Кредит на милосердие - Андрей Фролов

– Можно теперь чуть погромче, переходим к кульминации. – Гринивецкий почувствовал, как зачесались у него ладони. Легко кашлянув, чтобы сбить волнение, он распорядился: – Вторая камера, малый наезд.

– Да, Сибирь больше не будет сырьевым придатком столицы и центральных регионов страны, кое-кому пора с этим смириться. – В глазах Гилярова горели огоньки, выдававшие, сколь сильно глава Республики верит в собственную речь. – Мы больше не готовы, словно во времена крепостного права, отсылать питерским боярам-верхолазам свои налоги, взамен не получая ничего. Мы хотим сами строить свои дороги, школы и университеты, детские сады и жилье, хотим сами устанавливать планки заработных плат и пособий, не дожидаясь подачек. Сибирь достойна лучшей доли, и сегодня, впервые за всё время своего могучего существования, она получит ее! И если завтра новая Республика проголосует за возвращение в состав Российской Федерации, то мы сделаем это только на правах равновеликого и уважаемого союзного государства.

Любимая часть Терпения. Мелькание кинжала, спрятанного в роскошной парче. Блеск рысьих глаз в полумраке наступающей ночи. Всё более и более смелые намеки на то, что они готовы дать сдачи. Любому и очень больно.

Почти пятьдесят тысяч бойцов свежеиспеченной оборонительной армии. В их числе пластуны из Боевой Армии Республики Сибирь. Готовые на всё, они будут до конца защищать свой мужающий суверенитет. А еще более двух тысяч танков и бронетранспортеров, боевая авиация, вертолетные полки, сибирские гвардейские части специального назначения, перешедшие на сторону Республики без лишних уговоров. Да и про ракетные войска забывать не стоит – не все пусковые шахты завалило в день Инцидента, далеко не все…

Иногда Гринивецкий ощущал себя геймером, играющим в новую и предельно реалистичную стратегию в реальном времени. Опасное сравнение, машинист это знал. Опасное, потому что рано или поздно можно потерять связь с реальностью, и тогда… Терпение заставил себя отвлечься от досужих философствований, сосредоточившись на записи. Взглянул на Президента, нарочито подтянутого, отлично загримированного, блестяще справляющегося с усталостью.

– Это моя твердая позиция, на ней я стоял и стоять буду! – Гиляров доверительно подался вперед, нависая над изящной трибуной. – Она хорошо знакома как сибирякам, так и тем, кто наблюдает за нашим регионом со стороны. Но также я хочу напомнить, что безропотно подчиняться насилию, если таковое последует, мы не намерены. – Президент как будто бы невольно сжал во внушительный кулак пальцы левой руки, еще сильнее наклонился к камере, демонстрируя экспрессию. – А потому мои слова – предупреждение всем, кто захочет воспользоваться последствиями хаоса и присвоить хотя бы часть наших богатств. В таком случае наш ответ будет жестким, решительным и быстрым. Мы сумеем постоять за себя, потому что мы – из Сибири!

Последние слова Ростислав подтвердил легким, едва заметным пристукиванием кулака по трибуне. Терпение улыбнулся. Он точно знал, что аналитики из Питера не обойдут вниманием и этот жест. Там должны увидеть, что Гиляров силен, но эмоционален, нагружен работой и, главное, не совсем уверен в себе. А это значит, может легко отдать лихим казачкам лишний, не самый обдуманный приказ. После которого кровавую кашу придется расхлебывать не только в Новосибирске, но и куда западнее…

– Отлично, Ростислав Михайлович, – Гринивецкий закрыл в глазах экраны, через которые руководил съемкой. – Бывало и пламеннее, но и сейчас вышло достойно, мне понравилось…

Уровень отношений и доверия позволял не лукавить, чем Эдуард пользовался при любой возможности. Когда вокруг так много лизоблюдов, нужно при любой оказии демонстрировать, как сильно ты на них не похож.

– Считаешь?

Ростислав, отцепив резервный микрофон с пиджачного лацкана, выбрался из-за хромированной трибуны. Сошел с подиума. Гилярова тут же окружили ассистенты, стирающие грим или держащие наготове минеральную воду.

– Правда, неплохо?

– Более чем.

Взявшись за колеса, Терпение развернул коляску, плавно выкатываясь в центр съемочного павильона. Когда не было особой нужды, он предпочитал пользоваться силой рук, попусту не разряжая батарей.

