Четверги в парке - Хилари Бойд

Шанти кивнула в знак согласия и посмотрела на часы.

– Где же он?

Было шесть часов, когда Алекс наконец-то появился. Он был потрясен видом своей дочери. Элли не спала, и хотя она была еще сонная, но вела себя уже намного бодрее.

– Папа… – она потянулась к нему, чтобы отец обнял ее.

Алекс выпрямился и посмотрел на Джини.

– Что случилось?

– Ей было нехорошо, Алекс. Она стала какой-то заторможенной. И я решила, пусть ее осмотрит врач. А по дороге сюда ее стошнило. – Больше она не добавила ни слова.

Шанти рассказала ему то, что услышала от Джини.

– Значит, она поправится? Полностью? – Джини видела, что Алекс дрожит, его лицо внезапно побледнело.

– Сядь, у тебя шок, – сказала она и притащила еще один стул.

Он тяжело опустился на стул, прислонился к кровати Элли и схватился руками за голову. Джини поняла, что он плачет.

– Надо было послушать… он же говорил мне… он говорил… а я отказывался верить.

Джини заметила озадаченный взгляд Шанти.

– Кто? Рэй? – спросила она.

Алекс поднял голову, и впервые за все время, что она знала его, Джини увидела в его голубых глазах абсолютную беззащитность. Тяжеленная маска эгоцентризма, которая обычно мешала ему нормально общаться с окружающими людьми, – если только они не говорили о нем, – исчезла.

– Да, Рэй. Он видел, как она упала. Он предупредил меня, сказав, что разбирается в этом, а я велел ему убираться к черту.

– Почему ты не сказала мне об этом, мама? – Шанти стало стыдно, видимо, она вспомнила, как грубо и недоверчиво вела себя по отношению к Рэю.

Джини пожала плечами.

Алекс сидел молча, Шанти смотрела на него, и ее взгляд мрачнел, по мере того как она осмысливала произошедшее.

– Значит, ты знал, что Элли упала, и знал, что это может быть опасно, и просто ушел? – ее голос прозвучал холодно и сурово, словно острая сталь.

– Я думал, она в порядке, Шант, она не плакала и выглядела нормально, – он словно вымаливал прощение.

– Но ты не подождал, чтобы убедиться в этом.

– Я опаздывал к Эл Димитри. Он приехал в город всего на один день, проездом в Канны, и мой агент показал ему мои работы по Интернету…

– Извини, – холодно перебила его Шанти, – но, веришь ты или нет, мне сейчас наплевать на твою долбаную работу. Ты бросил нашу дочь, хотя было очевидно, что ей может понадобиться медицинская помочь.

– Не было очевидно. Поверь мне, не было очевидно. – Он с мольбой посмотрел на Джини. – Вы были там, вы же сказали, что я могу уйти.

– Не моей маме решать, что тебе делать. Раньше ты на нее не обращал внимания. Мам, пожалуйста, расскажи мне в точности, что случилось.

– Рэй видел, как Элли упала, и так как он специалист по боевым искусствам и часто видит падения, то ему известно, чем отличается безопасное падение от опасного, – объясняла она нехотя. – Он понял, что Элли приземлилась неудачно, и сказал об этом Алексу. Честно говоря, никто из нас не был уверен, что это очень серьезно. Люди часто ошибаются.

– И умирают из-за этого? – отрезала Шанти.

– Да… иногда.

Алекс снова побледнел.

– Знаю, знаю, что виноват. – Он обнял свою дочь и провел пальцем по ее щечке. – Разве она не самый прелестный ребенок в мире? А я бросил ее. Она могла умереть… и я был бы виноват в этом.

Весь этот спектакль мало убедил Джини, но она заметила, что ее дочь смягчилась, как всегда, вследствие его манипуляций. Возможно, он действительно был шокирован произошедшим.

– Она не умерла, Алекс, она поправится, – приземленный голос Джини нарушил его выспренную тираду. – Уверена, ты бы сделал для нее все необходимое, если бы увидел, что ей плохо.

– Речь не об этом, – резко вставила Шанти, все еще злясь на мужа. – Ты бросил ее.

– Большинство людей, скорее всего, отнеслись бы к этому точно так, как Алекс, – настаивала Джини вполне оправданно. – Зачем устраивать переполох, когда нет реальных доказательств?

– Значит, нам надо поблагодарить Рэя… – Шанти явно не нравилась подобная перспектива.

Алекс стал ерзать на стуле, потом встал на ноги. Он хотел что-то сказать и бросал встревоженные взгляды на Джини и Шанти.

– Гм… про Рэя…

Шанти прищурилась.

– Что про Рэя?

Алекс сделал глубокий вдох и расрямил плечи, будто готовился к расстрелу.

– Алекс?

Он колебался.

– Понимаешь, то, что Элли говорила… про Рэя… Это неправда. Она никогда такого не говорила.

