Двойная честь - Инна Сударева

– Стой, ублюдо-о-ок! – пронесся над Совиным замком ужасный вопль – так орал, разгневавшись не на шутку, князь Трифор. – В погоню! За ними! Лошадей! Ворота в подъе-ом! – это уже относилась к дружинникам.

Корт, нырнув в кусты, помчался по лесу именно так, чтоб всадникам было как можно неудобнее преследовать его: через бурелом и мелколесье. И еще – он знал наверняка – что точно так же поступил, удирая из замка, и кошак с Авророй на спине. Еле заметные следы – сбитая листва, смятые травы – говорили ему об этом.

Шип передвигался очень быстро, почти не убавив той скорости, с которой пересекал опасный пустырь за стеной. Перепрыгивал через упавшие деревья или нырял под них, иногда заскакивал на какое-нибудь бревно, чтоб уже с него перемахнуть через овраг или встречный валун.

Наконец, остановился, замер, чтоб прислушаться к пуще. В лесу он ориентировался намного лучше, чем в городах или замках. Там его уши отвлекало множество посторонних и бестолковых шумов, которые мешали основной волне звуков. В лесу было иначе…

Корт услыхал. Особый звук, который предназначался только ему, Шипу: едва слышный скрежет могучих когтей по звонкой дубовой коре.

Убийца отозвался одиночным карканьем. И тут же увидал кошака: Или спускался, медленно и осторожно, с огромного вяза, что рос, сильно кренясь на бок.

– Где лапа? – спросил Корт.

Кошак кивнул в сторону соседнего раскидистого клена и громко «мяукнул». Среди темной резной зелени мелькнуло белое лицо наследницы престола, ее огромные, испуганные, синие глаза.

– Коорт! – позвала она громким шепотом, цепляясь мертвой хваткой в ветку, на которой сидела. – Мы уже удрали?

– Да, – ответил убийца, метнул в сук рядом с девушкой шнур с крючками и через минуту оказался на той же ветке. – Ну, как дела? – спросил, выдергивая из растрепанных кос Авроры сухую еловую веточку.

– Неплохо, – ответила наследница довольно кислым тоном. – Только жаль – мальки мои в Совином замке остались. А еще причесываться заново и одежду менять надо…

– Это ничего, – сказал Корт, убирая с плеча девушки большого паука.

– А еще – ты это зачем сделал? – Аврора вдруг ударила убийцу кулаком под ребро. – Зачем мне нож к горлу?! – скривилась и разревелась, спрятав лицо в подол изорванного платья.

– Ну… а как по-другому-то? – Корт, надо сказать, растерялся, стал оправдываться, думая, что это успокоит девушку. – Все ж закончилось хорошо. Я все точно рассчитал: окно, сено, Или…

– Ужас какой! Ужас какой! Нож к горлу! Мне! Мне теперь шея болит, – совершенно не слушая слов убийцы, скулила Аврора. – Что я тебе плохого сде-ла-ла?!

Кошак, который пристроился рядом и в этот момент вылизывал одну из передних лап, оторвался от своего занятия, уколол Корта одним когтем в бедро и многозначительно фыркнул.

Убийца понял. Он давненько ни к кому не проявлял жалости и сочувствия, но теперь пришлось вспомнить, каково это – успокаивать перепуганного ребенка. Оказалось несложно. Обхватить за дрожащие плечи и прижать к себе. И терпеливо ждать, пока наплачется вволю…

* * *

– Как ты убежал? Они ж опустили ворота.

– На стену. Потом – на дерево за стеной. Я ж все рассчитал.

– Ты многих убил?

– Всех тех, кто мне мешал.

– А ищейки? Ты убил ищеек – Ремея и его братьев?

– Да.

– Их всех?

– Да.

Аврора помолчала. Ей мерещились темнокожие лица Ремея и его братьев. Она видела пафарийцев раза два или три в Синем дворце, не больше, но запомнила хорошо и навсегда. Виновата была их необычная внешность.

– Это было легко? – задала она следующий вопрос.

– Что?

– Убить Ремея и его братьев?

– Когда все идет по-моему, тогда легко, – ответил Корт и зевнул – хотелось спать.

Убийца и наследница Незыблемого престола лежали, завернувшись в плащи, на берегу маленького лесного озера, со всех сторон окруженного непроходимым темным лесом. Здесь, под кустами чубушника, они решили заночевать. Тишину наползшего вечера нарушали всплески – Или ловил рыбу на мелководье. А еще в воздухе отчетливо слышалось озабоченное гудение роящихся мошек.

– А как это – по-твоему? – не успокаивалась Аврора, лежа на боку и пялясь широко раскрытыми глазами на убийцу.

– Внезапно, – пояснил Корт. – Я нападаю внезапно. Часто – со спины…

– Это некрасиво! Не по-рыцарски! – возмутилась наследница престола.

– А я не рыцарь, – просто ответил убийца и зевнул.

– Почему же? Ты очень даже рыцарь, – тут же возразила Аврора. – Ты спас меня – это благородно. Это рыцарский поступок. Рыцарь – это тот, кто поступает благородно: защищает слабых, борется со злом.

– Тогда почему воины твоего отца называются рыцарями? Я ни разу не видел, чтоб они защищали слабых. Они рубили детей и женщин – это я видел. Они насиловали девушек – это я тоже видел. Они убивали медленно тех, кого пленяли – и это я видел. Им нравилось унижать, позорить, причинять лишнюю боль. Я это видел, – высказав так много всего, Корт помолчал, затем хмыкнул. – Таков и князь Трифор. Хоть он не западных кровей, но он таков. Тобой он захотел прикрыться, как живым щитом, в своей игре против твоего отца. И он тоже считается рыцарем…

– Он хотел, чтоб я вышла замуж за его сына, – вдруг сказала Аврора и криво усмехнулась при этом.

Корт тоже хмыкнул:

– Гилберу? Гилберу жениться? Да у него сил нет, чтоб арбалет держать. А уж чтоб совладать с такой баламуткой, как ты, лапа, – убийца еще раз хмыкнул, а потом расхохотался, и довольно громко.

Аврора была удивлена. Она вдруг отметила, что первый раз слышит, как смеется Корт. Тот же, заметив на ее лице изумление, смолк, расценив это по-своему:

– Прости. Не знал, что он тебе нравится.

– Кто?! – тут же возмутилась девушка. – Гилбер? Мне нравится Гилбер?! Да ты с ума сошел! Он мне совершенно не нравится! Даже наоборот – мне противно его видеть! Вот.

Или, вдоволь нарыбачившись, вылез на берег и растянулся на мягкой траве, между Кортом и Авророй. Он сладко зевнул, облизался, и девушка поморщилась – от кошака здорово несло рыбой.

– Ффор! – недовольным тоном сказала зверю наследница престола.

Кошак даже дернулся от неожиданности. А Корт второй раз за вечер расхохотался, причем так громко, что всполошил ночующих на соседних соснах птиц…

* * *

Утром, после умывания и более чем скромного завтрака – двух сырых яиц и двух черствых лепешек – Корт вдруг объявил:

– Мы не пойдем в Мирму, лапа. Мы вернемся в Синий замок.

У Авроры сперва голоса не стало – заявление было весьма неожиданным. Потом она выдала лишь одно слово, но в него заключила все свое возмущение: