Четверги в парке - Хилари Бойд

– Чет Бейкер?

Джини покачала головой.

– Не знаю такого.

– Тебя ждет потрясающее наслаждение… если ты любишь джаз.

– Удиви меня.

Печальная труба Бейкера наполнила комнату влекущим, сексуальным ритмом, и Джини откинулась на диване, закрыв глаза. Это место, этот мужчина, эта музыка, это мгновение, – все слилось воедино, наполняя ее такой жаждой жизни и глубиной чувств, что все ее существо пело от удовольствия. Она улыбалась.

Рэй налил ей вина, но она не притронулась к нему.

– Ты в порядке? – он присел на диван возле нее.

– Лучше не бывает, – ответила она, заметив, как с него спадает напряжение и улыбка тоже играет на его губах.

Какое-то время они молчали, просто сидя рядом и слушая музыку.

– Я хотел привести тебя сюда с самого начала. Чтобы мы остались наедине.

Джини протянула руку, и он взял ее.

– У меня не было неприличных намерений, – усмехнулся он, – мне просто хотелось, чтобы мы перестали думать о других.

– Здесь замечательно, – прошептала она.

Молчаливая уверенность в обоюдном желании объединила их, но они не спешили; наслаждение от прикосновений, аромата, от одной только возможности быть вместе – этого было достаточно.

– Рэй…

Ей хотелось столько рассказать ему, объяснить все, что он сделал с ней, какие чувства вызвал в ней, но она не находила слов. Она встретилась с ним взглядом и, не чувствуя больше оков внешнего мира, позволила себе, наконец, раствориться в той безграничной Вселенной, в которую заглянула, но не решалась войти до сегодняшнего дня, когда они остались вдвоем. Его губы коснулись ее губ, и они, наконец, дали волю чувствам, охватившим ее с такой силой, что она едва могла дышать.

Она не знала, сколько они лежали там; это было особое место – без границ и времени.

– Джини? – она заметила тревогу на его лице, глаза переполняла боль.

Она привстала.

– Что случилось?

Рэй потянул ее к себе, крепко обнял, ее лицо прижалось к его плечу. Все еще опьяненная поцелуями, она ждала, когда он заговорит.

– Джини, я так сильно хочу тебя, но это колоссальный шаг для нас обоих. Это же не просто… секс, по крайней мере, для меня.

Она улыбнулась ему.

– Кажется, я должна была это сказать.

Рэй просиял; она слышала, как его смех отдавался у него в груди.

– Хорошо… но не думаю, что нам стоит спешить с этим, – он посмотрел на нее. – Все… замечательно, «колоссально» – единственное слово, которое приходит мне на ум.

– У тебя разве не было… отношений… после Джесс?

– Секс иногда, но ничего больше. – Рэй вздохнул. – Это пугает меня, Джини.

Она села, взяла свой бокал с вином. Ей неожиданно показалось, что он сравнивает ее со своей предыдущей возлюбленной.

– Ты же говорил, что надо наслаждаться моментом, – поддразнила она его, и он рассмеялся.

– Просто мне очень хорошо с тобой, даже если мы просто едим чипсы или играем с Диланом и Элли. Если мы займемся любовью… то перейдем на другой уровень.

Она ждала.

– Ты боишься, что тебе не понравится со мной? – спросила она наконец. – Я, конечно, понимаю, что за последние десять лет практики у меня было маловато.

Рэй был в ужасе.

– Что ты говоришь! Нет… но… – он беспомощно пожал плечами. – Плохо я объясняю, да?

– Что, Рэй? Пожалуйста, скажи мне.

Его нерешительность напомнила ей Джорджа. Наверное, проблема в ней; что-то в ней отталкивает мужчин, отбивает у них желание?

Рэй встал и принялся ходить взад-вперед перед журнальным столиком.

– На самом деле то, что я хочу сказать, – очень просто, – он остановился, уперся руками в бока и пристально посмотрел на Джини. – Думаю, я боюсь влюбиться в тебя, а если мы займемся любовью, то я пропал. А ты… ты вернешься к мужу.

Джини не сдержала улыбки. От облегчения и всего остального. Значит, он все-таки хочет ее.

– Последние недели мне пришлось нелегко, когда ты отказывалась видеться со мной. – Он поднял руки, видя, что она собирается возразить. – Я понимаю, почему ты не могла видеться со мной, не думай, что я тебя обвиняю. Но ничего не изменилось, Джини. Мы все еще там, где были три недели назад.

Джини вдруг поняла, что дело не только в ней.

– Расскажи мне про Джесс, – попросила она и увидела боль и удивление в его взгляде.

Он снова сел на диван, спрятав под себя руки, словно маленький ребенок.

– Дело не столько в самой Джесс, сколько в том, что я потерял ее, – произнес он, с тревогой глядя на нее. – Ты уверена, что хочешь слушать про нее?

Джини кивнула.

– Я очень любил ее. Что сказать?.. Она была молода… иногда это создавало проблемы. Мы жили самой обычной жизнью. У меня был успешный типографский бизнес вместе с моим другом Майком – мы печатали в основном всякую ерунду, брошюры и все такое для морских компаний в Портсмуте. А она работала в IТ-компании в отделе кадров – или как это сейчас называется.

