О молитве Иисусовой - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6 сентября
И наутро впечатления вчерашнего дня отвлекали часть к себе внимания ума, несмотря на напряжение его усилием воли, сокрушенного же чувства, как прежде, которое бы могло привлечь, также не было по развлечению ума, ибо они одно другое поддерживают. Впрочем, милостию Царицы Небесной на «Честнейшую» сердце умилилось чувством Матерния Ее милосердия к нам грешным и немощным. Литургия, слава Богу, прошла благополучно. После обеда читали много выписок из писем Епископа Феофана о теплоте при «умной» молитве, сделанных прежде. Главнейшие из них следующие: 1. «Когда внимание сойдет в сердце, то привлекает туда в одну точку все силы души и тела. Это средоточие всей человеческой жизни в одно место тотчас отзывается особым ощущением, сие ощущение и есть начало будущей теплоты»… 2. «Они — внимание и теплота — друг друга поддерживают и должны пребывать неразлучно…» 3. «Эта теплота не духовная, а обыкновенная кровяная, но как способствующая вниманию и развитию духовных движений, она называется духовною, в том, однако, случае, если не сопровождается сластию похотною, хотя легкою, но держит и душу и тело в трезвенном настроении…» 4. Духовную эту теплоту можно познавать тогда, когда она сопровождается духовными молитвенными движениями страха Божия, сокрушения, благодарения и пр. Держи свою натуральную теплоту, ни во что ее не вменяя, а только приготовлением неким к Божией теплоте почитать бывает и естественная теплота и умиление… 5. Благодатная теплота особая и она, собственно, есть духовная и свидетельствует тонким сладким чувством… 6. «Первый плод Божией теплоты есть собрание мыслей воедино и устремление их к Богу неотходное…» (Собрание писем, второй том, письма 244, 318 и 322).
Из этих выписок я обратил внимание на ту мысль, что не всякая первоначальная теплота зазорна, как мешающая правильному художественному творению Иисусовой молитвы, и должна быть отрываема, или по крайней мере не должна обращать на себя внимание, а только сопровождающаяся похотною сластию, хотя бы и в малой мере. А бывает и другая, такая же обыкновенная, естественная кровяная теплота, не только не мешающая правильному творению Иисусовой молитвы, но и способствующая к сему, как привлекающая к себе и поддерживающая взаимно внимание, как и сама происходящая от него, сопровождающаяся духовными молитвенными движениями и приготовляющаяся к Божией благодатной теплоте.
На это суждение Епископа Феофана об естественной теплоте я обратил свое внимание, потому что прежде всякую естественную теплоту, без различия ее свойств и действий, считал мешающей молитве, а потому иногда, и когда она начиналась без причины, смущался и опасался ее, тогда как не соединенная с похотною сластию и не почитаемая за что–либо особое, а — естественною, она способствует вниманию и вообще молитве и не должна быть отрываема. Ибо только не на месте держания внимания да еще с самомнением — причина смущающей теплоты. (В житии Старца Паисия Величковского, в предисловии Старца Василия на писания Преподобного Исихия, стр. 114). В этом убеждении спокойно творил вечером свою «умную молитву» с умилением и теплотою сердечною.
Когда за ужином я передал свое состояние молитвенное своему ученику, он на это сказал, что «бывает естественная теплота и умиление» как об этом замечает выше и Епископ Феофан (в письме 322). Этот ответ ученика я принял, как от Бога посланное замечание к смирению моему, что согласно о нашей художественной молитве и Епископ Феофан пишет в другом месте: «Художественное делание молитвы Иисусовой, творение ее простое со вниманием в сердце или хождение в памяти Божией, суть наш труд и сами по себе имеют естественный не благодатный плод. Плод сей собрание мыслей, благоговение и страх Божий, память смертная, умирение помыслов и некоторая теплота сердечная. Все сие суть естественный плод внутренней молитвы. Надо это хорошо затвердить, чтобы пред собою не трубить и пред другими не выситься. Пока в нас только естественные плоды, до тех пор мы гроша не стоим и по существу дела и по суду Божию. Цена нам, когда благодать придет. Ибо, когда она придет это и будет значить, что Бог воззрел на нас милостивым Своим оком. А пока не придет, то, что бы мы ни делали, каких бы подвигов ни несли, значит, что мы плевые личности, на которые Бог и взглянуть не хочет» (Собрание писем, выпуск первый, письмо 12, стр. 8, Москва 1898 г.).
7 сентября
В ночь испытывал небольшой жар в голове и во всем теле, впрочем, правило утреннее, хотя с рассеянием, но кончил, на «Честнейшую» по милости Божией Матери и теплоту сердечную с умилением почувствовал. После утрени на отдыхе от жара не мог сразу заснуть, не мог творить и молитвы Иисусовой, хоть лежа. Сердце было как изломано, и всякое напряжение на полную и половинную молитву усиливало боль его. Но потом в сердце само собой вырвалось с умилением и слезами начальное слово молитвы: «Иисусе». И внимание ума само собой припевалось к Нему, и я несколько времени поддерживал свое полученное молитвенное настроение сладостным повторением одного сладчайшего имени Иисусова с умосердечным припаданием ко Господу Спасителю и (прошением о) помиловании и так незаметно заснул.
