Кредит на милосердие - Андрей Фролов

Программа для ведения переговоров позволяла играть интонациями трансформированных голосов, и Фуцанлун вдруг услышал в вопросе старшего дракона флейты раздражение.

– Это так, уважаемый Шэнлун. – Темно-бронзовая голова склонилась в почтительном поклоне. – Но это первый внятный след, и мы собираемся идти по нему до конца. Я лично подтолкну господина, вы можете быть уверены.

Ярко-красный дракон, принадлежавший старшему из собеседников, неспешно изогнулся, меняя позу. Было ли это демонстрацией несогласия или программа так отреагировала на эмоцию оператора, Фуцанлун не знал. Он терпеливо ожидал ответа, и тот наконец последовал.

– По здравому размышлению, товарищ, ты принес добрые вести. Командование торопит с реализацией проекта, этим и вызвано мое нетерпение… Благородный муж, оказавшись в безвыходном положении, проявляет стойкость, а маленький человек становится безрассудным. Прошу не держать зла. – Агатовые глаза Шэнлуна засветились. – Если обнаруженный твоим хозяином след хотя бы наполовину правдив, мы близки к цели, как никогда со времен Перерождения.

– Спасибо, товарищ, – снова поклонился бронзовый змей. – Еще у меня есть просьба.

– Я слушаю.

– Мой хозяин будет действовать активнее, если в его землях продолжатся события, подрывающие созданный авторитет. Если командование сумеет воздействовать на этого человека, усилив давление, он не бросит поисков.

– Я услышал тебя, Фуцанлун, и постараюсь принять все необходимые меры. Мы попробуем усугубить ситуацию, чтобы твой хозяин начал более активные поиски.

– Спасибо…

– Если это всё, то мне пора.

– Я был рад нашей беседе.

– Не забывай, кто ты, Фуцанлун. Не забывай о долге и осторожности. Будь змеей, будь белкой, если того потребует ситуация, стань тенью и растворись в порывах ветра. Помни, что, утром познав истину, вечером можно умереть.

– Я буду осторожен, обещаю.

CREDITUM XIX

Мир всегда был и будет поделен на черное и белое. На тех, кто сверху – пробрались, запрыгнули, пролезли или элементарно там родились. И на тех, кто снизу – родились там или невольно рухнули. К этой простой мысли Митяй пришел сам, чем немало гордился. Сыграли свою роль прочитанные книги и фильмы, которые заботливый Напильник крутил для кропоткинцев субботними вечерами в актовом зале лагеря. Не изменилось ничего и с наступлением Толчка.

Где-то в большом мире по-прежнему заправляли верхолазы, на них трудились тысячи рабов, схожий мирок они построили в Кропоткине. И это, по нехитрому разумению парня, и плохо-то не было. Раз так заведено, значит, так тому и быть. Ночные драки на ножах в душевой комнате ничем не отличаются от офисных подстав, которыми карьеристы топят конкурентов. Везде есть свои цари и свои холопы. Были, есть и будут. Хоть еще триста лет пройди.

Терзало его, вышагивающего незнакомыми лесами куда глядят глаза, совсем другое.

Размалывая неспешные мысли на крохотные составляющие, Митяй пытался понять, что делать дальше. Сорвавшись с Олимпа системы, лежавшей на грязном дне другой системы, гораздо более масштабной, он вдруг будто потерял себя во всех смыслах этого слова. Спешить было некуда, а потому раздумья выходили монументальными, основательными.

Сдаваться на предприятия не хотелось, во всяком случае, сейчас. Слишком свежа память о днях, когда у него было почти всё, что пожелает душа. На фабриках государственных, разумеется, работников и кормят, и поят, и спецодежку выдают, но условия труда каторжные, как на старинных галерах, про которые Митяй тоже читал.

В лесах этих он долго не протянет. Все познания о чаще, увы, сводились к нескольким брошюрам про несъедобные грибы да русским сказкам о говорящих зверях. Их, интернатовских выкормышей, штамповали в качестве придатков к токарным станкам, почти ничего не рассказывая о том, как там оно – за оградой. Особенно в таких чащобах.

Идти в деревни тоже нельзя. С деградацией родных сел и заимок Митяй, как и со многим другим, столкнулся всего тройку лет назад, когда укрепляли обороноспособность Кропоткина. Доступно и кроваво объясняли они любопытным деревенским, что дети здесь живут сами по себе… вот тогда-то понасмотрелся мальчишка на лесное мужичье. И поразился не по годам – не могло такого с людьми произойти за короткий период после Толчка. Чтобы человек превратился в животное, которому в жизни не нужно ничего, трех с половиной лет недостаточно. Значит, вымирание началось раньше, сильно раньше.

А уж когда после катастрофы начались волнения, грабежи, откровенный голод и кто-то решился попробовать человечины… Нельзя в деревни, нельзя. Возьмут, пожалуй, бродячего щенка на работы, дрова колоть или землю пахать. Но потом оглянуться не успеешь, как тебя к Новому году на праздничный стол. Главным блюдом.

Оставалось одно – потеряться в большом городе, куда Митяй так мечтал когда-нибудь попасть. Не при таких обстоятельствах, наверное, но раз житуха подкинула сюрприз, будем выкручиваться.

В идеале, разумеется, нужно идти до Анклава. Или вообще до Дыры на полуострове, о которой так много мифов. А вдруг там и правда двери в Рай, где всё есть и ничего не надо делать? Но до Анклава, по самым скромным подсчетам Митяя, несколько тысяч километров – не дойти, сгинет запросто. Он и так за минувшую неделю чуть не утоп в болоте, едва не наткнулся на волчью стаю и только в самый последний момент обошел «грязную» рощу.

Выходит, остается только Новосибирск. Город крупный, затеряться в нем будет несложно. Выгорит, если найдет бездомных, вольется в клан. Про их беззаботные шайки еще в старом интернате баек ходило предостаточно. Воровать Митяй умел и не боялся, мог и грабить, ну а подаренный «дыродел» поможет ему получить в уличной своре уютное и не самое холодное местечко…

Однако, когда дело дошло до выбора маршрута, паренек упал духом.

Примерно вычислить, где восток или юг, он, в общем-то, мог. Мог даже следить за длиной шага, чтобы не закручивало против часовой стрелки. Но стоило тучам скрыть тусклое небо, как ориентация рушилась, заставляя бродить почти кругами.

Именно поэтому Митяй так обрадовался деревне, замеченной на соседнем холме. Крохотная, домов на двадцать, но всё же деревня! Хоть и брошенная, хоть и разворованная давным-давно, но чем-то она его порадует точно. Наверняка найдется схрон или замаскированный подпол с едой, а может быть, удастся разбогатеть картой или еще чем, способным указать направление.

Было где-то к полудню, точнее определить Митяй не умел. Разглядывая свою прозрачную тень, крысой вьющуюся у ног, мальчишка неспешно шел к деревне, внимательно прислушиваясь и оглядываясь. «Дыродел», готовый к стрельбе, был засунут под ремень штанов – только выхвати. Ему очень хотелось есть, хоть бросайся к ближайшим развалинам, начиная выискивать тайники. Но мальчишка не спешил. Может быть, он и не самым лучшим образом ориентируется в лесных лабиринтах, но в выживании разбирается достаточно хорошо.

Разглядывая пустые оконные проемы, слепо провожающие его взглядами, Митяй вошел в деревню, прочитав покосившуюся черно-белую вывеску, гласящую: «Олино». В вывеске, ровнехонько в центрах букв «о», красовались дыры от ружейных выстрелов. Таких поселений-призраков в округе существовало много, буквально сотни. Часть их была покинута сразу после Толчка, когда охватившая мир паника бросила к городам тысячи провинциалов. Часть была заброшена давно, еще лет сорок назад.

Осмотрев ближайший перекресток, Митяй убедился, что деревушка пуста, и решил заглянуть в первый дом. Под ногами хрустели камешки, куски кирпичей, осколки и сухая трава, которая этим летом снова вернется в Олино, медленно утягивая избы под землю.

Осмотр комнат ничего не дал – хозяева дома, мародеры и такие же, как он сам, бродяги давно вынесли из комнат всё нужное, полезное, способное хоть как-то пригодиться в быту или походе. А вот подпол, к приятному удивлению мальчишки, был спрятан. Да хорошо, надежно, так и не обнаруженный до сих пор. Невольно стараясь шуметь поменьше и не грохотать сваленными в углу досками, Митяй расчистил кусок пола, разглядывая люк. Подобрал железный штырь, начал возиться с запором. Крышка поддалась неохотно, но довольно быстро.

В лицо дохнуло сыростью и нестерпимой вонью. Несмотря на это, Митяй долго ждал мышиного писка, доказавшего, что воздух в подполе чист. Сходил на двор. Не сразу, но отыскал и втащил в разграбленную избу более-менее надежную лестницу. Остаться в подвале, даже наполненном едой, навсегда не входило в его планы, а потому он устроил конструкции основательный краш-тест, попрыгав на всех ступеньках. Убедившись, что лестница выдержит, парень наскоро собрал из старого тряпья простенький факел, запалил от спички и спустился вниз.

Надежды оправдались не полностью. Главным богатством погреба когда-то была картошка, теперь окончательно сгнившая, да несколько банок солений, наполненных настолько мутной жидкостью, что их качество не вызывало сомнений. Однако и совсем отворачиваться удача от Митяя не спешила. Едва сдержав радостный возглас, он обнаружил несколько брикетов искусственной консервированной рыбы и стеклянную бутыль вина, запаянную сургучом или чем-то подобным. Наспех сгрузив добычу в мешок, он еще раз осмотрелся и спешно покинул подвал, в котором было почти невозможно дышать.