Наследие предательства - Крис Райт

Корабль содрогнулся от удара ещё двух торпед. Гальва согнулся на посту так, словно экраны были его врагами, и он хотел их задушить.

— Пламя распространяется, капитан! Больше сотни легионеров погибли в пустоте.

— Что во много раз больше вместимости ястребов. Уверен, наши гости того стоили. Вот оно. Окончательное изгнание милосердия из души, запоздавшая на одну битву гибель последней слабости. И теперь, когда остался лишь один отчаянный путь, Аттик ощутил могильное спокойствие.

— Совершить прыжок.

Сержант уставился на него.

— Капитан, наш корпус пробит!

— Совершить прыжок! Немедленно!

Варп-двигатели «Веритас Феррум» изрыгнули пламя, повреждённый корабль взвыл, смещаясь между реальностями, и Аттик заглянул в пасть будущего — такого же неуверенного и безжалостного, как и он сам.

Джон Френч

РАСКОЛОТЫЙ

«Я скорблю не о мёртвых, но о живых. Бремя смерти несут те, кто остались стоять на её пороге. Им придётся вновь учиться жить со знанием, что ничто никогда не будет прежним»

— Когда мы освободим его?

Голос был первым, что услышал Крий, когда очнулся в темнице собственных доспехов. Он был низким и глубоким словно море, накатывающее на утёс. В шлеме оживали вокс-системы, трещала и хлопала статика, но тьма по-прежнему прижималась к его глазам.

— Когда мы окажемся на краю солнечного света, Борей, — ответил другой голос, далёкий, но близкий.

— К тому времени он пробудится? — спросил первый, названный Бореем.

— Возможно.

По спине Крия пробегали слабые разряды электричества. В системы доспеха медленно поступала энергия — достаточно, чтобы чувствовать, но не чтобы двигаться. Разумеется, так и должно было быть. Остановившиеся сервомоторы и парализованные фибросвязки превратили броню в настоящую темницу.

«Это не Кхангба Марву, — подумал он. Месяцы безмолвия в величайшей тюрьме Терры вспомнились и забылись, когда пришло понимание. — Я больше не закован под горой…»

Касавшаяся кожи броня медленно и плавно вибрировала, словно от электрического пульса.

«Я на корабле».

Всю свою жизнь он странствовал на них навстречу войнам среди далёких звёзд, и ощущения работы двигателей были ему так же знакомы, как и удары собственных сердец. По крайней мере, были знакомы прежде, чем он вернулся на Терру, прежде чем Крий, Лорд Кадорана и ветеран почти двух веков битв, стал из Железной Руки легионером Воинства Крестоносцев.

Прежде чем он был забыт.

Свет прикоснулся к глазам, и перед ними замелькали цифры, холодные и синие как лёд. Он пытался сконцентрироваться на прокручивающихся данных, но не мог. Соединения плоти и аугментики болели, половину разъёмов закоротил модулятор, использованный кустодиями, чтобы подчинить его.

Он начал обдумывать сложившуюся ситуацию. Никакого оружия, кроме собственного тела. Обычно не величайшая из проблем, но он не властен над доспехами, что вероятно означает недостаток энергии. Аугментика функционирует гораздо хуже оптимальных параметров. Даже если ему удастся восстановить контроль над бронёй, то боевая эффективность составит пятьдесят девять процентов от идеала. Это, разумеется, если основываться на предположении, что его не будут удерживать другие оковы.

«Нельзя забывать, что ты и так уже был слишком стар для передовой, когда тебя послали на Терру, — раздался голос на задворках мыслей. — Нельзя забывать этот фактор».

Следующим вопросом было, каких врагов ему предстоит встретить. Он вспоминал услышанные голоса, проводя ментальный анализ тона и интонаций. Никаких звуковых совпадений с кустодиями, но голоса явно не соответствуют человеческим нормам — они глубже из-за мускулов и структур, которых нет у смертных. Его разум сформулировал вывод с мельчайшей вероятностью погрешности: космодесантники.

Значит у него новые тюремщики, но почему?

«Неважно, — чтобы изменить ход боя было достаточно того, что они космодесантники. — Вероятнее всего я проиграю, даже если смогу двигаться».

Тогда Крия наполнила ненависть — ненависть к тем, кто предал Императора, ненависть к тем, кто заточил его в темницу, но прежде всего ненависть к собственной слабости. Он не должен был позволять себе так ослабеть, что его можно было сделать лишь номинальным представителем, он не должен был позволять схватить себя; он должен был вместе со своим кланом и легионом сражаться против предателя Гора. Он должен был…

Крий остановил цепочку мыслей и изолировал их, позволив жару гнева наполнить себя, но не притуплять логику.

