Любовник Дженис Джоплин - Элмер Мендоса

В эту ночь Ребека села впереди и, когда разделась, стала похожа на русалочью скульптуру на носу корабля. Давид вел баркас на малой скорости; он впервые ощутил прилив крови при виде широких бедер смуглянки.

«Ну что, очнулся наконец?» — проворчал голос. «Я просто смотрю на нее, и все». — «Она прекрасна! Ты должен судьбу благодарить!»

Отплыв далеко от порта, Давид заглушил мотор, и «Потемкин» по инерции бесшумно заскользил по морской глади. Теплый ветерок ласкал кожу. Ребека улыбалась.

— Песик мой, мне надо сказать тебе кое-что. — Она пересела на скамейку в центре лодки и запрокинула голову так, что ее груди нацелились на Давида.

От ярости, пылавшей в ней во время’ обеда, и следа не осталось, и Давид, не испытывая инстинктивного стремления защищаться, почувствовал, как постепенно возбуждается. «Ну же, подойди к ней, — принялся подсказывать голос. — Приласкай ее! Для чего у тебя руки-то?»

— Что, Ребека?

— Я выхожу замуж за Риверу.

— За Риверу?

«За этого?» — Карма даже поперхнулась.

— Да, мой песик, и сегодня наш прощальный танец.

— Прощальный?

«Не может быть! — простонала бессмертная часть. — Именно сейчас, когда ты наконец очухался!»

— А как же мы дальше?

— Я стану женой единственного мужчины, мой песик, и больше уже не смогу ездить на морские прогулки при луне и давать повод для кривотолков. Отец не хочет, чтобы я занималась тем же, чем моя мать, и я выполню его волю.

— Да, но почему ты выходишь замуж за Риверу? «Да, почему за него?»

— А за кого же еще? — На лице Ребеки появилось обиженное выражение. — Еще недавно я думала, что смогу стать твоей женой, — сказала Ребека, приближаясь к Давиду, — но ты меня отверг много раз. Ну как, мой песик? — Ребека встала перед Давидом так, что волосы на лобке оказались прямо у него перед лицом. — Не хотите воспользоваться последней возможностью, сеньор?

«Конечно, хотим! — захлебнулась от восторга карма. — Бери ее, она с тобой прощается, не видишь?» Давид почуял аромат женщины, и голова у него пошла кругом.

— Что скажешь? Проснитесь, мой песик, не ленитесь, иначе как бы вам и сегодня не пришлось добираться до берега вплавь. — Давид медлил. — Ты еще никогда не подпускал меня к себе так близко, — сдавленным голосом произнесла Ребека, двумя руками прижала к себе голову Давида, и он полной грудью вдохнул аромат ее плоти.

«Как чудесно!» — возликовала карма.

— Тебе этот запах ни о чем не говорит, мой песик? — Ребека продолжала тереться лобком о его лицо. — Сегодня ночью этот цветок принадлежит тебе, все мое тело принадлежит тебе! — Ребека заметила, что взгляд Давида устремлен в небо. — Что ты там увидел?

— А-а, да так — вон Млечный Путь, а вон Плеяды, Геркулес… Хочешь, научу тебя распознавать звезды?

Ребека одарила его взглядом, полным ненависти.

— Значит, у тебя и вправду шариков не хватает! — и отстранилась.

«Ну почему ты такой идиот? — отругала его и карма. — Ну неужели тебе трудно сделать мне одно маленькое одолжение? Мог бы уступить ей хоть разочек!»

Ребека оделась.

— Заводи свой сраный мотор и поехали отсюда! Что за манера все портить!

Люди в своих постелях, разбуженные шумом двигателя, удивились, что «Потемкин» возвращается так рано. Ребека спрыгнула с борта на берег и решительно зашагала прочь.

«Даже спокойной ночи мне не пожелала…» — «Пойми, женщины созданы для этого! — бранила Давида карма. — Ты ведешь себя с ней как полный идиот, а раз так, приходит другой и делает то, чего не сделал ты! Посмотри, каким довольным покидает он ее дом, даже песни на ходу распевает!»

Давид закурил сигарету, улегся на лодочную скамейку и достал вырезку с портретом Дженис.

Проснулся он от громких голосов. Давид решил было спросонок, что пора спускать на воду баркас, но, привстав, разглядел в темноте неподалеку толпу галдящих рыбаков. Они стояли рядом с баркасом Капи, окружив лежащий на песке непонятный предмет, похожий на большую неподвижную тушу. Видать, здоровую рыбину поймали, подумал Давид и пошел к ним.

— Вы меня знаете, — словоохотливо рассказывал приятелям Капи. — Зачем мне выходить в море, если вот-вот снимут запрет на ловлю? Но ведь на мели сидим, так что несколько килограммов креветок не помешает, верно? Далеко ходить не стали, встали напротив Авандаро, и сеть-то забросили всего только несколько раз, скажи, Тибу?

— Точно!

