Протезист - Владимир Авдеев

— Вы Фома Рокотов?

— Да, совершенно верно.

— Можно, я буду звать вас просто Фома?

— Отчего же нельзя? Пожалуйста! — жизнерадостно ответил я, с удовольствием пожимая протянутую мне руку.

— Григорий Владимирович Балябин, очень приятно. Садитесь, мне докладывали о вас.

— Благодарю.

— Вы, насколько я понимаю, уже знаете, о чем пойдет речь.

— Да-да.

— Предложение вам сделано необычное, но это не должно вас смущать, ведь мы и живем в необычные времена. Да… Итак, вам оказано большое доверие. По совокупности анкетных данных, результатам тестирования и собеседования вы подходите для…

— Я уже понял.

— Замечательно. Вы будете получать деньги, пользоваться всевозможными благами, свободами и полной безопасностью.

— Это понятно. Но, будьте любезны, все же объясните мне такую вещь… В договоре ясно написано «психологический натурщик». Мне не совсем, понятно. Какая связь?

— Поясняю. Все катаклизмы, которые потрясают нынешнее безликое общество, можно с высокой степенью сходства сгустить в пределах отдельно взятой личности. Согласитесь, что социология как абстрактная дисциплина, оперирующая столбцами цифр, для конкретного человека, сдавленного различными проблемами, мало утешительна. Вам объясняют, что количество верующих, больных, богатых, социально незащищенных в обществе меняется в ту или иную сторону. Но к вашей вере, боли, достоянию или надвигающейся старости это не имеет никакого отношения. Вы ищете спасение от боли, спасение от утраты смысла жизни, а вам подсовывают столбцы цифр с наукообразными объяснениями. Причем количество рабочих версий всегда превышает количество возможно допустимых вашим разумом. И в результате, злость и досада растут, потому что такого рода объяснения как нельзя лучше показывают, что вы никому не нужны. Посему в одной из лабораторий нашего министерства предложили оригинальный и довольно простой вариант решения социальных проблем, а именно: изучать общественные явления не на абстрактном сознании, а на сознании конкретных индивидов. То есть, речь идет о персонификации всей социологии и превращении ее из безликой дисциплины в дифференцированную науку, максимально приближенную к человеку. Вы, безусловно, можете возразить. Дескать, как же так, отдельно взятый конкретный человек? Ведь нет же двух одинаковых людей и следовательно, методики, подходящие для одного, никоим образом не годятся для другого. Следовательно, всякие изыскания обречены на провал. Но вот здесь и кроется вторая неожиданность, которая ждет вас. Подождите, — жизнерадостно изрек Григорий Владимирович. Пленительно грациозно разметавшись на диване и царственным жестом нажав кнопку дистанционного пульта управления, он вызвал все того же угрюмого лакея в белых перчатках и полосатой жилетке. Я заинтересованно воззрился на многосложный пульт управления, испещренный гигантским количеством кнопок и снабженный миниатюрными жидкокристаллическими табло и индикаторами. Неужели и лакей имеет централизованное управление и входит в состав аудио-видеокомплекса? Или он просто робот?

— Марк, вызовите к нам, пожалуйста, Эдуарда Борисовича.

— Ъ-ъ-ъ! — Марк утвердительно сгруппировал мышцы, неумело копируя хозяина, чем, очевидно, и выразил крайнюю степень послушания.

Я обвел глазами строгую добротную обстановку, и только тут сообразил, насколько заместитель министра мыслит схожими со мною категориями, как похоже излагает. Кроме того, какой-то неуловимый знакомый стилистический привкус меня просто перепугал, словно вся эта августейшая туша живет схожей со мной Неверующей жизнью. Я принялся было считать плоские блюдца ламп под потолком, мысленно уподобив их плотному минному полю в темной толще вод, на одной из мин которого мне суждено было подорваться, будто одинокой заблудившейся субмарине. Дойдя до цифры «8», я вдруг увидел Лизу, вышедшую из другой двери. Она направлялась к нам, удовлетворенно лукаво рассматривая нас бесподобными голубыми глазами. Григорий Владимирович встрепенулся, простер к ней правую руку, как-то очень по-своему хитро наматывая ее на Лизину талию, а левую выворачивая в моем направлении:

— Познакомься, это…

— А мы уже знакомы. Фома двадцать минут назад познакомился со мной на улице, чем несказанно и позабавил.

— Ах, вот как, однако. И часто вы пристаете на улице к незнакомым женщинам? — спросил Балябин, изумленно повернув голову в полуоборот. Я смущенно сжал плечи, тем же движением вывинчивая из них голову, отчего раздался новый смех Лизы.

