По ту сторону вселенной - Александр Плонский

— Не отставать! Быстрее! — торопил Кей, шагавший впереди и как бы пробивавший дорогу своим телом.

«Все мое со мной» — это изречение древнего философа мог бы повторить каждый из трех первопроходцев обезлюдевшей Гемы. Ноша казалась непосильной, но нельзя было пожертвовать ни единой частицей груза: они взяли с собой лишь самое необходимое, без чего здесь не обойтись. А сколько нужных вещей пришлось-таки в последний момент оставить на Базе!

Когда силы иссякали, Кей хрипло командовал:

— Привал!

И они опускались, нет, падали в пахнувшую прелью траву.

Казалось, на них со всех сторон враждебно надвигаются джунгли.

Подкрадываются деревья, ползут уродливые кусты. Возможно, зыбкий туман создавал видимость движения или же растения Гемы на самом деле могли передвигаться с места на место…

Разлапистые ветки, словно взявшись за руки, медленно кружились в зловещем хороводе, уныло поскрипывали, пророча гибель.

— Подъем! — неумолимо бросал Кей, и они снова упрямо пробивались к цели.

Через некоторое время им неожиданно повстречалось кладбище. Надгробные плиты заросли мохом. Неряшливые ржавые пятна, точно бородавки, расползлись по огрубевшей поверхности мрамора. Хитросплетение зеленых щупалец низвергло изваяния с пьедесталов, присоски этого многоголового спрута впились в гранит, будто в живую плоть. И все же — что вызывало удивление — город мертвых пострадал в гораздо меньшей мере, чем города живших, столь ненавистные природе…

Инта машинально расчистила изображение на одном из памятников и отпрянула: это был ее портрет — прекрасное женское лицо с мальчишеской стрижкой русых волос, насмешливым взглядом крупных зеленоватых глаз и по-детски припухлыми губами.

«Чушь! Мистика! Мало ли случается совпадений, — прикрикнула на себя девушка, почувствовав холодок в груди. — А вдруг это моя прапрабабушка…» Не склонная к суевериям, она все же восприняла странно материализовавшееся видение из канувшего в радиоактивную бездну прошлого, как недоброе предзнаменование…

Пришла мысль, что развитие это вовсе не поступательное движение, в котором все впервые, а накручивание повторяемых витков и каждый цикл для любого его участника оканчивается одинаково — смертью и забвением. Ей стало страшно.

Она, пожалуй, в первый раз подумала о смерти не как о чем-то, хотя и неизбежном, но в такой далекой перспективе, что глупо уже сейчас терзаться по этому поводу, а как о вполне вероятном вскоре — через день, час или даже минуту.

Инта поспешно догнала спутников. Ее вдруг потянуло к Кею, захотелось загородиться им, как щитом. Она чуть было не взяла его за руку, но не решилась, а только прикоснулась на ходу, словно заряжаясь энергией.

Кей взглянул удивленно, видимо, все понял, но ничего не сказал и лишь скупо улыбнулся девушке.

«Неужели я в него влюбилась?» — вспыхнула в догадке Инта и поспешно прогнала эту мысль, показавшуюся ей глупой и кощунственно неуместной.

А Кей тем временем думал, какой авантюрой обернулась их экспедиция. Не зря он с самого начала был против. Горн не убедил его, не смог привлечь на свою сторону. Но долг есть долг.

Корлиса еще можно понять, он ученый, а ученых Кей не слишком высоко ставил: это они довели Гему до катастрофы. Для них главное — сделать открытие, а чем оно обернется в будущем, они не задумываются… Но Горн, с его-то опытом, знанием жизни!

Кто кого должен спасти, База Гему или Гема Базу? Несколько тысяч человек на орбитах действительно лишены будущего. Но пусть даже окажется, что Гема пригодна для жизни, — как возвратить на нее космических переселенцев? Нужны сотни кораблей или, на худой конец, тысячи энергоскафандров, а где они?

Значит, неизбежно придется отбирать. Кого, по каким критериям? Самых сильных, самых умелых, самых талантливых? А остальные? И среди них женщины, дети, старики?

Нет, не позавидует Кей тому, кто возьмет на себя этот нелегкий и, скорее всего, неправедный выбор… Да и как он может быть праведным?!

Бесплодные размышления были не в характере Кея. Он чувствовал, что изменяет себе, пытался отогнать назойливые мрачные мысли, которые только отвлекали от дела. А дело всегда оставалось для него делом, каким бы безнадежным ни выглядело.

К счастью, спутники космокурьера не догадывались о его переживаниях. Внешне выглядевший невозмутимым, неразговорчивый и замкнутый, он казался неспособным на них. Бесстрастность и бьющая через край самоуверенность Кея, хотя и раздражали Корлиса, все же действовали ободряюще. Тем более, что и ему, и Инте было сейчас не до эмоций: безмерное физическое напряжение подавило все чувства, кроме одного — во что бы то ни стало выдержать, вытерпеть, дойти!

