Искандер-наме - Низами Гянджеви

СОЗДАНИЕ ПЛАТОНОМ НАПЕВОВ ДЛЯ НАКАЗАНИЯ АРИСТОТЕЛЯ

О певец, прояви свой пленяющий жар,Подиви своей песней, исполненной чар!Пусть бы жарче дела мои стали, чем встаре,Пусть бы все на моем оживилось базаре.

С жаром утренний страж в свой забил барабан.Он согрел воздух ночи, спугнул он туман.Черный ворон поник. Над воспрянувшим доломКрикнул белый петух криком звонким, веселым.Всех дивя жарким словом и чутким умом,Царь на троне сидел, а пониже, кругом,Были мудрые — сотня сидела за сотней.С каждым днем Повелитель внимал им охотней.Для различных наук, для любого трудаНаступала в беседе своя череда.Этот — речь до земного, насущного сузил,А другой — вечной тайны распутывал узел.Этот — славил свои построенья, а тот —Восхвалял свои числа и точный расчет.Этот — словом чеканил дирхемы науки,Тот — к волшебников славе протягивал руки.Каждый мнил, что твердить все должны лишь о нем,Словно каждый был миром в искусстве своем.Аристотель — придворный в столь мыслящем станеМолвил так о своем первозначащем сане:«Всем премудрым я помощь свою подаю.Все познают принявшие помощь мою.Я пустил в обращенье познанья динары.Я — вожак. Это знает и юный и старый.Те — познанья нашли лишь в познаньях моих,Точной речью своей удивлял я других.Правда в слове моем. Притязаю по праву,Эту правду явив, на великую славу».Зная близость к царю Аристотеля, с нимСогласились мужи: был он троном храним.Но Платон возмутился покорным собраньем:Обладал он один всеобъемлющим знаньем.Всех познаний начало, начало всегоМудрецы обрели у него одного.И собранье покинув с потупленным ликом,Словно Анка, он скрылся в безлюдье великом.Он в теченье ночей спать ни разу не лег.Из ночных размышлений он песню извлек.Приютился он в бочке, невидимый взорам,И внимал небосводам, семи их просторам.Если голос несладостен, в бочке он все ж,Углубляемый отзвуком, будет пригож.Знать, мудрец, чтобы дать силу звучную руду,То свершил, что весь мир принимал за причуду.Звездочетную башню покинув, ПлатонПомнил звезды и в звездных огнях небосклон.И высоты, звучавшие плавным размером,Создавая напев, мудро взял он примером.В старом руде найдя подобающий стройИ колки подтянув, занялся он игрой.Руд он создал из тыквы с газелевой кожей.После — струны приделал. Со струйкою схоже.За струною сухая звенела струна.В кожу мускус он втер, и чернела она.Но чтоб слаще звучать сладкогласному грому,Сотворил новый руд он совсем по-иномуИ, настроив его и в игре преуспев,Лишь на нем он явил совершенный напев.То гремя, то звеня, то протяжно, то резко,Он добился от плектра великого блеска.И напев, что гремел или реял едва,Он вознес, чтоб сразить и ягненка и льва.Бездорожий достигнув иль дальней дороги,Звук и льву и ягненку опутывал ноги.Даровав строгим струнам струящийся строй,Человека и зверя смущал он игрой.Слыша лад, что манил и пленял как услада,Люди в пляску пускались от сладкого лада.А звуча для зверей, раздаваясь для них,Он одних усыплял, пробуждая иных.И Платон, внемля тварям и слухом привычнымПодбирая лады к голосам их различным,Дивно создал труды о науке ладов,Но никто не постиг многодумных трудов.Каждым так повелел проникаться он строем,Что умы он кружил мыслей поднятым роем.А игра его струн! Так звучала она,Что природа людей становилась ясна.От созвучий, родившихся в звездной пучине,Мысли весть получали о каждой причине.И когда завершил он возвышенный труд, —Ароматы алоэ вознес его руд.И, закончивши все, в степь он двинулся вскоре,Звук проверить решив на широком просторе.На земле начертавши просторный квадрат,Сел в средине его звездной музыки брат.