— Короче, только начали, как вдруг слышим, тарахтит где-то вверху, со стороны мангровых зарослей, и вроде бы к нам приближается, глядим — мать честная, вертолет, какого хрена он тут делает, говорю я Тибурону, а тот, зараза, зависает прямо над нами, и не успели мы опомниться, сбрасывает вот его! — Капи показал рукой на мешок, из которого торчала голова мертвеца. — А он — хрясть! — прямо в баркас, а те, в вертолете, развернулись и убрались восвояси. Я говорю Тибурону, мол, там, в мешке, наверно, человек мертвый, вот черт, ну что, откроем? И вот он, пожалуйста, с простреленной головой, и хрен его знает, что теперь с ним делать!

В этот миг Давид, до сих пор не издавший ни звука, вдруг закричал:

— Чато! — и упал на колени возле трупа. — Чато, что они с тобой сделали!

— Ни черта себе! — пробормотал Тибурон. — Кажется, наш приятель его знает.

Давид разрыдался.

— Спокойно, друг! — начали утешать его рыбаки. Капи протянул ему почти пустую бутылку с недопитой текилой.

— Вот глотни, приятель! Он что, не чужой тебе?

— Браг двоюродный…

— Ничего не поделаешь, приятель, все под богом ходим! Вскоре к рыбакам присоединились испуганные женщины, среди них Ребека. Увидев ее, Давид воскликнул:

— Ребека, это мой брат, он жил в том доме! Ребека обняла его и стала нашептывать на ухо:

— Успокойся, мой песик, не плачь, не доставляй удовольствия этим кабронам, твой брат уже предстал перед Господом, он уже отмучился. — В эту минуту подошел Ривера, увидел, как его суженая утешает недоумка, и страшно обозлился; боясь сорваться, остановился в сторонке.

— Твой брат из Кульякана? — спросил кто-то Давида, от утвердительно кивнул. — Знаешь, где живут его родили?

— Да.

— Так надо известить их, парень! — оживился Капи. — Тибурон, возьми-ка кооперативную колымагу и отвези его к родственникам!

— Он не член кооператива и не имеет права пользоваться нашей машиной! — возразил Ривера.

— Случай исключительный, и мы не бросим парня одного в беде, ядрена мать! — огрызнулся Капи. — Я не понял, — пришел он вдруг в ярость, — может, кто-то не согласен?

Ривера хотел было что-то ответить, но сцепил зубы, и слова застряли у него в горле. Рыбаки начали сбрасываться на текилу, а у Давида в голове воцарилась полная сумятица, которую усугубляла его бессмертная часть своими обычными понуканиями.

— А что делать с мертвецом-то? — спросил кто-то.

— Положите его в рыбный холодильник, — велел Капи. — Мало ли, может, родственники не сразу заберут! Пошли, приятель! — Давида посадили в кооперативный пикап и повезли в Кульякан.

«Как же я скажу об этом тете Марии и дяде Грегорио?» — размышлял по дороге Давид. — «Веди себя спокойно и сдержанно, говори напрямик, не рассусоливай», — наставляла его карма. Давиду захотелось плакать, но он постеснялся в присутствии Капи. Тогда, чтобы сдержать слезы, Давид стал вспоминать лицо Дженис, однако струдом мог сосредоточиться, и ее образ получался каким-то расплывчатым. — «Чато был таким хорошим, — невольно переключился Давид на мысли о брате. — Научил меня отыскивать на небе планеты, водил в кино, и хоть я не очень хорошо понял, о чем картины, все равно было здорово. Интересно, а Чоло знает, что случилось с Чато? Он хочет, чтобы я отвез груз во второй раз, но теперь уже никак не получится. Так или иначе, заберу у тети мой паспорт. Хорошо бы Нена была дома, ей проще сказать, а дядя Грегорио сердится на каждое слово, он очень вспыльчивый, чуть что — вспыхивает, как спичка! Вот Нена совсем другая, с Неной можно иметь дело…»

Начинался рассвет. Капи остановился у придорожной лавки купить текилы для рыбаков; возвращаться без нее означало бы поставить под угрозу свою жизнь.

«Бедная моя тетя, — печально думал Давид, — ей будет страшно смотреть на мертвого Чато, у него прямо во лбу дыра от пули, похожая на грязное пятно, и лицо старое, будто ему лет восемьдесят. Ну, как мне сказать им?» — «Я тебе уже целый час вдалбливаю как! — напугал его внутренний голос. — Главное, не мямли, говори торжественно, будто вручаешь флаг, покрывавший гроб убитого солдата!»

Однако, когда приехали в Коль-Поп, Давид по-прежнему не знал, с чего начать; наставлений кармы оказалось недостаточно. Он с удивлением увидел на крыльце дома тетю Марию, стоящую, будто в ожидании, в домашнем халате. Но самое удивительное, она действительно ждала его, будто знала, что спустя несколько недель после исчезновения из дома на холме и отсутствия неизвестно где племянник объявится именно сегодня. Увидев его, тетя даже попыталась улыбнуться.