Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

— Никого нет, — уже не опасаясь говорить во весь голос, объявил он, присев на корточки. — Ушли недавно.

«Ушли искать нас», — подумала Ливьен. А Рамбай продолжил:

— Смотри, что я нашел.

Он протянул руку. Ливьен пригляделась и узнала форменную блузу Сейны. Первой ее мыслью была мысль о сексуальном насилии, но она тут же отбросила ее: что же махаоны, так и таскают Сейну за собой голой? Может, они переодели ее в свой наряд? Или… они убили ее? Последняя мысль моментально превратилась в уверенность:

— Они убили ее! — воскликнула она вслух.

— Зачем раздели?

Ливьен хотела сказать, что они убили Сейну, сперва изнасиловав, но не успела, потому что Рамбай вскочил, вскричав:

— Знаю! Запах!

Он кинулся вверх по лесенке и Ливьен, ничего не понимая, поспешила за ним. Выбравшись, она тут же вновь уловила тот самый сладковатый аромат, который заметила сразу, как только они приблизились к лагерю. И сейчас она вспомнила, что это за аромат и поняла ход мыслей Рамбая. Так пахнет сок дионеи — растения-хищника, приманивающего к себе крупных насекомых, мелких грызунов и пожирающего их. В устных легендах самцов маака дионея, полуцветок-полузверь, как и октавия реггия, появилась вместе с бабочками — полунасекомыми-полутеплокровными и соперничала с ними в покорении мира. Потому-то, гласит легенда, никогда и не отказывается дианея «помочь» маака-самоубийце…

Сок дианеи парализует и анестезирует. Это легкая смерть.

Определить направление, откуда исходит запах, было нетрудно. Пролетев метров сорок от лагеря, Ливьен и Рамбай издали заметили розовеющие между стволами пятна.

Они опустились возле соцветия. Какой из цветов не пуст, было видно сразу. Он был раза в полтора крупнее остальных, и его волнистые края были плотно сомкнуты.

Осторожно! — осадил Рамбай порыв Ливьен, когда та потянулась к цветку. — Не так! Руки застынут. Рамбай знает как.

Он быстро подобрал вокруг несколько сухих веточек, поломал их, сложил в кучку и запалил. Едва язычки пламени коснулись растения, цветок заколыхался, будто тронутый ветром. Рывками, словно корчась, мясистые края стали подвертываться наружу — казалось, цветок-убийца разрывается между необходимостью отпустить свою жертву и нежеланием этого делать. Вот он принял такую форму, что Ливьен на ум невольно пришло непристойное сравнение. Что-то протяжно чмокнуло, края резко раздвинулись, и на землю, словно рожденное заново, вывалилось покрытое прозрачной слизью обнаженное тело Сейны.

У Ливьен подкосились колени, она опустилась на землю и ее стошнило.

Рамбай склонился над Сейной. Двумя пальцами разомкнул ее веки. И воскликнул:

— Она жива!

13

Я и ты — летим. А внизу цветут

Сотни роз неземной красоты.

Мы летим много дней; но мы знаем: тут

Ненадолго и я, и ты…

И на нашем пепле опять взойдут.

Неземной красоты цветы.

Это означало, что с того момента, как махаоны покинули лагерь, прошло не более трех часов. Так, во всяком случае, сообщил Ливьен Рамбай, более сведущий в повадках растения-хищника. Действие парализующих токсинов еще не коснулось сердца и дыхательных путей Сейны. Грубо говоря, она просто спала. Но сок дианеи успел поразить значительные участки ее кожи. Красные пятна, припухлости и кровоподтеки испещряли все ее тело.

Утерев губы и сдерживая новые спазмы, Ливьен разглядывала Сейну. И вывод ее был неутешителен. С такими ожогами долго бедняге не прожить. Состояние самой Ливьен было таково, что, глядя на изуродованное тело вчерашней подруги, она не испытывала никаких эмоций.

В какой уже раз на высоте положения оказался Рамбай.

— Трогать нельзя, — бросил он Ливьен и торопливо направился в один из махаонских «домов». Вскоре, вернувшись с сосудом, наполненным водой, и куском ветоши в руках, он принялся осторожно смывать с кожи Сейны едкий сок.

— Она выживет? — без тени надежды спросила Ливьен. Чувствуя себя беспомощной, как личинка, она, не узнавая себя, безропотно передала инициативу в руки самцу.

— Да, — неожиданно заверил тот. — И будет летать. Наверное.

По мере того, как ядовитый сок смывался с кожи, успокаивалось и вызванное им раздражение. Красные пятна становились бледно-розовыми, розовые исчезали совсем.

— Мы успели вовремя, — заметил Рамбай. — Еще час, и было бы поздно.