— Да направит меня истина железа…

Что-то прикоснулось к шлему. Он замер. Напряглись все мускулы. Возле шеи зашипел газ. Лязгнули затворы, и шлем сняли. Взор затуманился от хлынувшего света, мелькнули помехи, а затем вернулась ясность.

Он смотрел на широкое лицо. Ровные и мускулистые черты обтягивала загоревшая, покрытая рубцами кожа; это было лицо одного из лучших воинов Императора, лицо космодесантника. Посередине головы тянулись коротко остриженные волосы, а тёмные глаза уставились на Крия, не моргая. Он смотрел в ответ индиговыми линзами, установленными на лице, поделенным истерзанной плотью и хромированным керамитом.

Он сидел на троне в центре облицованного плиткой зала. Тело было заковано в цепи, продетые в оковы на запястьях и крепления в полу. Стены, гладкие и чёрные, испещрили кристаллы, мерцавшие в приглушённом свете люмосфер. Со стен свисали знамёна, чьи чёрные, золотые и багровые нити обгорели и были разорваны выстрелами. Купол над головой украшала мозаика из чёрно-белых плиток в виде эмблемы сжатого кулака.

Снявший шлем Крия космодесантник был облачён в жёлтый доспех с чёрно-белым крестом на наплечнике. Его неподвижность напоминала о мемориальных статуях, что стоят на страже над могилами павших героев.

«Имперские Кулаки. Преторианцы Терры. Ну конечно».

Легионер отступил, и Крий увидел второго воина, стоявшего позади и безмолвно наблюдавшего. Поверх брони был надет белый табард с чёрным крестом, а рука покоилась на рукояти убранного в ножны меча. Железнорукий посмотрел в суровые сапфировые глаза воина. Его взгляд не дрогнул.

— Милорд, следует ли мне включить его доспехи? — спросил стоявший рядом Имперский Кулак.

«Борей» — так его назвал другой голос.

— Я бы этого не делал, — сказал Крий и посмотрел на него. Борей, слабо, еле заметно нахмурившийся, встретил его взгляд. — На твоём месте я бы и цепи не снимал.

— Что?

— Потому что если ты это сделаешь, — спокойно продолжил легионер, — то я убью вас обоих.

Борей покосился на своего безмолвного товарища, затем обратно на пленника.

— Ты…

— Да, я знаю, кто он, — зарычал Крий.

— Я не хочу верить, что ты предатель, Железнорукий, — сказал второй Имперский Кулак.

— Предатель… — медленно заговорил Крий. — Скажи мне, если бы тебя заточили под горой, сковали вместе с теми, кто истинные предатели по крови, то какие бы мысли ты вынашивал во тьме? Что бы ты желал тем, кто привёл тебя туда? — дёрнулись фокусирующие кольца глаз. — Если бы Сигизмунд, первый капитан Имперских Кулаков, сидел бы на моём месте, то о чём бы он думал?

Сигизмунд прищурился.

— Я размышлял бы о том, как я могу лучше всего послужить Империуму.

— Серьёзно? — оскалился Железнорукий.

— Теперь, когда мы покинули пределы Солнечной Системы, я уполномочен лордом Дорном дать тебе приказы.

— Моим мечом повелевает лишь мой примарх и Император, — Крий медленно покачал головой, не отводя взгляд. — Не ты, и не Рогал Дорн.

Борей шагнул вперёд, гнев исказил его равнодушное лицо, а рука уже сжалась в кулак.

— Ты смеешь…

«Быстр, — отметил Крий. — Очень быстр».

Но Сигизмунд был быстрее и положил руку на плечо воина.

— Успокойся, Борей, — сказал Лорд Храмовников. Легионер посмотрел на командира, и что-то промелькнуло между ними.

Крий открыл рот, чтобы заговорить. Сигизмунд успел первым.

— Феррус Манус мёртв.

Крий услышал слова. Почувствовал, как их анализирует мозг. Почувствовал, как осознаёт их значение. Почувствовал… пустоту.

Мгновение тянулось, но он не чувствовал ничего. Ни прикосновения доспехов к коже, ни боли в закоротившей аугментике, ни текущей в руках крови. Лишь прилив тишины и чувство падения, словно во вселенной разверзлась дыра и поглотила его целиком. Он падал, а позади и впереди была лишь пустота.

«Феррус Манус мёртв».

Он слышал эти слова вновь и вновь. Где-то в воспоминаниях к нему повернулось мрачное, неулыбчивое лицо.

«— А ты кто?

— Я Крий. Первый Вексила Десятого Легиона, — в горле пересохло, и он сглотнул. — Я твой сын.