Женщины Вены в европейской культуре - Беатрикс Шиферер

В короткой вымышленной сценке Лина сама метко характеризует отношение Альтенберга и Фриделя к женщинам вообще и в частности и тонко иронизирует над ними:

«…Ночь в кафе на Грабене с Летером Альтенбергом и Эгоном Фриделем. Представим себе, что, почувствовав усталость, я положила голову П. А. на колени. (Петер благословляющим жестом кладет на меня ладонь.) Царица жизни, ты можешь дарить, дарить, дарить и никогда не оскудевает дарящая твоя рука. Ты положила голову мне на колени, а на самом деле я преклоняю колени перед тобой! Аминь! (Он пересчитывает построчный гонорар и остается недоволен. Появляется какой-то кавалер. Петер вдохновенно описывает свои ощущения. Кавалер предлагает 100 крон, чтобы я пересела к нему. Петер мгновенно соглашается.) Эгон: Ты не сделаешь этого, Петер, ведь она так тебе доверилась! Петер: Ты что? Она же спит.

Представим себе, что в кафе на Грабене я почувствовала усталость и положила голову на колени Эгону. (Эгон Петеру: „Как и следовало ожидать“, продолжает прерванный разговор.) Что-то, должно быть, во мне есть, ведь зал полон народу… (Под утро он кричит: Счет! Затевает перебранку с официантом, уличив его в обмане, отодвигает меня, забывает и уходит прочь)…»[104]

Взаимоотношения Фриделя и Лины описал со своей колокольни Франц Чокор:

«Их сильно увлекали зачастую приятные обоим бесконечные споры о конкретных вещах. Но иногда Фридель позволял себе слишком злые выпады, которые приводили Лину в мучительное смущение. Однажды она посетовала: „Когда я вижу, что свой мощный, Богом данный ум ты употребляешь для того, чтобы делить людей на почитаемых и презираемых, я всегда благодарю втайне Бога, создавшего меня такой глупой“. Если Фридель, скорее из упрямства, нежели от недостатка знаний, с тупым упорством держался своих взглядов — она и в письмах осуждала его „высокомерие и слабость социального чувства“, — то ему все же не было безразлично мнение о нем Лины.

Многочисленные страстные письма и бесчисленные открытки убеждают нас в том, что Фридель любил Лину всю жизнь…»[105]

Его сердечная симпатия проступает во многих, иронически окрашенных письмах:

«…Хотел бы тебе напомнить твои же слова о том, что женщина должна быть садовницей. При этом подразумевается, что она лишь доводит до зрелости те ростки, которые у нее перед глазами, а не то, что она либо не признает вовсе, либо признает неохотно вполне очевидные вещи, не очень ловко ссылаясь на собственное непонимание. Недостаток ума — всегда недостаток проникнутого любовью интереса. Это утверждение ты высказала применительно к сорнякам, я имею в виду Альтенберга, твердолобого бакалейщика, которому ты не нужна, а еще оно направлено против Лоза, пустого ореха, который не достоин тебя. Их обоих ты истерически переоценила, меня же не пытаешься даже просто оценить, аргументируя это тем, что достаточно „других“, которые меня признают. Мне этого, однако, недостаточно…»[106]

Амбивалентная позиция Фриделя по отношению к женщинам проявилась в строках письма к особе, ставшей для него сначала возлюбленной, а потом — подругой на всю жизнь:

«…Для мыслителя и художника женщины — не что иное, как подвернувшиеся под руку возбудительные средства, которые он ловко употребляет для усиления духовного обмена веществ, очередной запал для воспламенения творческого огня. С женщинами при этом нет никакой внутренней связи. Они для него — явления того же порядка, что и алкоголь, никотин, черный кофе. Они нужны-то ему всего на минуту, но он использует их полностью и без остатка, а разбудив в нем необходимые силы, они перестают для него существовать и могут понадобиться лишь для того, чтобы сделать его богаче и сильнее. Из них он черпает не что иное, как самого себя, свою собственную способность любить и ненавидеть, мыслить и созидать…»[107]

Лины Лоз домогались многие мужчины, она отказывала всем, в том числе и композитору Францу Легару.

Ее обручение с доктором Гербертом Фризом, трагически погибшим в 1914 году на польской земле, было второй и последней попыткой связать себя брачными узами. Многочисленные поклонники и пожизненные друзья более отвечали ее нраву и представлениям. Однажды она призналась в своей несправедливости по отношению ко многим безымянным, кого сильно обделила, приковав к одной-единственной личности.[108]

Начиная с 20-х годов она все больше тяготеет к литературному труду. С 1919 года с возрастающей частотой появляются ее статьи в «Винер Вохе», «Масштаб», «Арбайтерцайтунг», «Прагер Тагблатт» и «Даме». В середине 20-х статьи регулярно печатаются на фельетонной полосе еженедельника «Нойес Винер Тагблатт». В 1947 году выходит «Книга без названия», содержащая немалую часть фельетонов, уже опубликованных в периодике.

В кратких метких характеристиках, полных юмористического подтекста и изящного цинизма, она выказывает себя не только критиком общественных явлений, но и наблюдательным бытописателем своего окружения. Так выглядит в ее изображении Чокор:

«Он, между прочим, гордится всем, чем может. Гордится болезнью, гордится здоровьем, когда есть деньги — деньгами, когда их нет — безденежьем. Он хронически горд и рассеян, с этим надо мириться… Есть люди, одержимые страстью пить, играть, курить; Франц Теодор Чокор — страстный едок. Он смотрит на жующих людей так, что самые прожорливые из них перестают жевать».[109]

8 марта 1921 года в Вене была с успехом поставлена единственная пьеса Лины «Мать». Свой путь в драматургию (по поводу премьеры этой драмы) Лина описывает довольно иронично:

«1. Некоторое время я была — пусть даже по глупости — подругой писателя Петера Альтенберга и женой архитектора Адольфа Лоза. — Я свояченица придворной актрисы Трауте Карлсен. — Мой брат Карл Форест — резидент театрального союза. — Мои родители владеют лучшими кафе Вены. Я уважаемая личность и считаю себя вправе жить да жить.

2. Трауте Карлсен — мне уже не свояченица. — Мой брат уже не президент. — Мои родители продали кафе. На меня поглядывают с недоверием!!

3. Мне не остается ничего иного, как самоутверждение через творчество.

4. Я написала одноактную пьесу „Мать“. Несмотря на мои нежелательные для театра связи, она была принята и поставлена!!

5. Со мной больше не здороваются».[110]

Есть у Лины и другие пьесы — неопубликованные. Не был экранизирован и сценарий; написанный в соавторстве с Рудольфом Форстером.

В одной до сего дня не опубликованной рукописи, содержащей суть ее зрелых воззрений, она пытается выяснить центральные вопросы бытия и познания. В середине 30-х годов она излагает основы собственной философии, до самого последнего времени остававшиеся в ее архиве и недоступные для читателя. Благодаря новым изысканиям образ Лины предстает в существенно ином свете.