Где апельсины зреют - Николай Лейкин

— Ни изъ одного города не уѣзжаю съ такимъ удовольствіемъ, какъ изъ этого, проговорилъ онъ.

— Есть чѣмъ хвалиться! Молчали-бы лучше. Вѣдь это-же сѣрое невѣжество и ничего больше, отвѣчала Глафира Семеновна. — Люди со всѣхъ сторонъ сюда на отдыхъ собираются, благодарятъ Бога, что попали въ этотъ благословенный край, а вы радуетесь, что уѣзжаете!

— Да какъ-же не радоваться-то, ежели ни пито ни ѣдено, столько денегъ здѣсь посѣяли!.. А оставайся больше — еще-бы посѣяли.

— Рѣшительно ничего не извѣстно. Бывали случаи, что люди до послѣдняго рубля проигрывались, потомъ ставили этотъ рубль, счастье къ нимъ обертывалось и они уйму денегъ выигрывали. Сколько разъ я читала объ этомъ въ романахъ.

— Да вѣдь романы-то враки.

— Ахъ, Боже мой! Да самимъ-то вамъ развѣ не случалось наблюдать, что во время проигрыша счастье вдругъ обернется?

— Случалось-то случалось, что говорить!

— Ну, а въ Монте-Карло вы всего только одинъ вечеръ и играли. Развѣ можно судить о своемъ счастьи по одному вечеру?

— Такъ-то оно такъ… Это дѣйствительно… Это грѣхъ говорить… Ну, да ужъ уѣзжаемъ, такъ и слава Богу.

— Ничего не значитъ, что уѣзжаемъ. Поѣдемъ мимо Монте-Карло, можно и остановиться въ немъ. Наши билеты поѣздные на двѣ недѣли дѣйствительны. Уговорите только моего баши-бузука остановиться, кивнула Глафира Семеновна на мужа.

— Глаша! Не соблазняй, крикнулъ тотъ.

Поѣздъ бѣжалъ по самому берегу моря, то исчезая въ тунеляхъ, то вновь выскакивая изъ нихъ. Виды по дорогѣ попадались восхитительные, самые разнообразные: справа морская синева, смыкающаяся съ синевой неба, слѣва скалистыя горы и ютящіяся богатыя виллы на скалахъ, утопающія въ роскошной зелени.

— Фу, сколько тунелей! говорилъ Николай Ивановичъ. — Полъ-часа ѣдемъ, а уже семь тунелей проѣхали.

— А гдѣ мы, милая барынька, позавтракаемъ? спрашивалъ Кануринъ Глафиру Семеновну: — Гдѣ адмиральскій часъ справимъ? У меня ужъ въ утробѣ на контрабасѣ заиграло.

— Да въ Монте-Карло. Чего еще лучше?

— А развѣ тамъ поѣздъ такъ долго стоитъ?

— Да зачѣмъ намъ знать, сколько поѣздъ стоитъ? Вы слышали, что билеты дѣйствительны на четырнадцать дней. Выйдемъ изъ поѣзда съ нашими сакъ-вояжами, позавтракаемъ, а въ слѣдующій-поѣздъ опять сядемъ. Здѣсь поѣзда чуть-ли не каждый часъ ходятъ.

— Глаша! не соблазняй! крикнулъ Николай Ивановичъ. — Знаю я къ чему ты подъѣзжаешь!

— Да ровно ни къ чему. Надо позавтракать гдѣ нибудь, а съ этими билетами такъ свободно можно это сдѣлать. Зачѣмъ-же голодомъ себя морить? Вышелъ въ Монте-Карло…

— Отчего-же непремѣнно въ Монте-Карло? Мало-ли другихъ станцій есть!

— Другія станціи маленькія и неизвѣстно есть-ли на нихъ буфеты, а ужъ про Монте-Карло-то мы знаемъ, что тамъ и великолѣпные рестораны и роскошные кафе… Выпьете тамъ коньяку, позаправитесь хорошенько.

