Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где моя одежда?
Ливьен подняла с земли и подала ей блузу. Сейна, согнув ноги, попробовала встать на колени, но, не удержавшись, неловко упала на бок и глухо застонала от боли.
— Подожди! — кинулась к ней Ливьен. — Я помогу!
— Убирайся! — не глядя на нее, сквозь слезы выкрикнула Сейна. — Я вспомнила! Я все вспомнила! Ты… Ты… — и она захлебнулась в истерических рыданиях.
— Успокойся, оденься, — Ливьен хотела погладить Сейну по голове, но та отмахнулась, больно ударив ее по руке.
— Оставь меня! Почему ты не даёшь мне спокойно умереть?! Кто просил спасать меня? Я ненавижу тебя! Будь ты проклята! — Ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий, а скрюченные пальцы в бессильной злобе скребли землю…
Истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Сейна молча села, взяла из рук Ливьен блузу, чтобы одеть ее, но лишь болезненно поморщилась: от прикосновения материи ожоги заныли еще сильнее.
Пошатываясь, она поднялась во весь рост и, морщась от боли, обмотала блузу вокруг бедер. Потом повернулась и, тут только увидев Дент-Байана, застыла, как статуя. Затем глухо промолвила:
— А этот предатель здесь откуда?
Тот смотрел на нее, не отводя взгляда.
— Я не знаю, откуда он, и не знаю, почему он предатель, — еле сдерживая раздражение, ответила Ливьен. — Я вообще ничего не знаю!
— А где остальные? — Сейна кивнула на Дент-Байана и стало ясно, что под «остальными» она подразумевает именно махаонов.
— НЕ ЗНА-Ю, — слегка повысив голос, с расстановкой повторила Ливьен. — Может быть, сначала ТЫ объяснишь мне, как ты здесь оказалась, почему…?
Сейна перебила ее:
— Там никого нет? — и вновь кивнула головой, на этот раз — в сторону лагеря.
— Нет.
Сейна всмотрелась в лицо Дент-Байана.
— Неужели… — начала она сама с собой, но, осекшись, обернулась к Ливьен: — Мы должны найти Лабастьера, тогда я смогу все тебе объяснить.
— Хорошо. Пусть так, — смирив гнев, согласилась Ливьен. — Но сможешь ли ты лететь?
Сейна расправила крылья и, сначала мелко дрогнув ими, сделала несколько взмахов.
— Вполне.
Возле дерева, в дупле которого был спрятан думатель, лежали мертвые махаоны. Шесть окровавленных, обезображенных трупа. Зрелище это вновь вызвало у Ливьен легкий приступ дурноты. Она начала смутно догадываться о том, что здесь произошло, однако выстроить точную логическую цепь пока не могла. Во всяком случае, то, что в живых остался лишь Дент-Байан, наводило на мысль, что он-то их всех и убил. И похоже, защищая Лабастьера. Полный абсурд.
Хотя этот махаон постоянно ставит ее в тупик. Перед тем, как полететь сюда, он заставил Рамбая вернуться с ним в опустошенный лагерь и прихватить с собой две термитные мины. Зачем?
Вчетвером они вынесли думателя из дупла и, отлетев подальше от места недавнего побоища, опустили его на землю. Сейна попыталась было войти с ним в контакт, но ее отстранил Дент-Байан и сам склонился над ним. Сейна благодарно улыбнулась ему и в изнеможении легла рядом. Разорванная пополам по шву блуза теперь служила ей не только набедренной повязкой, но и кое-как прикрывала полную грудь. Ливьен присела возле нее.
— Теперь ты расскажешь?
— О чем? Ты ведь уже обо всем догадалась…
— Ты хочешь сказать, что сбежала с ним добровольно?
— Да. Никогда ни один маака так не относился к Лабастьеру! Он его любит, понимаешь? И я люблю… их обоих.
Ливьен передернуло. Любить махаона!.. Любить мокрицу или двухвостку…
— У вас не может быть детей, — высказала она наиболее практический довод, доказывающий противоестественность такого союза.
— А я и не собираюсь их заводить.
Ливьен не нашлась, что возразить, потому спросила о другом:
— Ты хотела, чтобы махаоны убили нас?
— А ты хотела убить Лабастьера, — парировала та.
Конечно же, она не собиралась этого делать. Но она сказала… Сейна — мать. И она по-матерински серьезно и болезненно отнеслась к этой глупой угрозе… «Впредь буду умнее и осторожнее в словах», — подумала Ливьен, а вслух спросила:
— И куда бы вы отправились?
— Он рассказал мне, что религия запрещает махаонам создавать думателей. Но современная технология без них не может. Потому трофейные думатели — величайшая для них ценность. Их стараются захватывать вместе с операторами; хотя у махаонов и есть такие телепаты, как Дент-Байан — значительно более сильные, чем наши, но думатель трудится эффективнее, когда рядом с ним — мать.