– Минут через тридцать парни смонтируют, я еще раз отсмотрю – и сразу сдаем на новостные ленты. Уверен, что это обращение прекрасно подкрепит позавчерашнее совещание с министрами, проведенное в присутствии журналистов.

Ростислав Михайлович с сомнением посмотрел на своего лучшего машиниста, отыскал в его глазах убежденность, кивнул. Направился к выходу, сопровождаемый телохранителями и помощниками, но шаг при этом не ускорял, позволяя Терпению нагнать себя. Когда у человека много дел, тут уж не до формальностей, вроде «Эдик, я, пожалуй, откланяюсь, иди-ка за мной, дружок».

Вообще Гринивецкий относился к своему шефу и новой звезде сибирского политического олимпа двояко. Впрочем, он ко всему относился двояко, но эта черта присуща многим карьеристам.

С одной стороны, Гиляров был его царем и богом, давая работу, деньги, карьерные перспективы. Позволяя удовлетворять тщеславие, допустив в один из самых крупных, масштабных и амбициозных проектов за всю новейшую историю России. Кроме этого, Эдуард уважал Президента за его крепколобость, пробивной характер, умение держать удар и не опускать рук даже в самой патовой ситуации. Уважал за умение взвесить массу факторов, заглянуть наперед, сделать шаг в неизвестность. Пусть даже такой рискованный, как шаг в программу «Средний фон»…

С другой стороны, втайне Гринивецкий над своим боссом посмеивался, причем с долей жалости. Потому что человек, взваливший на плечи такую ношу, но не умеющий делиться ею с помощниками, обречен на скорое затухание, как о нем ни переживай. Стать у руля нового государства и до сих пор решать проблемы с реконструкцией жилого фонда или прокладкой свежей железнодорожной ветки – это, с точки зрения Терпения, было неприемлемо для птицы такого полета.

Да, он соглашался, что в наши дни непросто найти толкового помощника, которому можно доверять. Понимал, что сам является таким самородком. Но когда слышал, как шеф лично доказывает кому-то из посадников, что людей в этом месяце больше выслать не сможет или трубы нужного калибра закончились, ему становилось грустно и немного смешно.

Впрочем, ненадолго. Упорство и отвага взглянуть в глаза смерти перекрывали любые недостатки Президента. Сожжет себя раньше времени? Значит, так отведено судьбой, но до этой минуты Эдуард будет следовать за ним и помогать. Потому что лично видел, что чем больший вес набирает человек, тем опаснее и злее становятся его враги, и не сломаться под их давлением может только настоящий силач…

Это случилось три года назад, когда Гиляров вынашивал планы референдума по объединению региона и официальным выборам главы. Эдуард, до того почти семь лет отпахавший на сибирских чиновников, в команду реформаторов вошел легко. С такой же легкостью принялся набирать баллы, подбираясь к посту министра информации. Тогда-то на нового патрона и организовали покушение.

Готовящуюся атаку сумели предвосхитить. Накрыли несколько человек, живыми те не дались, но схрон в Первомайском районе выжечь не успели. Там Бугаев нашел великолепные дальнобойные винтовки, напрямую подключаемые к «балалайкам», транспортные средства, взрывчатку. И еще современные стелс-системы, которыми кроме питерского спецназа не оснащался никто. Приборы, среди военных прозванные «покровами», превращали стрелка в настоящего невидимку, не позволяя засечь ни сканером, ни тепловизором. Да что там электроника – даже в обычную оптику оснащенный «покровом» боец выглядел как размытое пятно, мимикрируя под окружающую обстановку. Если бы убийцы вышли на позиции…

Эдуард помнил, как перепугался тогда. Как вдруг осознал, что брошено на чаши весов и какую цену им, возможно, придется заплатить за ковавшийся суверенитет. А еще Терпение помнил, каким спокойным и отважным остался Гиляров. Как отнесся к покушению внимательно, но без лишнего любопытства, будто к текущему вопросу в рабочем расписании дня. И вот тогда-то машинист окончательно решил – за этим человеком хоть в огонь…

Он включил двигатель инвалидной коляски, пустив механизм вслед Гилярову. Догнал уже в коридоре, где Президент остался один, если не считать невидимых телохранителей, занимающих авангард и арьергард. Ростислав ослабил узел галстука, прикосновением пальцев к ладони что-то настроил в «балалайке».

– Прокатишься со мной до Правительства? – Гиляров перестал быть подтянутым и сильным, превратившись в усталого, хоть и очень крепкого мужичину средних лет.

– С удовольствием поделюсь новостями, – ответил Гринивецкий, – но только если на моем мобиле.