— Нѣтъ, нѣтъ. Лучше на какой-нибудь другой станціи остановимся. Что намъ роскошный ресторанъ! Колбаса да булка найдется — съ насъ и довольно. Только отъ чего мы съ собой въ запасъ не взяли колбасы? Ни колбасы, ни вина… Всегда съ собой возили, а тутъ вдругъ ѣдемъ безъ всего.

— Да вѣдь ты-же отъѣздъ въ одно утро скрутилъ. "Ѣдемъ, ѣдемъ"… Вотъ и ѣдемъ, какъ на пожаръ. Монте-Карло-то городъ, въ Монте-Карло-то ежели остановиться, то мы и закусками и виномъ могли-бы запастись. Остановимся въ Монте-Карло.

Николай Ивановичъ вспылилъ.

— Да что ты съ ума сошла, что-ли! Отъ этого игорнаго вертепа мы только уѣзжаемъ скорѣй, куда глаза глядятъ, а ты въ немъ-же хочешь остановиться! воскликнулъ онъ.

— Игорный вертепъ… Мы не для игорнаго вертепа остановимся, а для ресторана.

— Знаемъ, знаемъ. А отъ ресторана десять шаговъ до вертепа, сказалъ Конуринъ.

— Ахъ, Боже мой! Да что вы, младенцы, что-ли, что не будете въ состояніи отъ игры себя удержать.

— Эхъ, барынька, человѣкъ слабъ и сердце у него не камень.

— Тогда я васъ удержу…

— Ты? Ха-ха-ха! — захохоталъ Николай Ивановичъ. — Да ты самый заядлый игрокъ-то и есть.

Поѣздъ убавлялъ ходъ и приближался съ станціи.

— Monte-Carlo! — кричали кондукторы, успѣвшіе уже на ходу соскочить на платформу.

— Вотъ Монте-Карло! Вытаскивайте, господа, скорѣй сакъ-вояжи и подушки, ежели хотите настоящимъ манеромъ позавтракать, — засуетилась Глафира Семеновна, схватила сакъ-вояжъ и выскочила на платформу.

— Глаша! Глаша! Лучше подальше… Лучше наслѣдующей станціи… — говорилъ женѣ Николай Ивановичъ, но она снова вскочила въ вагонъ и вытащила оттуда на платформу дорожный баулъ и подушку…

Сталъ за ней вылѣзать на платформу и Конуринъ съ своей громадной подушкой.

— Иванъ Кондратьичъ! Ты-то чего лѣзешь! Вѣдь это Монте-Карло! старался пояснить ему Николай Ивановичъ.

— Ничего. Богъ не выдастъ — свинья не съѣстъ. Ужасъ, какъ ѣсть хочется. Вѣдь вчера, до глубокой ночи проигравши въ рулетку, такъ мы нигдѣ и не ужинали, такъ ужъ сегодня-то хоть позавтракать надо основательно, — отвѣчалъ Конуринъ.

— Я не выйду здѣсь… Вы какъ хотите, а я не выйду. Я дальше поѣду… Я не желаю…

— Да полно, Николай Ивановичъ, капризничать! Тебя въ ресторанъ поведутъ, а не въ рулетку играть. Выходи скорѣй сюда.

— Но вѣдь это-же свинство, Глаша, такъ поступать. Вы оставайтесь, а я уѣду.

— Ну, и уѣзжай безъ билета. Вѣдь билеты-то у меня.

— Глаша! Да побойся ты Бога…

— Выходи, выходи скорѣй изъ вагона. Поѣздъ трогается.

— Это чортъ знаетъ что такое! воскликнулъ Николай Ивановичъ, выбросилъ на платформу еще небольшой сакъ-вояжъ и плэдъ и выскочилъ самъ изъ вагона.

Поѣздъ медленно сталъ отходить отъ станціи.

