Хозяйка над бесами (СИ) - Мирра Слуцкая

Они поели щей с крапивой. Знахарка почти не притронулась к миске. Аглая соскребала гущу со стенок, когда знахарка сказала:

— Научить то научу, но не за красивы глаза. Будешь помогать мне, траву собирать, воду носить.

— Вы здесь одна живете? Никакой скотины нет, ни коров, ни птицы?

— Всех водой унесло, — знахарка поднялась. — Что лясы зазря точить. Как стемнеет, нельзя тебе будет за село выйти. Сейчас же сходи в бурелесок, да набери дров. Только посуше, здесь все сыреет.

Перед тем, как солнце село, знахарка обсыпала порог солью и что-то пробормотала над ним. Аглае на миг показалось, что пол вспыхнул синим пламенем Она никогда не видела чужое колдовство. Бабушкино не в счет, его Аглая почти не помнила. Ей показалось, что от знахаркиной волшбы тянуло плесенью. Аглая залезла на печку. Даже жар не мог унять эту сырость.

Сумерки надвигались. Здесь они были с примесью тумана. Темнело очень быстро. Аглая, хоть и устала, не торопилась засыпать. Она гладила череп Гаврюши, она не хотела видеть очередные страшные фантазии об этом месте. Явь все плотней переплеталась с навью. Вот почему ведьмы сходили с ума рано или поздно. Они уже не отличали вымысел от правды.

Аглая не успела задремать, как раздался вопль.

— Гаврюша, гори! — глазницы черепа вспыхнули, и свет озарил комнату. Знахарка лежала на топчане. Ее била дрожь. Лицо перекосилось и словно увеличилось.

— Что такое? — просила Аглая.

— Кошмар. Забыла я, что ты тут. Спи, — и знахарка перевернулась на другой бок.

Гаврюша померк, остались лишь светло-зеленые угольки в глазницах. Потом и они затухли

Утром Аглая выпила крутого кипятка с травами и по туману пошла в поле. Знахарка велела нарвать полыни. Самый едкий запах у полыни на рассвете. «Ту, что воняет, — поучала знахарка, — и рви, она поможет с пути не сбиваться»

Полынь резала руки. Аглая собрала изрядную вязанку.

— Теперь нужно просушить, — сказала знахарка. Она расстелила на печи платок и разложила пучок веток. Остатки знахарка развесила в красном углу.

Тот привлек Аглаю. Он отличался от таниного или других селян. Вместо икон стояло деревце в кадушке. Маленькая ива была окружена речными камешками. Знахарка была не просто ведуньей, она была язычницей.

Полынь быстро ссохлась и свернулась червячками. В чашу знахарка бросила траву, потом задвинула ставни и приказала Аглае повторять слова

— Доколе Сирин под водой заперта, дотоле мне служит полынь-трава. От нечистой силы полынна вода защитит меня с ночи до утра.

Трижды они шептали слова, Аглае все чудилось, что снаружи поднялся ветер. Наконец знахарка велела выпить взвар. Горькая вода обожгла горло, Аглая закашлялась. Ей на миг показалось, что сейчас стошнит. Голова закружилась.

Когда Аглая пришла в себя, она долго не могла понять, что такое. Мир поблек. Ставни снова пропускали свет. Он был пустым, словно не расцвечивал избу, а забирал краски. Травяной запах обволакивал Аглаю. Она больше ничего не чувствовала. Аглая выскочила наружу, оттолкнув знахарку. Та что-то крикнула вслед.

Исчез туман, что всегда окружал село. Остатки изб будто ссохлись. В воздухе не гудели чьи-то воспоминания. Аглая бросилась к печи. Под тюфяком она нашла череп.

— Гаврюша, гори, — прошептала Аглая. Но глазницы оставались пустыми и холодными. — Что ты сделала?! — заорала Аглая знахарке, — Что ты сделала со мной?!

Аглая ухватилась за плечи хозяйки и начала трясти ее. Знахарка словно ничего не весила. Она покорно болталась туда-сюда.

— Да успокойся ты, девочка. Они идут на запах твоей крови, а сейчас в крови у тебя — полынь. Да успокойся ты!

— За что? За что? Где моя сила?! — Аглая отпустила знахарку. Та почти упала. — Верни ее! Верни!

Не помня себя, Аглая ударила знахарку в грудь. Знахарка охнула и осела на пол.

— Дурная девка. Может, и правильно что без сил будешь. Зачем таким сила, только беду накличешь.

Аглая взвыла. Бабушка также думала. Бабушка также ее всего лишила — и тумана навьего, и той стороны, и русалок, и полуночных песен луны. Перед глазами встала бабушка. Аглая заорала. Она убьет их, она убьет ее.

А затем все стихло. Аглаю поглотила мерцающая тьма. И лицо у этой тьмы было русалкино.

— Ну ты и нервная, — донеслось до Аглаи из-под пелены. Голова болела. Когда Аглая открыла глаза, она увидела туман. Обрадовалась было, но тут же сникла, проморгавшись. В носу по-прежнему стоял запах полыни. В избе смеркалось. Знахарка зажгла свечи. От них расходились круглые желтые нимбы.

— За что? — хрипло спросила Аглая. Ее жгло изнутри. Она была бессильна и слаба. Она не могла отомстить. Пока что.

— Это морок, — знахарка пододвинула ей кружку, — Силы ты не лишилась. Нельзя же, попив травки, перестать быть ведьмой, — знахарка вздохнула.

Аглая не стала пить. Ее страх утих, но кто знает.

— Не обижайся, пожалуйста. Надо было тебе сказать, но так бы не подействовало. Ты бы знала заранее и сопротивлялась.

— Я больше это пить не буду. Я вообще уйду сейчас.

Аглая не сумела встать. Как будто бы колдовство заставляло ее жить и двигаться.

— Бесы найдут. И сожрут. Это они сейчас полусонные, это считай еще и не гонятся за тобой толком. Но как до них дойдет, что ты отзываешься, уж поверь. Прискачут и душу твою высосут. Станешь как упырица.

Знахарка махнула на дверь. Аглая заметила, что знахарка переоделась. На ней было ярко-красное платье, которое подчеркивало худобу и желтизну. Против воли, Аглая подивилась, как сочетается столь старое тело с молодым лицом.

Молчание Аглаи обрадовало знахарку.

— Остаешься, значит? Хорошо. Будет кому воду носить.

Она поднялась, шелестнув платьем. Странное такое, городского фасону, сейчас никто не носит такое. Оно как из бабушкиных историй о высшем свете.

— Почему тут все горелое, Есодку же затопило? — Аглае было скучно. Она уже вымыла баню, набрала воды из колодца и даже сбегала поглядеть на пароход.

Неделю она жила со знахаркой. По первой, они не говорили. Аглая обижалась, а знахарка только и рада была. Она день-деньской бродила по деревне да оглаживала руками сгоревшие бревна домов. Бабушка как-то сказала, что если долго смотреть на луну, можно обезуметь. Знахарка, похоже, от луны взгляда не отводила. Аглая поймала знахарку у почерневшего крыльца. Этот дом сохранился лучше других, остался целый оконный проем. На ставнях можно было различить петушков с витыми хвостами.

— С чего ты решила, что затопило? — знахарка отдернула руку от ставня.

— А я вспомнила, говорили про деревню какую-то. Правда, давно ее затопило, меня еще не было.

— Иди