Вторая попытка - Екатерина Тильман

- Ну, и на том спасибо! До свидания... В институт ничего не надо передать?

- Нет, - коротко ответил Евгений, поднимаясь со скамейки.

Глядя вслед удаляющемуся Никласу, Евгений вдруг ощутил некоторую неловкость. Вот уж точно как с цепи сорвался, сам от себя не ожидал такой грубости! Конечно, Ананичу незачем встречаться с Сэмом - но даже самый суровый отказ можно выразить вежливо, без оскорблений и насмешек. В концов концов, их обиды - дело прошлое, а сейчас Никлас пришел к нему, подчиняясь тем же неумолимым для него законам субординации. И нарвался на такой прием...

Но сквозь раскаяние упрямо пробивалось беспокойство, ощущение какой-то неправильности... Неужели Никлас настолько щепетилен в вопросах профессиональной этики? Или просто опасается Веренкова, зная, что тот покровительствует Евгению? Может быть, и даже весьма вероятно... Но что он станет делать получив отказ? Подчинится? Или пойдет на хитрость? Вряд ли, но на всякий случай проследить стоит: соваться в "Лотос" сейчас никак нельзя...

Почтальоны отказывались ходить в "Лиловый лотос": далеко и, честно говоря, страшновато. По взаимной договоренности почту оставляли "у госпожи Марии", хозяйки единственного в Шотшанах кафетерия. Эсперы сами заходили за почтой - обычно раз в неделю. Эти визиты были удачным поводом напомнить о себе жителям поселка, с которыми "Лотос" старался поддерживать хорошие отношения. Все понимали: их таинственные умения не могут не вызывать у дремучих провинциалов почтительного уважения пополам с суеверным страхом, и следили, чтобы первое брало верх над вторым. Это было нетрудно - помочь местному врачу, поболтать с кем-нибудь у крыльца или заглянуть в гости...

Дэн появлялся в поселке чаще других - он легко приспосабливался к любому уровню общения, чужая тупость его почти не раздражала. Вот и на этот раз он с удовольствием поболтал со стариками, коротавшими время на лавочке возле кафетерия, порадовавшись вместе с ними необычно теплой осени, за которой (надо же, какое откровение!) все же наступит зима...

Пройдя мимо запыленных собеседников, постучал в дверь и приветливо поздоровался с хозяйкой, которая тут же принесла из дальней комнаты стопку газет и письмо - ну, конечно, опять Роману! У него просто потрясающее количество родственников, и всем он симпатичен... Дэн быстро просмотрел газеты: все ли в порядке, ничего не забыли, не перепутали? И вдруг...

- Тут вам еще бандероль, Дэнни, - сказала Мария, протягивая небольшой плоский сверток в плотной бумаге. - Вчера принесли...

...Еще не взяв пакет в руки, Дэн почувствовал исходящую от него волну какой-то жесткой "растрепанной" тревоги - и ничего больше, как будто отправители не умели испытывать более тонкие эмоции! Странно... Прочитав адрес на пакете, он забеспокоился еще больше: Сэму никто и никогда не писал! Но перевернув бандероль, Дэн увидел на обороте стандартный штамп СБ и немного успокоился: в свое время Сэм сотрудничал с ними, наверное, это связано с теми исследованиями... Однако беспокойство не проходило, и, уже нигде не задерживаясь, Дэн поспешил обратно в общину.

Сэм, вопреки ожиданием, не встревожился.

- Интересно, - сказал он беззаботно, - что им могло понадобиться через три года?

Дэн рискнул поделиться с ним кое-какими подозрениями.

- Понимаешь, - помявшись сказал он, - такое ощущение, что на этом пакете был очень сильный эмоциональный налет. Но похоже, что он "смыт"...

- Как смыт?

- Скорее всего, нестабильным бета-излучением!

Последние слова он произнес с сердитой досадой: сильное ясновидение пробьется сквозь любые попытки маскировки, но его дар пока еще не был достаточно развит, и из-за этого Дэн чувствовал себя виноватым. Инга ласково коснулась его плеча.

- Я думаю, в этих эмоциях не было ничего интересного, - сказала она. - Не исключено, что они обрабатывают бета-излучением всю свою почту, посылаемую эсперам - стандартная предосторожность...

- Может и так... - с сомнением начал было Юрген, но Роман перебил его:

- И что ты предлагаешь? Умереть от подозрений, так и не открыв пакет? Гадать до умопомрачения, что хотели утаить от нас какие-то...

- Прекрати! - строго одернула его Инга. - Никто не собирается терзаться подозрениями... и вообще, - она кинула быстрый взгляд на Сэма, не кажется ли вам, господа, что мы излишне навязчивы с нашими советами?

Ее короткая реплика сразу прекратила разгорающийся спор. Сэм благодарно взглянул на Ингу, и скрылся у себя в комнате. Ему не хотелось, как бы не намекали на это Дэн и Роман, открывать пакет при всех: он еще немного стыдился своего двухмесячного существования в роли "подопытного кролика"...

Закрыв за собой дверь, он торопливо разорвал пакет - и не поверил своим глазам... Перед ним лежали перстень Тонечки и ее дневник!

Что это? Откуда? Сэм потряс остатки пакета, на пол спланировал белый листок. Он поспешно поднял его: обычный бланк СБ. "Нам стало известно, что вы являетесь самым близким человеком Антонины Завилейски. Возвращаем Вам ее личные вещи. Примите искренние соболезнования по поводу ее смерти..."

Ну да, конечно, они же должны были расследовать ее самоубийство... Но черт возьми - с тех пор прошло больше года! Хотя, если подумать, какие могут быть претензии: завещания Тонечка не оставила, и никто не обязан был разыскивать ее приятелей. И тем не менее нашли...

Помедлив, словно преодолевая какое-то внутренне сопротивление, Сэм взял со стола перстень. За год кристалл почти потерял цвет и на ощупь казался очень холодным. Сжав его в руке, Сэм попытался ощутить эманацию Тонечки - но нет, излучение уже рассеялось, остались только воспоминания! И он вспоминал - не в силах оторвать взгляд от лежащего перед ним дневника, но не решаясь прикоснуться к нему. Надо было привыкнуть, что самые дорогие для Тонечки вещи могут существовать отдельно от нее...

...Сэм хорошо знал этот толстый ежедневник в картонной обложке: изредка Тонечка позволяла ему заглядывать в него. Особенно в самом начале, когда он только-только появился в "Лотосе", и непривычная чужая холодновато-корректная этика буквально ошеломила его. Тонечка тогда сама взялась опекать новичка, знакомить его с традициями общины, с принятым в ней сленгом. ("Хватит расспросов, Сэм, - ворчала она иногда. - Что, как, откуда... Вот возьми и почитай!")

Он впадал в бешенство от ее стремительно-метафоричного стиля, но Тонечка всегда охотно переводила непонятные выражения - черт возьми, невозможно было определить, какой из двух языков родной для нее! Не была ли она и в самом деле эмигранткой? Неизвестно: дневник был начат одновременно с ее появлением в "Лотосе" ("первая страница новой жизни..."), что было раньше, никто не знал...