писал. Его лицо, обычно бледное и бесстрастное, пылало нежностью и любовью, перо быстро скользило по бумаге, грудь вздымалась. Жиль постучал кулаком по ставню, Ферсен вздрогнул и повернулся к окну.
Жиль снова постучал.
— Открой! — крикнул он, стараясь, чтобы Ферсен узнал его голос. — Это я. Жиль!
Швед вскочил, бросился к окну и, если бы Турнемин вовремя не отодвинулся, порывистый швед обязательно стукнул бы его ставнем по голове.
Свет из комнаты осветил лицо незваного гостя.
— Извини, — сказал Жиль, — но ты сказал сегодня, что это твой дом. Мне надо поговорить с тобой, и я осмелился постучать тебе в окошко.
— Прекрасно, но почему не в дверь?
— Я не был уверен, что не ошибся, а спрашивать про графа де Ферсена у первого встречного не хотелось. Мне можно войти?
— Прошу.
Турнемин перепрыгнул через подоконник и очутился в небольшом салоне, оформленном в индейском стиле в белых и голубых тонах. Обивка мебели и занавеси были выполнены из одинаковой светлой ткани, большой букет осенних роз ронял лепестки на инкрустированную крышку небольшого клавесина, на котором лежал голубой шарф. В соседней комнате находилась библиотека, полная книг в голубых переплетах; дверь туда была приоткрыта, но Ферсен, закрыв ставни и окна, поспешил захлопнуть и дверь в библиотеку. Своим убранством, пусть слегка холостяцким, дом не походил на жилище шведского полковника, если, конечно, он не предназначался для свиданий с женщиной…
Вернувшись к своему бюро, Ферсен намеренно небрежным жестом сложил письмо и спрятал его в маленький бювар. Только после этого он повернулся к Жилю, безмолвно наблюдавшему за ним.
— Где ты был в полдень? — спросил он Жиля. — Я искал тебя повсюду. Там было столько народа, даже представить трудно!
— Я опоздал, прискакал, когда праздник уже закончился: гондола уплывала.
— Тогда ты ничего не видел! Мой дорогой, наша западня прекрасно сработала! Вообрази, кому было поручено поджечь фитиль? Женщине! Восхитительная, впрочем, женщина! Да что я говорю! Молодая девушка! И она не только не пряталась, а