— Да, ну ладно. Принеси нам что-нибудь выпить и иди наверх. Я освобожусь через час, если голодна, съешь там чего-нибудь.

Они

§ 16

столкнулись в дверях, Лиза и Эдуард Борисович, и от меня не укрылась его слащавая улыбка, которой он перемазал ей всю грудь.

— Мы знакомы, — вставил я более уверенно.

— Да-да, — сказал референт, не отнимая глаз от объекта сладострастия, и, еще находясь в его власти, растерянно протянул мне жирную руку.

— Продолжим. Так вот, Фома, Эдуард Борисович в некотором роде наиценнейший человек, ибо, является моим референтом по вопросам этики и биоэтики, он также возглавляет одну из известных вам Этических консультаций, и, что самое примечательное, является энтузиастом всех исследований, которые ведутся в этой области. Ему принадлежит право изобретения «Системы социальных экстраполяций», ну и, кроме всего прочего, в ряде лабораторий, которые он курирует, вытворяются прямо-таки чудеса. Итак, вернемся к нашему разговору о том, какая же существует связь между вами, психологическим натурщиком, и Этическими консультациями. А связь очень простая и явная. Мы используем вас как модель, на которой в концентрированной форме исследуются воздействия социальных проблем, и вырабатываем средства индивидуальной защиты и устойчивости для отдельно взятого человека. Используя затем правила социальной экстраполяции, расширяем их действие через Этические консультации на возможно большее число граждан и таким образом снимаем возбужденность, напряжение и неудовольствие в народе. Потом, берите шире — оздоровим нацию! У Эдуарда Борисовича имеется еще несколько секретов за душой, о которых мы вам сейчас с удовольствием и поведаем.

Референт удовлетворенно огладил живот, перекатывающийся от тугих сопящих вздохов, и, сидя в глубине углового дивана, наконец сказал:

— Поскольку вы, Фома Фомич, уже подписали контракт, мы разговариваем с вами на равных, ничего не скрывая. Поговорим подробнее о том, что Григорий Владимирович подразумевает под словом «воздействие». Речь, как вы сами понимаете, идет не о пассивном, а об активном воздействии на человеческую природу в целях улучшения, избавления от всякого рода криминогенных вкраплений и в результате создании типа желаемого подданного и гражданина. Вы, как образованный человек, знаете, безусловно, что медицина последнее время своим пугающим всесилием все больше вмешивается в наши классические представления об исконных человеческих ценностях. Скальпель и фармакологические препараты все чаще вторгаются в святая святых человека, изменяя не только его судьбу и внутренний мир по воле врача, но уже саму сущность понятий добра и зла, в которые погружена жизнь человека. Мы стоим на пороге создания синтетического человека, который будет испытывать боль, страх, любовь, гордость, унижение совершенно по-другому, чем мы с вами, и куда заведет нас этот прогресс, прогнозировать невозможно. Прогресс, увы, перестал быть средством, он стал единственной я самодостаточной целью. Медицина все больше становится главным институтом, осуществляющим социальный контроль, отодвигая на второй план более традиционные институты — церковь и закон. Суждения «во имя здоровья», а также оперирующие ярлыками «здоровье» и «болезнь» считаются адекватными по отношению ко все увеличивающейся области социальных явлений. Количество точных дисциплин, направленных в самую сердцевину метафизической сущности человека, множится не по дням, а по часам: генная инженерия, медицинская генетика, медицинское экспериментирование на людях, модификация поведения с помощью фармакологических и нейрохирургических средств, практика эвтаназии и т. д.

Человеческая смерть — это отнюдь не то, за чем раньше следовал занавес трагедий. Она имеет теперь множество самых разнообразных критериев определения, которые размываются с каждым новым открытием, а пациент все чаще подписывает с врачом контракт на вторжение внутрь себя, где детально рассматриваются возможные варианты последствий. Одним словом, вечные человеческие ценности все больше определяются медицинским путем и уровнем технического развития, а не моральными установками общества…

По-моему, лампы начали раскачиваться в такт нарастающему синтетическому шуму в ушах. Я провел рукой перед лицом, где, судя по моим ощущениям, сейчас находился фокус всех чувств. Двое людей, сидевших напротив в непринужденных позах, покрылись вдруг какой-то оптической сыпью, будто неустойчивое телеизображение. Я принял их за классический клоунский дуэт, состоящий из долговязого серьезного парня и маленького веселого толстяка. Хотите запустить скальпель в священное Неверие и, измерив его, описать горстью скучных формул? Хотите осквернить мой стереодневник своим тупоумным вторжением? Я интересую вас не более, чем кролик, подающий признаки жизни после многократной летальной дозы радиации?