Он повесил голову, словно пытаясь защититься от воображаемых ударов. И на мгновение Джини в ужасе показалось, что Шанти действительно сейчас ударит его. Она сидела на больничном стуле, тоже опустив голову (но не от страха), ее руки с побелевшими пальцами сжимали кулаки так, словно она готовилась броситься в атаку.

Однако Алекс, хотя и стоял на краю пропасти, продолжал самобичевание.

– Элли говорила о нем без остановки, как он ходил по качающимся бревнам, не держась, и все аплодировали, и как он замечательно играет в мяч и знает много смешных игр, и как он поет песни, как он купил ей яблочный сок. И я разозлился. Я не хотел, чтобы кто-то другой делал с моей дочкой то, на что я совершенно не способен.

Джини была в шоке. Хотя она знала, что он лжет, этот слезливый рассказ вызвал у нее почти что жалость. Такое чудовищное самолюбие даже представить трудно, подумала она.

Недоверие пересилило гнев Шанти. Она сидела молча, с каменным лицом, которое пугало ее мужа больше, чем любые удары.

– Шанти, прости меня. Я знаю, это глупо.

– Глупо? – Шанти словно вышла из забытья. – Глупо? Ты называешь это глупостью – обвинять человека в том, что он пристает к Элли, только потому, что ты ревнуешь? – она едва не сорвалась на крик, а ее лицо, обычно светлое, покраснело от ярости.

– Я не говорил, что он пристает, – обидчиво возразил Алекс. – Я просто сказал…

Шанти снова перебила его:

– Мы знаем, что ты сказал, Алекс. И мы знаем, что ты подразумевал.

– Я не собирался говорить этого. Я просто хотел, чтобы ты знала о нем, что он играет с Элли… а ты так разволновалась и раздула все настолько, что получилось хуже, чем было на самом деле. Все вышло из-под контроля, прежде чем я успел объяснить.

– Так, значит, это моя вина? – выпалила Шанти. Потом силы покинули ее. – Уйди, – она презрительно махнула рукой. – Просто уйди. Видеть тебя не могу.

Алекс медлил, но недолго. Джини смотрела, как он смущенно выходил из палаты.

– Не хочу говорить об этом сейчас, мам, – произнесла Шанти.

Какое-то время они сидели молча. Обе смотрели на спящего ребенка, который, невольно оказавшись в центре всех этих переживаний, и не подозревал о буре, бушующей вокруг.

– Где папа? – Шанти была такой грустной, разочарованной.

– Он приходил, когда мы еще были в реанимации. Я сказала ему возвращаться домой.

– А?

– Он терпеть не может больницы. К тому же Элли уже была вне опасности. Я позвоню ему. – Ее слова прозвучали так, будто она оправдывалась, почти виновато. Она убеждала себя, что выпроводила Джорджа не из-за Рэя.

На мгновение взгляд дочери задержался на ее лице, и Джини, к своему ужасу, заметила, что Шанти догадалась.

– Как у нас тут дела? – сестра Дихен, наверное, слышала шум, потому что вела себя вежливо, но неодобрительно. – Ей нужны покой и тишина. – Она посмотрела на Шанти. – Вы можете остаться на ночь, если хотите.

– Хочешь, я вернусь попозже и сменю тебя? – спросила Джини шепотом, когда они отошли, чтобы сестра могла осмотреть Элли. Шанти задумалась.

– Нет, мам, иди. Я посплю здесь. Все будет хорошо. Сколько ее продержат здесь, как думаешь?

– Она все еще не пришла в себя. Ее будут держать на снотворных, пока отек не спадет. Врач из реанимации сказал, ее оставят на сутки. Посмотрим, как она будет чувствовать себя утром, дорогая.

Шанти вздохнула, готовая снова расплакаться.

– О, мама, если бы тебя не было там… – Джини обняла ее. – Я знаю, ты думаешь, я не ценю тебя, но я ценю, правда ценю. Извини, что сомневалась в тебе.

– У тебя были свои причины.

Она хотела сказать еще кое-что, но Шанти не нужно было напоминать о недостатках ее мужа, и ее внучке легче не станет, если они вцепятся друг другу в глотку. Но она не понимала, почему Шанти мирится с самодовольством Алекса. На такого эгоиста невозможно положиться, если не затронуты его личные интересы. Она задумалась, каким надежным был всегда Джордж. Настолько надежным, что Джини вдруг поняла, что принимала его честность и прямоту как должное.

Джордж приготовил ужин. У него в репертуаре было только одно блюдо – спагетти болоньезе – но он делал его хорошо, и, как и следовало ожидать, весьма тщательно подходил к готовке и сервировке: все было отмерено и выверено, стол накрыт, вино откупорено, салат ждал заправки. Но на этот раз Джини была благодарна ему.

– Кошмарный день, да? – сказал он, тщательно перемешивая соус. – Хорошо, что ты оказалась там.