Вот ударил он плектром. При каждом удареС гор и с дола рвались к нему многие твари.Оставляя свой луг иль сбежав с высоты,Поникали они у заветной чертыИ, вобравши в свой слух эти властные звуки,Словно мертвые падали в сладостной муке.Волк не тронул овцы. Голод свой одолев,На онагра не бросился яростный лев.Но поющий, по-новому струны настроя,Поднял новые звуки нежданного строя.И направил он так лад колдующий свой,Что, очнувшись, животные подняли войИ, завыв, разбежались по взвихренной шири.Кто подобное видел когда-либо в мире?Свет проведал про все и сказать пожелал:«Лалов россыпь являет за лалами лал.Так составлена песня премудрым Платоном,Что владеет лишь он ее сладостным стоном.Так из руда сухого он поднял напев,Что сверкнула лазурь, от него посвежев.Первый строй извлечет он перстами, — и в дремуПовергает зверей, ощутивших истому.Им напева второго взнесется волна,И встревожатся звери, очнувшись от сна».И в чертогах царя люди молвили вскоре,Что Харут и Зухре — в нескончаемом споре.Аристотель, узнав, что великий ПлатонТак могуч и что так возвеличился он,Был в печали. Чудеснее не было дела,И соперник его в нем дошел до предела.И, укрывшись в безлюдный дворцовый покой,Он все думал про дивный, неведомый строй.Он сидел, озадаченный трудным уроком,И разгадки искал он в раздумье глубоком.Проникал много дней и ночей он подрядВ лад, в котором напевы всевластно парят.Напрягал он свой ум, и в минуты наитий,В тьме ночной он сыскал кончик вьющейся нити.Распознал он, трудясь — был немал его труд,—Как возносит напевы таинственный руд.Как для всех он свое проявляет искусство,Как ведет в забытье, как приводит он в чувство.Так второй мудролюб отыскал, наконец,Тот же строй, что вчера создал первый мудрец.Так же вышел он в степь. Был он в сладостной вере,Что пред ним и уснут и пробудятся звери.И, зверей усыпив, новый начал он строй,Чтоб их всех пробудить полнозвучной игрой.Но, звеня над зверьем, он стозвонным рассказомНе сумел привести одурманенных в разум.Все хотел он поднять тот могучий напев,Что сумел бы звучать, дивный сон одолев.Но не мог он сыскать надлежащего лада.Чародейство! С беспамятством не было слада.Он вконец изнемог. Изнемог, — и тогда(За наставником следовать должно всегда)Он к Платону пошел: вновь постиг он значеньеМудреца, чье высоко парит поученье.Он учителю молвил: «Скажи мне, Платон,Что за лад расторгает бесчувственных сон?Я беспамятство сдвинуть не мог ни на волос.Как из руда извлечь оживляющий голос?»И Платон, увидав, что явился к немуГордый муж, чтоб развеять незнания тьму,Вновь направился в степь. И опять за чертамиЧетырьмя плектр умелый зажал он перстами.Барсы, волки и львы у запретных границ,Властный лад услыхав, пали на землю ниц.И тогда говор струн стал и сладким и томным.И поник Аристотель в беспамятстве темном.Но когда простирался в забвении он,Всех зверей пробудил тайной песнью Платон.Вновь напев прозвучал, возвращающий разум.Взор открыл Аристотель. Очнулся он разомИ вскочил и застыл меж завывших зверей.Что за песнь прозвучала? Не знал он о ней.Он стоял и глядел, ничего не усвоя.Как зверье поднялось, как забегало, воя?Аристотель подумал: «Наставник хитер,Не напрасно меня он в дремоте простер», —И склонился пред ним. С тайны ткани снимая,Все Платон разъяснил, кроткой просьбе внимая.Записал Аристотель и строй и лады,И ночные свои зачеркнул он труды.С той поры, просвещенный великим Платоном,Он встречал мудреца с глубочайшим поклоном.Распознав, что Платон всем премудрым пример.Что он прочих возвышенней, — царь Искендер,Хоть он светлого разумом чтил и дотоле,Высший сан дал Платону при царском престоле.

