Байки офицерского кафе - Сергей Козлов

Вообще, после Афгана, видимо, от избытка комиссий, у меня даже тот страх начальства, который и был-то в зачаточном состоянии, пропал совсем. Служить это, конечно, не помогает, но помогает сохранить себя. Однако я отвлекся.

Месяц подошел к концу, и, как это водится в Красной Армии, на войну нас должны были допустить только через строевой смотр. После него должны были пройти контрольные занятия. Для проведения этого шоу прибыла действительно высокая комиссия во главе с целым генералом-лейтенантом. К сожалению, память не сохранила его фамилию, чтобы увековечить ее в истории Афганской войны. С ним прибыло человек двадцать полковников.

И вот строевой смотр. Жара +4 °C. На площадке для построения личного состава пыли по щиколотку. Мы в бронежилетах и касках с оружием и рюкзаками, уложенными на войну, построились в каре. За нами — наши боевые машины. В центре стоит комбат, всю жизнь прослуживший в спецназе. В руках у него флажки. Если кто-то забыл, напоминаю, что войска управляются «флажком, свистком и матом», и неотъемлемый атрибут любого пехотного офицера — флажки. В спецназе они, конечно, тоже встречаются, но только на строевых смотрах для того, чтобы предъявить проверяющему. Пользоваться ими нам не приходилось.

Именно поэтому командование отряда нас — а мы своих бойцов — перед смотром заинструктировали «до слез»: «Комбат флажки поднимет — все по машинам. Поднимет и опустит — все к машинам». Других команд с флажками ни мы, ни наш комбат не знали…

Кто бы знал, какая это мука — влезать в люк БМП в бронежилете и каске с РД-54 и с оружием, выполняя при этом временной норматив. Впрочем, вылезать еще хуже. Проделав это раза два или три и пролив первую кровь на афганской земле, ободравшись о броню, мы снова построились у машин.

Генерал удовлетворенно хмыкнул и решил перейти ко второй части шоу под общим названием «что у вас, ребята, в рюкзаках?».

Я был командиром второй группы первой роты и поэтому генерал подошел именно ко мне. Это такой хитрый финт проверяющих. Они, наверное, думают, что в первой группе служат лучшие из лучших и поэтому — бац! — и «внезапно» проверяют вторую. Мы выложили перед ним все, что лежало у нас в ранцах: по полтора боекомплекта патронов и гранат, сигнальные средства, средства связи, одним словом, все, что нормальный человек берет с собой, собираясь автономно выполнять боевую задачу в течение трех-четырех дней. Вопреки нашим ожиданиям, его внимание не привлекли ни патроны, ни гранаты.

Потоптавшись возле одного из бойцов, генерал вдруг изрек:

— Боеприпасы и все прочее, это хорошо. Вижу фляжку комбинированного котелка и еще две полиэтиленовые. А где же у вас, товарищ солдат, сам котелок с поддончиком? Из чего вы в засаде есть будете?..

Боец от этого вопроса впал в состояние, близкое к коматозному. Я решил вступиться за него:

— Товарищ генерал, у нас специальные сухие пайки, чтобы не нести лишнего, мы едим прямо из банок.

Генерал меня не дослушал:

— Какие сухие пайки, комбат? Вы что, в засаде горячего совсем есть не будете? Необходимо продумать вопрос обеспечения засады горячей пищей!

После этого предложения комбат, как и я, был в шоке, но моя физиономия, по которой блуждала идиотская улыбка, видимо, была выразительнее его. Поэтому, увидев ее, генерал вспылил:

— Вы чему улыбаетесь, товарищ лейтенант? — вопрос был излишним, так как генерал, видимо, читал мысли.

— Вы думаете, я не знаю, что такое СПЕЦНАЗ? — мне хотелось утвердительно кивнуть, но генерал опередил меня, снова продемонстрировав свои экстрасенсорные способности: — Знаю! Поиск, налет, засада, наблюдение.

Этим он нас окончательно сразил. Но и это было еще не все.

— А где у вас полотенце, мыло, зубная паста, зубная щетка? Вы что же, в засаде и умываться не будете? Не готовы! — бросил генерал и ушел.

Комбат стоял, как громом пораженный.

Мне захотелось вывести его из этого состояния. Я подошел и спросил:

— Геннадий Леогенович, а бирки какого размера делать?

— Какие бирки, — не понял он.

— Ну, как какие? — искренне изумился я. — «Пункт мойки котелков», «Пункт выдачи горячей пищи», «Засада. Хозяйство лейтенанта Козлова», «Осторожно! Мины!»

— Пошел ты!.. — вышел из оцепенения комбат, плюнул и ушел.

Нет, вы не думайте, на войну нас пустили.

И долг, кем-то занятый, наш отряд афганцам вернул сполна. Но с тех пор я ничему не удивляюсь, ибо знаю — спецназом руководит Генеральный Штаб.

Ценные Указания и Еще Более Ценные Указания (ЦУ и ЕБЦУ)

— Не каждый дурак может учиться в Военной академии, а я ее кончил.

Авторитетов я никогда не признавал. Для того чтобы я поверил начальнику, он должен доказать свой профессионализм, так же, как и я. Думаю, это — вполне разумно, а в нашей работе особенно. К сожалению, с этим постулатом согласны далеко не все и, в первую очередь, начальники. Об одном из таких, считающих, что с должностью приходят и профессионализм, и авторитет, я и хочу рассказать.

Заместитель начальника штаба сороковой армии полковник Симонов прибыл на эту должность из Союза, где, по слухам, из-за какого-то ЧП его «прокатили» с генеральским званием. Первая наша встреча состоялась, когда он прилетел в Кандагар для того, чтобы «разобраться» с командиром первой роты Серегой Габовым. Драть Серегу было за что. За три месяца его командования в роте случилось несколько серьезных происшествий, повлекших за собой травмы и, даже, гибель подчиненных. Причем все случилось в тот период, пока я, командир второй группы, был в отпуске. Ко всему прочему, сгорела казарма, которую нам, в период моего временного командования, удалось достроить. Но Симонову не повезло. Серега уехал в отпуск, а исполнять обязанности опять пришлось мне, недавно назначенному его заместителем. Мы с офицерами быстренько «закрутили гайки», и жизнь в роте снова потекла без каких-либо ЧП.

С приездом Симонова на самом деле больше всех не повезло мне, ибо ему на ком-то надо было отыграться. Что он и сделал. Но «казнить» меня за проступки ротного, совершенные в период, когда я даже его замом не был, глупо. Симонов думал иначе. Неудачно попытавшись придраться к порядку в роте, полковник решил выявить мародеров. По мнению штабных, в спецназе только такие и служат. Для осуществления замысла он сделал «коварный» ход — спросил у солдат, находящихся в палатке, который час. Боец сказал, что у него нет часов. Надеясь увидеть трофейные «Seiko», полковник повторил вопрос другому солдату и, не удержавшись, задрал ему рукав кителя, думая, что бойцы его обманывают. Но там тоже ничего не оказалось. Тогда медленно и угрожающе он повернулся ко мне. Я понял все и, улыбаясь во весь рот, показал ему «командирские» в золотом корпусе, которые мне подарили сослуживцы на день рождения. После этого Симонов, озверев, водил меня по всему батальону и «драл» за всяческие недостатки, будто бы я комбат. Напоминания о моей должности на него не действовали.

Второй раз мы с ним встретились, когда проявился в полной мере «полководческий талант» полковника Симонова. Мы проводили операцию по захвату укреп-района «Горы Хадигар». Комбат оставил меня на передовом КП руководить действиями наших групп, высадившихся на вершинах ущелья. Сам он уехал непосредственно в укрепрайон, который к этому моменту был уже взят. И тут в эфире возник знакомый голос Симонова, который зачем-то хотел, чтобы группа Лехи Рожкова переместилась на несколько километров южнее по хребту. Причем познания полковника в топографии, как оказалось, были минимальными. Потрясая весь эфир своей «одаренностью», он требовал: «Передайте командиру триста тридцать первой группы, пусть дойдет до названия, повернет направо и пройдет вдоль него четыре километра!».

Если перевести этот бред, то получится, что полковник требовал от Лехи, чтобы он дошел до названия «Горы Хадигар», напечатанного на карте и далее следовал вдоль него.

Не буду говорить, что для указания направления движения и конечного пункта существуют азимуты магнитные, а также полные и сокращенные прямоугольные координаты. Если уж забыл, как их снимать, то можно было воспользоваться для обозначения места методом так называемой «улитки». Названия же на картах разного масштаба написаны в разных местах. Я знал, что этот горе-полководец командует по пятидесятитысячной карте, а Леха работает по «сотке». Не желая восполнять пробелы образования в двух академиях, а также понимая, что, выполняя эту блажь, Лехе придется перебираться через глубокое ущелье, я включил на полную мощность «систему «Дурак». Делая вид, что у меня вдруг пропадает связь, я стал просить повторить указание несколько раз, а потом и вовсе перестал отзываться.

И Леха, и те, кто слышал этот «цирк в эфире», по достоинству оценили его. Оценил его и Симонов. Все представления к наградам и внеочередному воинскому званию на мое имя возвращались назад с его пометкой: «Представляемый уже достаточно отмечен наградами Родины».