Часы сначала провел в молитве, хотя с принуждением, а потом сидя, более свободно и сосредоточенно. После чая опять час помолился, и жар в теле как будто успокоился, и я кончил молитву, продолжив свой дневник, начиная с 6–го числа, и принимал на исповедь. Днем не отдохнул, заснул перед бдением, ибо жар в теле совсем не проходил. Вечером в 10 часов (4 часа по полудни) с трудом ходил и особоровал болящего брата. Изнемогши, с вечера не мог уже молиться внимательно. И всю ночь продолжалась перемежающаяся лихорадка — то жар, то холод. С двух до восьми часов я не вставал с постели. Молитва творилась в полусознании сонном, немного посидев и походив. В девятом часу опять лег, чтобы отдохнуть перед Литургией.
8 сентября
К утру (11 часам) жар успокоился немного, так что я благополучно отслужил Литургию и братию причастил. А после Литургии, хотя в большом изнеможении, сходил причастить больного Св. Тайн. После чая, вместо обеда лег отдохнуть, но мало спал, ибо жар в теле не прошел совершенно и к молитве усердие и способность ослабела, а тут некоторое время против воли занял посетитель Хартафилак, письмоводитель из Лавры, и ученый разговор с ним добавил рассеяние ума. Прилег после него еще отдохнуть, но сон не приходил и молитва ослабла, и я пошел продолжать записывать свой дневник. Вот какая моя слабость в молитвенном подвиге: малая болезнь телесная, малое стечение быль и обстоятельств — и ослабла не только прежняя ревность к молитве, но и обычное продолжение сего подвига с одним «внешним деланием». Нужна постоянная ревность к молитве, с понуждением себя, и Божия помощь, яко без Мене не можете творити ничесоже. Воздвигни Господи силу Твою и прииди во еже спасти нас.
За чаем после обеда мой сотрудник заметил, что навык ко всегдашней непрестанной молитве — основание умносердечной «художественной» молитвы. Так как мы всегда не можем еще, по немощи нашей, творить молитву «художественными» приемами, что требует вначале напряжения душевных и телесных сил, то нам для постоянства непрерывности молитвы нужен наперед навык к простой словесной молитве без художественных приемов. Эту свою мысль он после подтвердил местами из второго тома «Странника» (стр. 67–68). Сообразив сии опытные наставления святых отцев (выше им перечисленные), приходил к тому истинному заключению, что главный, единственный и удобнейший способ к приобретению дел спасения и духовного совершенства есть частость, беспрерывность молитвы, как бы она ни была немощна… «Частость молитвы непременно произведет навыкновение и обратится в натуру, привлечет по времени ум и сердце в достодолжное настроение. Частость в молитве есть единственный способ к приобретению чистой и истинной молитвы, есть самое лучшее и самое действительнейшее приуготовление к молитве и вернейший путь к достижению молитвенной цели и спасения» (Из «Рассказов странника» о благодатном действии молитвы Иисусовой под редакцией игумена Серафима, 1933. Перепечатано с первого издания Свято–Троицкой Сергиевой Лавры, Сергиев посад 1911, цензор Никон, Епископ Вологодский).
Из Аввы Варсонуфия: Вопрос 428–й. Хорошо ли всегда помышлять о Боге в сердце своем или сердечно молиться Ему без содействия языка? Когда случается, что я упражняюсь в сем, мысль моя погружается в рассеянность — я ощущаю тяжесть и мне видятся как бы какие предметы и призраки, и пребываю как бы в сонных мечтаниях. Ответ: «не уклоняться умом и не погружаться сильно в рассеянность или мечтание есть дело совершенных, могущих управлять умом своим и содержать его всегда в страхе Божием. А тот, кто не имеет постоянного трезвения к Богу, увлекается, передавая размышления свои языку. Подобно сему видим и на плавающих в море: те из них, которые искусны, смело ввергают себя в море, зная, что оно не может потопить хорошо обучившегося искусству плавания. Начинающий же обучаться сему искусству, почувствовав, что он находится в глубоком месте, из опасения утонуть, спешит выбраться из глубины на берег и, отдохнув немного, снова бросается в глубину, и упражняется таким образом, чтобы совершенно узнать это искусство, пока достигнет степени изучивших оное прежде него». Вышеприведенные слова вопроса и ответа мой собеседник относит к художественной и простой словесной молитве в том смысле, что немощные не всегда должны увлекаться в первой, только по временам — 1 час, 2 и т.д. Когда же утрудится в ней по своей немощи, то должен возвращаться ко второй, совершаемой «при содействии языка». (Вопрос). В том смысле он понимает и слова (ответа) «увлекается, передавая размышление свое языку». Последние слова как–то мне непонятные, как он доказывает его мысль: чтобы избавиться от мечтаний, бывших в умносердечной без слов молитве, нужно переходить на прежнюю словесную (без особого внимания), свойственную новоначальным, только как в «Страннике» пишется. Мне же кажется, тогда только простая молитва избавит от увлечений и мечтаний, бываемых у немощных умносердечных молитвенников, когда они внимание ума будут влагать усилием в каждое слово молитвы, что им возможно как упражняющимся уже в умносердечной молитве, что есть один из приемов художественной молитвы. В этом смысле и нужно понимать слова ответа: «передавая размышление свое языку», т. е. свои прежние умносердечные помышления (о Боге) и сердечную молитву содействию и управлению словесной, не простой только, но и внимательной к словам молитвы, держать в ней свой ум на якоре от увлечения и мечтания его. Как и Священноинок Дорофей пишет: «Егда что делаешь прилежно нужнейшее или помыслы насилуют зельне уму, или дремание и сон одолевают, тогда подобает устнами и языком молиться прилежно, дабы внимал ум гласу» (глава 32).