РАССКАЗ О ПЕРСТНЕ И ПАСТУХЕ

О певец, звонкий чанг пробуждая игрой,Ты для сладостной песни свой голос настрой.Пусть раздавшейся песни благое рожденьеМне сегодня окажет свое угожденье.

Свет зари засиял. Мглу сумев превозмочь,День заставил уснуть утомленную ночь.Высь взнесла златоцвет всем живущим в угоду,А луна светлой рыбою канула в воду.В кушаке из алмазов с застежкой литойВенценосец воссел на престол золотой.Ниже сели ученые друг возле друга,Но Платон сел повыше премудрого круга.Искендер удивлялся: в игре преуспев,Как Платон отыскал свой волшебный напев?Он сказал: «Мудрый старец, ты мыслью бескрайнойВвысь взлетев, овладел сокровенною тайной.

Ты зажал в своей длани познания ключ.Ты — источник наук. Ум твой светлый могуч.О искусный! Читал ты когда-либо свиток,Где б искусство в такой же пришло преизбыток?Кто еще возносил нас в такие края,Где безвестность живет, все от смертных тая?»Завершив славословье, к ответу готовый,Так ответил Платон: «Дивный свод бирюзовыйОт поры до поры совершал волшебства,Пред которыми молкнут людские слова.Наши предки, о царь, не поняв их сознаньем,Чудеса сотворяли своим заклинаньем.Много, царь Искендер, непостижного есть.Много было чудес. Можно ль их перечесть!Я из них расскажу, если дашь ты мне волю,Не десятую часть, а лишь сотую долю».И велел государь справедливых сердец,Чтоб любое сказанье поведал мудрец.И сказал мудролюб, все потайное зрящий:«О венчанный, желаньем познанья горящий,В днях минувших, в долине гористых земельВзрыв подземных паров дал широкую щель.И тогда появилось в глубоком провалеТо, что камни и прах с давних пор прикрывали.Там на брюхе лежал потемневший, литойМедный конь. Полускрыт был он в пропасти той.Изваяния бок был с проломом немалым:Водоемом казаться он мог небывалым.И когда медный конь был в полдневном огне,Мог бы взор оглядеть все, что скрыто в коне.Шел пастух по долине, травою богатой,И, свой шаг задержав пред землею разъятой,Разглядел в котловине зеленую медь.Вниз по круче спуститься ему ль не суметь!Вот он встал пред конем в изумленье глубоком.И увидел пролом он в коне меднобоком.И все то, что таилось внутри у коня,Смог пастух разглядеть в свете яркого дня.Там усопший лежал. Вызывал удивленьеДревний труп: до него не дотронулось тленье.Выл на палец покойника перстень надет.Камень перстня сиял, как Юпитера свет.И пастух пораженный рукою несмелойСнял сверкающий перстень с руки онемелой.На добычу взглянув, как на счастья предел,Он восторженно в перстень свой палец продел.Драхмы в медном коне не найдя ни единой,Он покинул гробницу. Пошел он долиной,Погоняя отары. Спадала жараНочь настала. Пастух дожидался утра.И когда удалось рог серебряный небуСделать огненным шаром земле на потребу,Он оставил овец на лужайке у скалИ хозяина стада, спеша, разыскал,Чтобы перстню узнать настоящую ценуИ судьбы своей бедной понять перемену.И хозяин был рад, что явился пастух,И язык развязал, словно думал он вслух.Говорил он о стаде, о том и об этом,И доволен он был каждым добрым ответом.Вдруг он стал примечать и заметил: не разСтановился пастух недоступен для глаз,И затем, словно тень, появлялся он снова.Рассердился хозяин: «Какого покроваНа себя вот сейчас ты набрасывал ткань?Ты то зрим, то незрим. Поспокойнее стань!Чтоб являть колдовство, — не имеешь ты веса.Где тобою добыта такая завеса?»Удивился пастух: «Что случиться могло?»И свое он в раздумье нахмурил чело.Было так: обладателя перстня немалоОбладанье находкой такой занимало.

И, хозяина слушая, так был он радКамнем вверх, камнем вниз свой повертывать клад.Камень вверх обративши движением скорым,По-обычному виден он делался взорам.Повернув яркий камень к ладони своей,Исчезал он мгновенно от смертных очей.Камень был необычен, — в том не было спора, —Своего господина скрывал он от взора.И пастух разговор оборвал второпях.Он ушел, чтоб испытывать камень в степяхИ в горах. С волей рока он сделался схожим,Веселясь, он шутил с каждым встречным прохожим.Камень вниз опустив, промелькнув перед ним,Во мгновенье шутник становился незрим.Но сказавши себе: «Зримы ныне пребудем» —Зримым шел наш пастух, как и свойственно людям.То являясь, то прячась, придя на базарИль в жилье, уносить мог он всякий товар.Вот однажды пастух, словно дух бестелесный,Стал незрим: повернул он свой перстень чудесный.К падишаху в покой, меч индийский схватив,Он вошел и стоял, как невидимый див.Но когда и последний ушел приближенный, —Он, пред шахом явясь, поднял меч обнаженный.Был ужасным видением шах поражен;И, ему предложив свой сверкающий трон,Он промолвил, дрожа от нежданного чуда:«Что желаешь, скажи, и пришел ты откуда?»Так ответил пастух: «Торопись! Я — пророк.Признавай меня тотчас. Твой благостен рок.Если я захочу, — я невидим для света.Вот и все. Это свойство — пророков примета».Падишах преклонился, почувствовав страх.И весь город был в страхе, как сам падишах.Так вознесся пастух, встарь скитавшийся долом,Что легко завладел падишахским престолом.Поиграл этим камнем недлительный срокНаш пастух, — и пастух не пастух, а пророк.Ты признай, государь, всею силой признаньяТех, что создали камень при помощи знанья.Должно тайну волшебств укрывать от умов,Чтоб незыблемым был нашей тайны покров.Мой рассудок — вожак, полный жажды движенья.Эту тайну не вывел на путь достиженья».Искендером-царем был похвален Платон:Так наглядно о тайном рассказывал он.И для мудрых рассказ прозвучал не без прока,И для многих имел он значенье урока.

ОТНОШЕНИЕ СОКРАТА К ИСКЕНДЕРУ