XXXI

Ручной багажъ сданъ на станціи на храненіе. Николай Ивановичъ ворчитъ, Глафира Семеновна торжествуетъ, Конуринъ тяжело вздыхаетъ и дѣлаетъ догадки, что его жена теперь въ Петербургѣ дѣлаетъ, — и вотъ они подходятъ наконецъ къ подъемной машинѣ, втаскивающей посѣтителей Монте-Карло, на скалу, къ самому игорному дворцу — вертепу.

— И вѣдь на какую высоту подняться-то надо, чтобъ свои денежки въ этой самой рулеткѣ оставить, за поднятіе на машинѣ заплатить, а вотъ лѣзутъ-же люди и еще какъ лѣзутъ-то! говорилъ Конуринъ.

— Можно и пѣшкомъ идти, половина пріѣхавшей публики кругомъ пѣшкомъ пошла, но только трудно въ гору подниматься, отвѣчала Глафира Семеновна.

— Пѣшкомъ-то можетъ быть лучше, счастливѣе. На манеръ какъ-бы по обѣщанію на богомолье. Не пройтись-ли и намъ пѣшкомъ?

Но они уже стояли въ подъемномъ вагонѣ и машина медленно поднимала ихъ.

— Надѣюсь, однако, Конуринъ, что мы только позавтракать поднимаемся, замѣтилъ Николай Ивановичъ.

— Позавтракать, позавтракать, отвѣчалъ Конуринъ.

— Но ты ужъ въ родѣ того, какъ будто подговариваешься, чтобъ играть.

— Ни-ни… Что ты! Полторы-то тысячи проигравши? У насъ деньги не бѣшенныя, а наживныя.

— Да что вы все полторы, да полторы! Вовсе даже и не полторы, а всего тысячу четыреста, и наконецъ вѣдь не рублей, а четвертаковъ, французскихъ четвертаковъ, проговорила Глафира Семеновна.

— А это мало развѣ, мало? подхватилъ Николай Ивановичъ. — На эти, деньги мы цѣлое путешествіе сдѣлали отъ Петербурга до Парижа, а тутъ вдругъ въ одномъ паршивомъ Монте-Карло столько-же…

— Врешь. Въ Монте-Карло и въ Ниццѣ, все вмѣстѣ, и на троихъ мы только тысячу четыреста четвертаковъ проиграли, не рублей, а четвертаковъ.

— А вѣдь за четвертакъ-то мы по сорока копѣекъ платили.

— Да что объ этомъ говорить! Если такъ сквалыжничать и расчитывать, Николай Иванычъ, то не надо было и заграницу ѣздить. Сюда мы пріѣхали не наживать, а проживать. Тогда поѣхать-бы уже въ какой-нибудь Тихвинъ… Да вѣдь изъ Тихвинѣ тоже за все подай.

Подъемная машина остановилась и вагонъ распахнулъ двери въ благоухающій садъ. Пахло кипарисами, пригрѣтыми весеннимъ солнцемъ, шпалерой шли цвѣтущія бѣлыми и красными цвѣтками камеліи, блестѣлъ лимонъ въ темнозеленой листвѣ. Ивановы и Конуринъ шли по аллеѣ сада.

— Природа-то, посмотри, какая! — восторженно говорила Глафира Семеновна мужу:- А ты упираешься, ворчишь, что мы здѣсь остановились.

— Я, Глаша, не супротивъ природы, а чтобы опять дураковъ не разыграть и деньги свои ярыгамъ не отдать. Природу я очень люблю.

— И я обожаю. Особливо ежели подъ апельсиннымъ деревцомъ, да на апельсинныхъ коркахъ водочки выпить. — откликнулся Конуримъ и прибавилъ:- А отчего мы ни разу не спросили себѣ на апельсинныхъ коркахъ настоечки? Вѣдь ужъ навѣрное здѣсь есть.

— А вотъ сейчасъ потѣшимъ васъ и спросимъ, — отвѣчала Глафира Семеновна.

Они вышли къ главному подъѣзду игорнаго вертепа. На лѣво отъ подъѣзда виднѣлся ресторанъ съ большой терассой. У подъѣзда и около ресторана толпилось и шныряло уже много публики, на терассѣ также сидѣли и завтракали.