Гигантские уродливые деревья, а особенно невообразимо разросшиеся кустарники делали почти невозможным каждый следующий шаг. Они шли вопреки этому «почти». Ножи приросли к рукам, впаялись в ладони, и режущий луч словно исторгался самим сердцем. Шаг… второй… третий… Луч влево, луч вправо…

Большой Сонч совсем недалеко, в десятке миль. Все чаще встречаются на пути остатки каких-то сооружений, расплющенные, бурые от ржавчины, проросшие зеленью металлические конструкции. Лучи обрушивают их, и падая, они рассыпаются, ложатся под ноги грудами мелких обломков. В воздух взмывают тучи едкой пыли, и тогда дышать становится особенно трудно.

Лишь близость цели поддерживает силы. Шаг… еще один… еще и еще…

— Инта, не отставайте! — оглянувшись, крикнул Кей. — Инта, где вы?

— Где вы, Инта? — эхом повторил Корлис.

Девушка исчезла.

4. Инта

Она шла за Кеем и Корлисом, которые выжигали просеку, проход, лаз — называй, как хочешь, — в упругой, сопротивлявшейся вторжению зеленой массе.

Слышались свист, хруст, тяжелое дыхание мужчин. Иногда пружинящие ветви хлестали ее по голове. Уклоняясь от очередного удара, Инта сделала шаг в сторону и рухнула вниз.

Спустя какое-то время девушка очнулась, однако продолжала лежать в странном оцепенении. Ей не было больно, и не то что она не могла шевельнуться, просто не хотелось ни двигаться, ни кричать, ни даже думать.

Сознание как бы расслоилось. И одним слоем было настоящее, а другим — прошлое. Настоящее отодвинулось в глубину, стало расплывчатым фоном.

Относящиеся к нему мысли перепутались, она уже не управляла ими, а безвольно подчинялась их навязчивому течению. Ей не удавалось свести воедино этот рассыпающийся мысленный калейдоскоп.

Зато прошлое обрело сиюминутную реальность, своей упорядоченностью и яркостью создавая эффект присутствия. Это не походило на воспоминания.

Инта, не покидая окончательно настоящего (она отдавала себе в том отчет), раз за разом погружалась в прошлое и оставалась там до тех пор, пока не наступала недолгая пауза, после которой, словно видеосюжет, воссоздавался очередной эпизод ее жизни… … Ей двенадцать лет. Она в скафандре (в этом возрасте каждый впервые получает обычный, не «энерго», скафандр). Воспитательница ведет их группу на экскурсию. Сейчас перед ними откроется до сих пор запретная дверь в космос.

В промежуточном отсеке навстречу им тяжело ступает человек, и они прижимаются к стенам, давая ему дорогу.

— Кей, тот самый Кей… Геройский космокурьер! — слышится в ее переговорном устройстве почтительный шепот.

«Оглянется или нет?» — с забившимся сильнее сердцем подумала девочка.

Но он прошел и не оглянулся.

А перед ними уже черная пустота, иссеченная полосами — яркими, более бледными и совсем тусклыми. Тонкими, едва заметными серебряными паутинками, плотными, четко очерченными алмазными нитями и расплывчатыми перламутровыми лентами. База вращается, и звезды рисуют на небе неравномерно сгруппированный растр.

Инта с рождения привыкла к тому, что База должна вращаться, иначе на ней царила бы невесомость. Но здесь, под открытым небом, у нее закружилась голова, перед глазами все поплыло и тошнота подступила к горлу.

— Спокойно, дети! — послышался в переговорном устройстве голос воспитательницы. — Сейчас это пройдет. Не бойтесь, все так и должно быть.

Ведь красиво, правда? Скоро вы увидите зарю, восход Яра. А пока поздравляю с первым выходом в космос!

Еще одна полоса — широкая, смазанная серебристо-зеленоватая — то появляется, заслоняя полнеба, то исчезает. Она мелькает, пульсирует, приковывает внимание так, что Инта вскоре забывает о тошноте. Это Гема, их прародина.

О ней говорили, как о чем-то канувшем в вечность, даже мифическом. Трудно было представить миллиарды одновременно живших людей, их неупорядоченный быт, дворцы и лачуги, гигантские концерны и кустарные мастерские — обо всем этом рассказывали на уроках истории. И еще труднее было осознать, что на изобильной Геме, с ее могущественной техникой, чуть ли не половина людей голодали, а тем временем неисчислимые богатства поглощались тем, что именовалось «расходами на оборону». Войны вспыхивали и гасли, вновь разгорались и опять ненадолго затухали. И на их фоне шла подготовка к сверхвойне, в которой половина человечества пыталась бы уничтожить другую половину.