Айвангу - Юрий Рытхеу

– Ымэм, ымэм… – бормотал Айвангу и гладил черные, как китовый ус, волосы матери.

На следующий день Айвангу позвали к следователю. Щелканов встретил его, сидя за столом с чернильницей, вырезанной из моржового бивня в мастерской Тэпкэна.

– Садитесь, – сказал следователь и показал на стул, поставленный перед столом, немного сбоку.

Айвангу схватился руками за стул и поднял тело на сиденье.

– Рассказывайте все с самого начала, – попросил следователь и обмакнул перо в чернильницу.

– Откуда – с начала? – спросил Айвангу.

– Как начались ваши отношения с… – следователь заглянул в блокнот, – с Рауленой.

Айвангу задумался… С чего все началось? Кто может назвать мгновение, которое начинает день? Утренняя заря рождается незаметно, и первый солнечный луч еще никому не посчастливилось поймать. Раулена росла здесь же, в Тэпкэне, рядом с Айвангу, и однажды парень увидел, как она застенчиво отводит от него глаза. Был торжественный день. Гремели бубны, и голоса певцов сливались в общем хоре. Пели все вместе: эскимосы Нуукэна, жители Тэпкэна и окрестных селений, съехавшиеся на песенное празднество. Раулена вместе с другими девушками танцевала традиционный женский танец. Стан ее изгибался, словно вместо костей у нее был гибкий китовый ус, глаза прикрывали густые ресницы, но сквозь их черноту Айвангу чувствовал на себе взгляд Раулены и понимал, что этот танец она посвящает ему. Когда Раулена вышла из круга, Айвангу подошел к ней и поблагодарил.

– За что? – удивилась Раулена.

– За подарок, – многозначительно ответил Айвангу.

В Тэпкэне люди женились незаметно. Вчера парень ходил холостой, а сегодня, глядишь, уже привел к себе девушку, и она разжигает очаг, скребет шкуры и готовит еду для счастливого супруга. Очень часто брали в жены девушек из соседнего эскимосского селения Нуукэн: сами ездили туда за невестами либо оставляли девушек в Тэпкэне, когда те приезжали на празднества.

Раулена была исключением из общего правила. На всем побережье от Инчоуна до Нунямо она считалась самой красивой девушкой. К тому же отца ее, Кавье, известного охотника, шамана в прошлом, а теперь большевика, судебного заседателя и отличного знатока новых законов, в Тэпкэне побаивались и уважали. Раулену нельзя было просто так увести в свою ярангу и взять в жены. Когда Айвангу предложил девушке перейти в его ярангу, Раулена заупрямилась:

– Отец сказал, чтобы я не входила к тебе женой.

– Почему? – удивился Айвангу и пошел к Кавье.

– Женитьба – это великое дело. – Кавье поднял палец на уровень носа. – Женщина приносит в дом то, чего недостает человеку, чтобы называться настоящим мужчиной. Женщина в доме – это две рабочие руки. Они сушат одежду, обшивают тебя, готовят еду, утепляют полог, не говоря уже о том, что молодая женщина украшает жизнь мужчины. Разве ты не знаешь, что по старинному обычаю, прежде чем женщина войдет в ярангу мужа, жених должен прожить у будущего тестя и показать себя достойным его дочери? Я приму тебя с радостью.

Айвангу не поверил собственным ушам. Кавье, самый передовой человек в Тэпкэне, приглашает его, комсомольца, к себе в ярангу отработать невесту! Он поделился своими сомнениями с друзьями. Мынор, женившийся раньше, был краток:

– Уведи Раулену – и конец делу.

Кэлеуги мечтательно произнес:

– За такую девушку я согласился бы сто лет работать!

Белов подивился такому странному обычаю – раньше ему ни с чем подобным сталкиваться не приходилось.

– Как комсомольцу тебе бы не следовало так поступать, – с осуждением сказал он. – Это значит поддерживать старое.

Но Айвангу перешел в ярангу Кавье. Первые дни он относился к тестю с великой почтительностью, пока не разгадал его. В своей яранге Кавье был настоящим деспотом и требовал, чтобы ему все прислуживали. После охоты он сбрасывал одежду прямо в чоттагине, не давая себе труда вытряхнуть и выбить из нее снег, и вползал в полог. Подавался обед, и Вэльвунэ придвигала к краю деревянного блюда самые лакомые куски, чтобы Кавье не утруждал себя и не тянулся за едой. В пологе Кавье обычно оставлял на себе только легкую пыжиковую накидку между ног.

– Меня все уважают именно за умение жить, – поучая Айвангу, хвастался Кавье. – Я хороший охотник. Удачливый и терпеливый. Законы белых людей познал. Им главное, чтобы ты говорил правильные слова. Если дела немного отходят от слов – это не страшно, всегда можно сослаться на свое невежество и темноту. Зато ты всегда сыт, хорошо одет и твой дом надежно оберегает тебя от холода и ветра.

В то время выбирали народного заседателя, и все решили, что лучшей кандидатуры, чем Кавье, нет: он передовой человек, у него всегда на шесте красный флаг, а в яранге портрет Ленина.

Пряжкин тоже ему доверял, и Айвангу удивился, когда его будущий тесть отказался от такого почетного предложения. Кавье заявил Пряжкину:

– Я не могу судить людей, авторитета нет. По-нашему, надо, чтобы люди чуть-чуть боялись меня. Не сильно, самую малость. Они должны видеть, что меня власть поддерживает. А я не мог получить брезент, чтобы покрыть свою ярангу. Ты знаешь, Пряжкин, зимой нет лучшей покрышки на ярангу, чем крепкий брезент. Он не мерзнет и не ломается от мороза. Я просил, чтобы брезент, которым покрывали муку, продали мне. Мука кончилась, брезент не нужен, почему бы его не продать человеку, который первым вступил в партию?

– Хорошо, я дам распоряжение, чтобы тебе продали брезент, – поморщившись, сказал Пряжкин.

– Если будет брезент, я согласен, – с важностью ответил Кавье и незаметно для Пряжкина подмигнул Айвангу: «Учись жить».

Раулена боялась отца и исполняла любое его приказание, каким бы нелепым оно ни было. Айвангу пытался вмешиваться, но Кавье сразу же одернул его:

– Ты можешь в любое время уйти из моей яранги. Если я захочу, то заявлю, что ты мне не нравишься.

Для любви оставались ночи, но и здесь Кавье был начеку и всячески мешал Айвангу и Раулене. Стоило девушке только услышать голос отца, как она менялась в лице и вбирала голову в плечи.

– Почему ты его боишься?

– Отец все может. Он способен даже убить. Однажды он чуть не задушил на моих глазах мать.

Айвангу смотрел на большие узловатые руки Кавье, на его хищное, будто высеченное из камня, лицо и тоже думал, что этот человек действительно все может…

– Кавье все может, – повторил Айвангу следователю.

Щелканов писал быстро. Почерк у него был ровный и красивый. Айвангу едва успевал следить за его пером.

– Таким образом, официальной регистрации брака у вас с Рауленой не было?

– Я даже не знаю, что это такое, – Айвангу пожал плечами.

– Вы нигде не расписывались с Рауленой? – уточнил Щелканов.

– Нет. Я не думал, что это так важно.

– Это очень важно, – сказал следователь. – Вы согласны с тем, что Раулена официально не является вашей женой?

Айвангу хотел возразить, но следователь продолжал без паузы:

– Таким образом, ее увод может рассматриваться как уголовно наказуемое деяние. Но, входя в ваше положение и учитывая личное ходатайство редактора газеты товарища Белова, мы решили ограничиться устным внушением. Тем более что Раулена заявила, что она не хочет быть вашей женой и не любит вас.

– Это неправда! – закричал Айвангу. – Ее принуждает так говорить ее отец Кавье.

– Спокойнее, – бесстрастно проговорил Щелканов, – у меня есть письменное заявление. Прочитать?

Айвангу махнул рукой.

– Я предупреждаю вас, гражданин Айвангу, что при повторении подобных действий с вашей стороны вы будете подвергнуты уголовному наказанию. – Щелканов пододвинул бумагу к Айвангу. – Распишитесь.

Айвангу машинально подписал.

– Вы свободны, – сказал Щелканов.

Красный шар солнца стоял на горизонте. Лучи его упирались в окна домов Тэпкэна и зажигали в них холодный блеск. От домов и яранг, от людей на алом снегу тянулись длинные тени, но тень Айвангу не была похожа на человеческую. Какой-то бесформенный ком перекатывался по сугробам, наметенным пургой. Айвангу ничего не видел, кроме своей тени. Потом в глазах запрыгали огоньки, и он ощутил на щеке горячую слезинку, как искру, выпавшую из костра. В яранге отца он застал Белова.

– Пришел я, – сказал Айвангу и присел на китовый позвонок.

Белов, видимо, знал, что произошло у следователя, и ни о чем не расспрашивал.

– Не горюй, дружище.

– Как ты можешь такое говорить, если бумажный закон сильнее человека?

– Дело сложнее, чем ты представляешь, – возразил Белов. – Я к тебе пришел с предложением. Переезжай в Кытрын. Будешь работать у меня в газете. Я тебя не буду утруждать. Предоставлю полную свободу.

– Я уже сегодня получил свободу, – с горькой усмешкой отозвался Айвангу. – Ты мне уже говорил такое. И я тебе объяснил, почему я не могу поехать в Кытрын. Я не буду повторять тех слов.