Замок. Откровение черного колдуна - Илья Андреевич Беляев

Тот встал, поклонился и, подойдя к двери, посмотрел на Старца.

– Открой дверь! – ледяным голосом произнес Тим.

– Нет, – все так же тихо и спокойно ответил маг.

Юноша подошел ближе и заглянул в такие же холодные глаза.

– Открой дверь! – с нажимом повторил он.

– Нет! Ты стал терять мудрость, Высший, любовь убила в твоем сердце все живое, и у тебя не осталось даже сострадания. Подумай, к чему приведут поспешные действия. Подумай! Ты вновь оставляешь в городе стариков и детей, и вновь обрекаешь их на вымирание.

– Мне нужен Алан!

– Его не догнать, будь твои воины даже на лошадях. Ты только погубишь тысячи невинных жизней.

– Плевать! Я найду его! Он ответит мне за смерть Джен.

–Твои мысли находятся под властью ненависти и злобы, тобой обуревала жажда мести, ты в точности повторяешь мое прошлое. Остановись! Не дай плодиться отраве, испепеляющей душу, стань тем Тимом, которого мы знали! Я не говорю про умершую любовь, но вспомни свою рассудительность, знания, умения вести любые дела и доводить их до конца. Где то добро, что вело тебя, где?

– Оно умерло вместе с убийцей Аланом.

– Нет! – закричал маг и с силой ударил посохом о каменный пол. Комната озарилась ярким светом, который проникал в самые отдаленные, казалось бы неприступные для него места. Тима обдало жаром и откинуло в сторону, на постель. – Ты глуп, ты потерял рассудок!

Юноша уткнулся головой в подушку, стараясь никого не видеть и ни с кем не общаться. До него запоздало стало приходить понимание случившегося. Черная пелена, окутавшая его, в миг распалась, вернув прежнее сознание и понимание всей ответственности, возложенной на него. Он оказался на грани падения в темную пучину бездны и все из-за гнева, перешедшего в ненависть. «Я почти стал отцом, почти приговорил к гибели тысячи жизней. На мне могла оказаться кровь всех этих людей. Глупец! Любовь закрыла глаза на все! Ненависть почти поглотила душу! Ад уже раскрыл мне объятья… невозможно дышать!»

– Алан ответит за смерть Джен! – прошипел юноша, борясь с все еще не проходящей яростью.

– Нет! – вновь крикнул маг. – Ты ослеп! Зачем далеко ходить, посмотри вокруг! Кто-то один из нас! Посмотри вокруг… Один из нас… Посмотри вокруг… Один из нас… Один! Один. Посмотри вокруг!

Отказываясь понимать происходящее, Тим приподнялся на руках и взглянул на Эдуарда. Спокойствие друга передалось Высшему, и он сумел сесть. Голова раскалывалась на части, все тело болело и ощущалось напряжение, бывающее после кровопролитного сражения. «Кажется, маг что-то говорил о собравшихся.» Серая туманная пелена никак не спадала с глаз и в последней попытке пыталась задержаться за обволакивающую память прошлого, которая медленно сбрасывала оковы тьмы, неохотно возвращая былую мудрость. Он, совершенно случайно взглянул на Соню, пытаясь вспомнить слова Лазаря. Его глаза остановились на ее жемчужинах, из которых готовы были вот – вот вырваться слезы. Юноша углубился в себя, пытаясь найти ответ и забывая о присутствующих. Соня не выдержала пугающего, ничего не значащего взгляда и, отвернув голову в сторону, закрыла глаза, но слезы сумели выйти из заточения и теперь сбегали к подбородку.

– Маг! – закричала она и бросилась вперед. Секунда, и она оказалась около него, другая, и меч, вылетев из ножен, опустился ему на голову. Лазарь даже не шелохнулся. Невидимый щит уберег хозяина, и клинок, осколками, рассыпался по полу, оставив в руках девушки один только эфес. – За что?

Тима вырвало из подсознания и вернуло в жизнь. В комнате витал запах сгораемой плоти, и он никак не мог понять, что же происходит на самом деле.

Посреди комнаты с суровым взглядом стоял Лазарь. Его поднятая рука заставила застыть у двери Эдуарда, который пытался вытащить меч. У его ног, на коленях, сидела Соня и, склонив голову к полу, заливалась слезами, пытаясь что-то произнести. Ее руки сжимали раскаляющуюся рукоять обломанного меча, но она как будто бы не чувствовала боли и только треснувшая кожа на руках говорила о ее терпении.

С трудом разжав ей руки и выбив почти полностью ставшим красным кусок железа, Тим развернул ее к себе лицом и, глядя в дрожащие глаза, прокричал:

– Что происходит?

– Ты еще не понял? – удивился маг.

Яркий свет исчез так же быстро, как появился, рука волшебника опустилась, и Эдуард упал на пол, непонимающе озираясь по сторонам, но, чувствуя как растворившаяся было сила, вновь наполняет его сущность. Лазарь сел в дальнее кресло и указал рукой на распластавшуюся и содрогающуюся в агонии девушку.

– Спроси ее!

Тим поднял ее, потряс за плечи, и нежно взяв руки за тыльную сторону ладони, заглянул в глаза, казалось, проникая в самые отдаленные участки ее души. Соня смотрела на обгоревшую и начавшую пузыриться кожу, не делая попытки поднять взгляд. Через секунду она прижала к груди руки и, упав на колени, опустила голову.

– Я преклоняюсь перед твоим величием и готова целовать твои ноги, дабы искупить содеянное зло.

Рыдания не прекращались, слезы крупными горошинами текли по ее лицу и изумрудными каплями падали на пол.

– Я впала в отчаяние, которое испепелило мою душу и зародило семя гнева. Я оказалась слишком слабой и не смогла вынести все это, глупая ненависть убила во мне всю доброту и я… я… я не могу произнести этого! Гнев Высшего убьет меня!

Тим вопросительно посмотрел на мага и опять на захлебывающуюся в слезах девушку. Смысл сказанного нарисовал четкую, яркую картину, с запозданием пришедшую к юноше, но тот не хотел в это верить. Слишком страшная правда открывалась перед ним. Его подбородок задрожал, глаза наполнились ужасом, но он кое-как выдавил из себя никак не желающий срываться с уст вопрос:

– Так это… это ты?

Он ждал ответа «Нет» и молил всех святых, чтобы произошло именно это, но…

Девушка подняла измученное лицо, закрыла глаза (хотя это не помогло сдержать слезы) и, проглотив застрявший в горле комок, тихо, как будто бы стараясь, чтобы никто не услышал, произнесла:

– Алан не виноват. Это я… я… убила Джен, твою Дженни!.. – слезы рекой заливали ее лицо. – На меня нашло что-то… что-то свыше. Ненависть затопила все, она требовала смерти… ее… других, всего города! Я не смогла справиться и я…

Тот, кому она говорила все это, уже не слушал ее. Яркая вспышка, как удар молнии, пронеслась по всему телу. Вновь нахлынувшая ярость вот-вот готова была вырваться наружу, уничтожая все попавшееся на пути. Несгибаемая вера в ее честность и добропорядочность