Он уже без опасений за собственные руки прикасался к коже Сейны, на второй и на третий раз протирая ее влажным тампоном. Орудовал он споро, и пришедшая, наконец, в себя, Ливьен, хоть и не испытывала бессмысленной ревности, но была поражена, сколь умело он так и сяк вертел податливое тело самки. А когда, широко расставив ей ноги, он аккуратно, словно акушер, промыл ей влагалище, у Ливьен захватило дыхание. Она понимала, что действие это носит сугубо медицинский характер, но, во-первых, беспокоилась (совершенно беспочвенно, конечно же), так ли считает и сам Рамбай, а во-вторых, удивлялась таким навыкам у дикаря.

Хотя… И дикарки, и цивилизованные самки рожают одинаково. Возможно, принимать роды в племени ураний — обязанность мужей, и каждый самец должен это уметь.

Еще через несколько минут Рамбай, уже не боясь ожечься, бережно взял Сейну на руки и, сопровождаемый Ливьен, двинулся за пределы лагеря.

Добравшись до ручья, он продолжил омовение тела, на этот раз — опустив Сейну в прохладную проточную воду. Теперь и Ливьен помогала ему.

Сейчас Сейна выглядела уже вполне прилично, опасение вызывало лишь ее затянувшееся коматозное состояние и несколько откровенных ожогов — на плечах, груди, ягодицах и щеках. В то же время, вселяло надежду то, что она стала еле слышно постанывать, когда вода попадала ей в рот. Веки ее при этом подрагивали и приоткрывались, но зрачков под ними не было, только болезненно-розовые, покрытые паутиной капиллярных сосудов, белки.

— Вот так, — сказал Рамбай, вынеся, наконец, Сейну на берег и расправив ей крылья, чтобы они быстрее просохли. — Теперь нужно ждать.

— Сколько?

Рамбай, присев на корточки, двумя пальцами приоткрыл Сейне веки. Ливьен, тоже присев, внимательно следила за его действиями.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Может быть, час. Или день. Или два…

— А если они вернутся?

Внезапно в Рамбае словно разжалась стальная пружина. Он вскочил на ноги и замер, как вкопанный. Ливьен с испугом смотрела на него снизу и впервые видела на его лице столь глубокую растерянность. В чем дело? Она оглянулась туда, куда смотрел он.

В двух шагах от них, держа под прицелом обоих, стоял махаон. И Ливьен показалось, что это — Дент-Байан. Но это мог быть и не он, ведь все махаоны для нее — на одно лицо. Она подумала об оружии и тут только осознала, что у него в руках: в одной — ее искровик, в другой — дисковое ружье Рамбая. Все внутри нее сжалось в ожидании выстрела…

Но махаон медлил. Почему-то он не убивал их. Если бы он хотел их просто убить, он бы сделал это еще до того, как они заметили его… Он сумел подкрасться к ним и завладеть оружием, и чутье Рамбая впервые дало осечку… Похоже, это достойный противник.

Выдержав основательную паузу, как бы дав Ливьен и Рамбаю в полной мере осознать всю безнадежность их положения и всю свою власть над ними, махаон медленно опустил оружие, а затем бросил его на землю, отступил на два шага и сложил руки на груди…

Этот жест мог означать только одно: что махаон желает мира, оружие же взял лишь затем, чтобы его не убили еще до того, как он успеет продемонстрировать свои дружеские намерения. Он рисковал. Он невозмутимо наблюдал за тем, как Рамбай и Ливьен, опасливо поглядывая на него, приблизились к своему оружию и подняли его.

Выждав, пока они вновь отступят назад, махаон шагнул к распростертой на земле Сейне и опустился перед ней на колени, так, что они коснулись ее головы.

Все-таки это действительно был Дент-Байан! Теперь Ливьен была просто уверена в этом.

Он протянул руки и положил свои ладони Сейне на виски. Затем закрыл глаза и застыл — неподвижно, как каменное изваяние. Он явно пытался помочь ей — каким-то своим, особенным способом. Что-то эта картина напоминала Ливьен… Да! Он обращается с Сейной так, как сама она — с Лабастьером… Так же, как оператор после транспортировки думателя, Дент-Байан, просидев так несколько минут, казалось, на глазах состарился на несколько лет, часть своей жизненной энергии отдав Сейне.

…Махаон отпрянул. Сейна открыла глаза. Упершись одной рукой в землю, она чуть приподнялась…

— Где я? — недоуменно спросила она, оглядываясь по сторонам. Махаон был теперь позади нее, и она увидела лишь Рамбая и Ливьен. Затем перевела взгляд на собственные обнаженные ноги и живот. Безуспешно пытаясь свободной рукой прикрыть грудь, она продолжала: