Горбатый медведь. Книга 2 - Евгений Пермяк

Продефилировали по Соборной площади и «отчизны верные сыны» в гимназических шинелях. Человек сорок. Среди них был предводительствовавший на молитвах Сухариков. В его глазах тоже сверкало негодование. Он тоже готов был пройти от Урала до Москвы и дальше.

Пока все это происходило на площади, был занят телеграф, оцеплен дом городского комитета партии, арестованы Кулемин, Матушкин, Киршбаум, Африкан Краснобаев. Мятежники разоружили взвод красногвардейцев, оставшийся после ухода отрядов добровольцев на открывшиеся фронты гражданской войны.

Не дав прийти в себя, мятежники действовали все теми же театральными, сильно впечатляющими средствами.

На белом коне с красным знаменем на пике появился Вахтеров. Его внешность и к тому же конь чем-то напоминали иконописного Александра Невского.

Затрубили фанфары, призывающие к вниманию. И Вахтеров, такой стройный и такой затянутый ремнями, приподнялся на стременах и провозгласил:

— Свобода и неприкосновенность всем. Всем слоям общества. Всем гражданам, независимо от сословий, рода занятий, вероисповедания и политических убеждений. Свобода всем, — повторил он, простирая руку, — кроме посягающих на свободу и душащих ее диктатурой.

План хорошо продуманных действий развивался. С колокольни собора была сброшена бечева, к которой было прикреплено алое знамя, а на знамени слова: «СВОБОДА ВСЕМ».

Флаг, поднятый с подветренной стороны, был виден и на окраинах Мильвы. Он как бы утверждал, что это не белогвардейский мятеж, а восстановление доподлинных революционных свобод, попранных большевиками. На груди восставших развевались красные банты. Чтобы изложить в кратких и ясных словах программу действия, Вахтеров сказал о главном:

— У завода достаточно земель, кроме рабочих покосов. Крестьяне в этом же месяце получат земельные наделы, превышающие их желания.

Мужики заорали, затопали, захлопали.

Их, таких доверчивых и забитых, было совсем нетрудно обмануть. Обманутыми оказались и некоторые рабочие Мильвы. Им было сказано:

— Уже на той неделе начнутся выплаты заработанных денег. Типография завтра же начнет печатание кредитных билетов, имеющих хождение наравне со всеми остальными валютами.

Штабс-капитан входил в роль. Выстрелив в самое яблочко, он оказался в сердцевине чаяний мильвенцев. И ему ничего не стоило пообещать обеспечить завод железом, задуть свою доменную печь и разведать свои руды, о которых гласят легенды. А если товарищам рабочим будет угодно, то перевести завод на кооперативно-артельные начала. Теперь власть над заводом принадлежит только рабочим завода, решающим все вопросы голосованием открытым или тайным, по их собственному желанию.

Вахтеров не говорил, а пел.

Ему вторила новая мильвенская газета — «Свобода и народ», первый номер которой был отпечатан красной краской. Газета развивала сказанное Вахтеровым. Ее редактор Алякринский. Он, пряча свои зубы, спрашивал читателей, нужна ли им Советская власть без большевиков, или они предпочитают коалиционные думы, составленные в городах из представителей всех сословий… Или они предложат что-то свое. Самоуправлению всех слоев населения было представлено неограниченное поле деятельности, а пока устанавливалась военная власть командующего МРГ. Буквы МРГ вначале, как говорил Яков Кумынин и близкие к нему, означают: мильвенский рабочий гарнизон. Однако же из газеты со звонким заголовком «Свобода и народ» узнали, что МРГ означает — мильвенская революционная гвардия. Когда же будет провозглашена Мильвенская республика, то МРГ будет означать мильвенская республиканская гвардия. МРГ было отпечатано и на красных нарукавных повязках солдат и командиров.

На красной повязке был изображен горбатый медведь с якорем на спине. Только на повязке медведь находился не на вершине камня, а шел по сравнительно крупным буквам МРГ. И шел на фоне огня, осколков, искр какого-то символического взрыва.

Не все понимали, как они могли нацепить на свои рукава эти повязки и очутиться под ружьем. Вечером того же дня мятежники поставили в строй более тысячи человек. Появилась особая крикливая мальчишечья команда, также с красной повязкой и с тем же якорем, но без медведя и с буквами ОВС — отчизны верные сыны.

Маврикий прибежал к тетке возбужденный. Он безудержно и неподдельно восхищался Геннадием Павловичем Вахтеровым.

— Ты знаешь, тетя Катя, — не ища слов, говорил торопливый Маврик, — за ним может пойти вся Россия.

Екатерина Матвеевна, бледная и напуганная случившимся, не спорила с племянником, прося его об одном — не торопиться.