– Отдел по персоналу.

– Так вот, у Джесс был настоящий талант. И она допоздна засиживалась в офисе. Я думал, она устает, потому что так много работает. Я ей надоел своими жалобами. Но дело было вовсе не в работе, у нее был этот проклятый рак, все это время. И если бы мне хватило ума отвезти ее к врачу, ее могли бы спасти.

Рэй рассказывал так, будто теперь это просто история с печальным концом. Он все еще злился на себя, но видно было, что слова он произносит уже механически, будто повторяет одни и те же предложения сотни раз. Она не знала, говорил ли он это другим, но Джини понимала, что ей не надо убеждать его в том, что смерть Джесс – не его вина.

– Она была так молода, Джини. Ей было всего тридцать два года, когда она умерла. Слишком рано.

Джини кивнула:

– Действительно, слишком рано.

Она смотрела на его лицо, искаженное, потрепанное и потемневшее, словно от жизни, а не от погоды.

– Но я рассказал это не для того, чтобы вызвать к себе жалость. На самом деле я хотел сказать, что не сумел справиться со смертью Джесс, с потерей. Моя жизнь разбилась вдребезги. Я стал много пить и забросил бизнес. Майк терпел это какое-то время, а потом ему пришлось попрощаться со мной, иначе все отправилось бы в тартарары. Благодаря деньгам, которыми он откупился от меня, хотя их было немного, я мог жить, не работая, какое-то время и каждый день напиваться до потери сознания. Боже, как низко я опустился.

– Тебя можно понять.

– Да, месяц или два. Но это тянулось годами, два года, если быть точным. Иногда я по нескольку дней не выходил из дома, разве что купить еще виски. Наверное, еще немного, и моя печень не выдержала бы, как у Джимми.

Рэй снова взял Джини за руку. Минуту он играл с ее рукой, поворачивал, гладил пальцы, но мысли его все еще витали в прошлом.

– Так что же случилось? Как ты выкарабкался?

Он улыбнулся.

– Ты подумаешь, что я сумасшедший, но мне кажется, что меня спасла Вселенная.

Джини вскинула брови.

– Ты говоришь о Боге?

– Я предпочитаю называть это Вселенной. Слово «Бог» всегда связано с официальной религией, которая совершенно не подходит мне, но, как это ни называй, все произошло так неожиданно. Я был, как обычно, не в себе, пьяный с утра до вечера, небритый, тощий, наверное, как те бездомные, которых мы сторонимся на Арчвэй. Однажды мне надо было найти банкомат. Я тогда жил как раз за судоверфью. Я шел вдоль береговой линии, как в забытьи, намереваясь добраться до банкомата. Мне было плохо, и я сел на скамейку рядом с одним человеком, он был в прекрасной форме, но очень старый, примерно лет восьмидесяти, и он стал разглядывать меня.

– Что уставился? – спросил я довольно агрессивно, но он не обиделся.

– Я смотрю на человека, который дошел до предела, – ответил он спокойно.

– А тебе-то что? – огрызнулся я, разозлившись из-за того, что меня собираются критиковать.

– Для меня это очень важно, – ответил он, – видеть человека таким измученным, разбитым.

Наверное, впервые за долгое время со мной кто-то заговорил, кроме кассирши в супермаркете, которая называла мне стоимость выпивки, и я был ошарашен. Никому до меня не было дела, родители давно умерли, брат исчез и, вероятно, был в том же состоянии, что и я, друзья разбежались.

– Да, я разбит, – подтвердил я. – Но никто этого не исправит.

– Правда, – ответил старик, – никто, кроме тебя самого.

Я мрачно засмеялся; даже в своем невменяемом состоянии я видел в этих словах лишь жестокость и цинизм.

– Конечно, конечно. Никто, кроме меня. А мне плевать.

Человек кивнул:

– Это я вижу.

– Так что избавь меня от лекций о том, как много я могу дать людям, как драгоценна моя жизнь.

– Я и не думал, – ответил он. – Но мне бы хотелось сказать тебе лишь одно.

Я убедил себя, что мне безразлично все, но помню, что его слова все же заинтриговали меня. Заметив мой интерес, он стал тщательно подбирать слова, словно хотел быть правильно понятым с первого раза. Наверное, он знал, что второго шанса не будет.

«Всю свою жизнь я искал смысл жизни, – начал он свой рассказ. – Как и ты, я прошел через этап, когда все безразлично, кроме жалости к себе – не к другим. Когда я опустился на самое дно и, думаю, был близок к смерти, мой друг пригласил меня сходить с ним в школу айкидо, где он тренировался. Я посмеялся над его предложением. Боевые искусства? Я? Я едва мог встать с кровати. Но он настаивал, явился ко мне домой и буквально силой потащил меня туда. Я пошел, потому что другого выхода не было. Я еле стоял на ногах, руки сильно тряслись, и я боялся, что люди заметят это и осудят меня. Но я остался, потому что захотел этого. С тех пор это стало важнейшим столпом моей жизни – и физически, и эмоционально. – Он встал, и я помню, какая паника охватила меня при мысли, что он уходит. – Я не собираюсь учить тебя жизни. Я просто рассказал, что произошло со мной».