— Они заботились бы о тебе… Ты продала нас врагу в обмен на личное благополучие…
— Нет. На жизнь Лабастьера. Хотя мне абсолютно все равно, что ты думаешь обо мне… Ты первая предала нас.
И вновь Ливьен почувствовала, что права Сейна. Эта нелепая угроза убить Лабастьера… Да, во всем происшедшем виновата только она сама…
— И что же случилось потом? — продолжила она расспросы.
— Мы спрятали Лабастьера, а сами направились в лагерь за подмогой для его транспортировки. Дент-Байан обещал, что ни мне, ни Лабастьеру ничего не угрожает. Нас вместе переправят в «цитадель мудрости»…
— Что это такое?
— Пока не знаю. Наверное, что-то вроде Совета… Не знаю. Лабастьер нашел его доводы убедительными, хотя сам хочет двигаться дальше к Пещере. Он ведь хочет знать все. Я не могла его послушаться. Я хочу, чтобы он жил… Но когда мы появились у периметра их лагеря, часовые объявили тревогу. Вот эти, — она мотнула головой сторону, где лежали трупы, — собрались вокруг нас, потом перекинулись с Дент-Байаном парой слов, тут же схватили меня, сорвали одежду и потащили. — Голос Сейны задрожал, она вновь переживала испытанные недавно страх и унижение. — Я думала, это он предал меня, — показала она глазами на Дент-Байана. — Мне стало немного легче, когда я увидела, что они волокут меня к дианее. Они не собирались насиловать или пытать меня, они просто хотели убить.
— Ты и сейчас думаешь, он предал тебя?
— Нет. Теперь мне кажется, он и сам не ожидал такого оборота. Но он видел, что спорить бесполезно и не сопротивлялся. Он повел их к Лабастьеру. А в дупле мы оставили оружие. И он воспользовался им, войдя туда первым. А потом вернулся, чтобы спасти меня.
— Он мог опоздать…
— Видимо, другого выхода не было.
Все это выглядело бы достаточно правдоподобно, если бы не неверная, по мнению Ливьен, оценка Сейны побуждений Дент-Байана.
— Они — фанаты веры, — обратилась она к Сейне. — Неужели ты думаешь, что он переступил через все ради тебя?..
— Не знаю. Я ничего не понимаю сама.
Тем временем махаон, закончив свое воздействие на думателя, выпрямился и сел, скрестив, как всегда, руки.
— Сейчас я все узнаю, — бросила Сейна и склонилась над Лабастьером.
Минут десять над поляной висела тягостная тишина. Ливьен внимательно разглядывала своих спутников. Рамбай, поигрывая пружинным карабином, то и дело бросал осторожные взгляды на махаона. Тот сидел, уставившись в одну точку, иногда вдруг закрывая глаза, и тогда — чуть заметно шевелил губами. Он опять «говорил» с Лабастьером. Сейна то и дело отстранялась от своего чада и напряженно морщила лоб, видно, приводя в систему получаемую информацию. Затем наклонялась снова.
Тряхнув головой, она объявила:
— Я все поняла. Он и впрямь не лгал мне. Когда захватывают думателя, его мать стараются заполучить тоже, чтобы вместе с ним отправить ее в «цитадель». Но было кое-что, о чем он не знал. Весь этот отряд, кроме него самого, состоял из братьев и сестер — детей одной матери. Такие семейные отряды у махаонов — норма. Но в семье не было телепата, потому взяли и его. А матерью всех этих воинов была…
— Дипт-Дейен, — догадалась Ливьен сама.
— Да. И они поклялись не оставить в живых ни одного маака из нашего отряда. Это была семейная клятва, и Дент-Байан ничего не знал о ней.
Все вставало на свои места, и чем дольше говорила Сейна, тем яснее становилась картина происшедшего.
…Когда они с Дент-Байаном вошли в лагерь махаонов, Сейна демонстративно держала руки так, чтобы часовому было ясно видно, что у нее нет оружия. По тревоге их окружили остатки отряда.
— Конечно же, ты жив, презренный бессрочник, — констатировал старший сын Дипт-Дейен — Райа. (Точнее — «Дент-Райа». Приставки «Дипт» и «Дент» указывают на пол носителя фамилии и на то, что самец или самка находятся в браке.) — О да, конечно же, ты жив! Погибают славные воины славных семей, а не такое отребье… Ни один из нас не принял бы жизнь в дар от маака, ни один не позволил бы пленить себя… — Он помолчал, усмехаясь и переводя тяжелый взгляд с Байана на Сейну. — Кто эта зловонная предательница веры, которую ты привел с собой?
— Ее зовут Сейна. Она — мать думателя, и она пошла со мной по своей воле.
— А где же сам несчастный, которого изуродовала ЭТА? — ткнул Райа Сейну в грудь.