— Как же так случилось, Маврик милый, что все прожитые тобой годы, все твои встречи, начиная с подвала Ивана Макаровича Бархатова и кончая Смольным, где ты видел и слушал Владимира Ильича Ленина, прошли просто так, не утвердив в тебе того, кем ты так страстно хотел быть?

Так спрашивала своего ученика Елена Емельяновна, усадив его рядом с собой в кресло, спрашивала, как очень близкого и родного человека и в какой-то мере «партийного» мальчишку.

— Не знаю, как это случилось, — со всей чистосердечностью принялся отвечать Маврикий. — Я преклоняюсь перед Владимиром Ильичем. Таких, как он, больше нет. Он только один на всей земле. Но ведь и Христос тоже был один.

— А при чем тут, Маврикий, Христос? — недоуменно спросила она Маврика.

— При том, что Владимира Ильича больше не с кем сравнить по величине. Христос, правда, легенда, но ведь и Владимир Ильич тоже Мессия, который навеял человечеству сон золотой…

Елена Емельяновна вздрогнула так, что скрипнуло старое тихомировское кресло.

— Кто тебе, родной мой, подсказал эти слова?

— Вахтеров, — сказал Маврик. — Геннадий Павлович Вахтеров. Он очень высоко ставит Владимира Ильича и сожалеет, что у него, как великого человека, чересчур великие заблуждения.

— Какие же?

Маврикий отвечал пространно, рассуждая, как видно, подготовленно и вооруженно. Вернее — перевооруженно. Неужели так скоро этот Вахтеров мог перевооружить Маврикия? И одного ли его, увы? Учащаяся молодежь, составлявшая теперь отряд ОВС, была восхищена Вахтеровым. Неужели и он, этот милый юноша, не переставший быть мальчиком, станет в белогвардейские ряды ОВС с красными повязками? Неужели он должен пасть от пули или штыка Красной Армии, которая сметет с этого прикамского клочка советской земли эсеровских выродков, воображающих себя спасителями России?

Как жаль мальчишку, а что можно сделать? Как можно заставить видеть ослепленного? Наверно, только Екатерина Матвеевна способна образумить его, подумала Елена Емельяновна, вспомнив о тетке Маврикия, не зная, что и она в списке подлежащих аресту и расстрелу. Тогда еще Елена Емельяновна не допускала, что муж ее знакомой, почти подруги Гали Тюриной, пойдет на аресты большевиков. Ей не было известно, что ядро мильвенской партийной организации находится в подвале соскинской богадельни. И она, конечно, не могла представить себе, что Вахтеров осмелится поднять руку на ее мужа.

На другой день, ни с кем не советуясь, никому ни о чем не сообщая, Толлин пришел в штаб МРГ, чтобы вступить в отряд верных сынов России, где его совсем неожиданно и походя ужалили в самое больное.

— Месье, — сказал товарищ взводный, — вам не хватает примерно половины штыка роста, чтобы не выглядеть знаком препинания в строчке гвардейского строя.

Это был просмешник из недоучек технического училища, махнувший в школу прапорщиков.

Маврикий ничего не ответил взводному Голощекову и отправился в штаб МРГ к самому командующему.

У дверей кабинета командующего стояли двое знакомых с тесаками, носимыми, как кавказские кинжалы, у пряжки поясного ремня.

Товарищ командующий (в МРГ все назывались товарищами — командиры рот, взводов, проектируемых полков и дивизий) принял Маврикия Толлина с подчеркнутым уважением к нему. Он продиктовал адъютанту:

— Объявить выговор перед строем командиру взвода ОВС Голощекову за неумение разговаривать с истинными сынами отчизны.

Однако командующий нашел, что рост Маврикия Толлина, к сожалению, пока действительно затрудняет носить длинную и тяжелую винтовку.

— Но есть и другие рода войск, — сказал он, — и когда они будут сформированы, я записываю моего верного друга первым.

Окрыленный Маврикий простился, приложив руку к козырьку старой гимназической фуражки. Счастливый направился домой. В дверях его остановил Игорь Мерцаев. Он знал, что произошло, и сказал:

— Мавр, у меня в коллекции есть великолепная, легкая как перо, проверенная в боях казацкая винтовка-берданка. Приходи.

Вечером Маврикию была подарена в самом деле великолепная, очень легкая и удивительно короткая винтовка. К сожалению, к этой винтовке у Игоря не было ни одного патрона. И он сомневался, есть ли где они на свете. Зато винтовка была как винтовка, и Маврик мог теперь с повязкой ОВС появляться в городе, дожидаясь особого назначения в особую часть, пригодную для его роста.