Платье из черного бархата - Кэтрин Куксон

– Какая-то дурацкая история, – глубокомысленно изрекла Мэгги, и все расхохотались, включая рассказчицу и Дэйви.

– Знаешь, Мэгги, в этом я с тобой согласен. – Тол погладил девочку по темным волосам. – Мне она тоже кажется глуповатой. Но вы читаете этот рассказ и учите слова, так что от него все же какая-то польза есть.

– А мне больше нравится стишок про черного барашка, – призналась Мэгги. – Все снова дружно рассмеялись, а Бидди и Джонни стали вместе декламировать:

Барашек, черный. Бэ! Бэ! Бэ!Признайся, шерсти ты накопил?Конечно, сэр, конечно.Вот три мешка:Один для хозяина,Для хозяйки второй,А третий для крошки нашей, Мэгги Милликан.

Младшие дети покатились со смеху, но Дэйви сидел с каменным лицом. Рия смотрела на него и думала: «Если ему тяжело дается учение и трудно запомнить нечто сложное, почему он не хочет показать, что знает что-то попроще?» И в ее душе зародилась тревога за Дэйви.

– А теперь все, марш спать, – бодро скомандовала она. – Не галдите. И чтобы больше никаких споров.

Дети по очереди поцеловали мать, сказали «до свидания» Толу и, прихватив книжки, дружно выбежали в коридор.

Рия и Тол остались одни, в кухне воцарилась тишина. Она чувствовала неловкость и понимала, что он смущен не меньше.

– Поедешь домой? – наконец нарушила Рия затянувшееся молчание.

– Да, дома дел хватает, но я рад, что с вами повидался. Как живешь? – Он смотрел на нее с искренним участием.

– Как обычно, работы хватает: весь день занята. Хозяин так добр к нам. Он отдал мне кое-что из одежды родителей, чтобы перешить для детей.

– Вот так дела! Он, я смотрю, оказал тебе честь, а вот когда Фанни хотела поживиться в мансарде, то предупредил ее, чтобы она там ничего не трогала. Фанни рассказывала, что он на нее даже накричал.

– Хозяин перестал сторониться детей и сразу подобрел.

– Это точно так. Я встретил его как-то на днях в лесу. Он даже прошелся со мной немного и разговаривал очень приветливо. Просто другой человек, и настроение стало лучше. Ребята сильно на него повлияли, никто не спорит, но и они изменились. Не всех детей рабочих учат таким премудростям, правда?

– Ты прав, Тол. Я благодарна хозяину за это, очень благодарна, только вот… – она помолчала, задумчиво потирая руки, – …я немного беспокоюсь за Дэйви. Не лежит у него душа к учению, не то что у других. И еще он все чаще говорит о лошадях, о том, что ему хочется с ними работать. Он жалеет, что здесь нет лошади. А сегодня Дэйви сказал, что хозяин на него рассердился, когда он признался, что хочет стать кучером.

– Ему правда этого хочется?

– Кажется, да.

– Все его учение пойдет насмарку, если он дальше кучера не пойдет. Мне ясно, почему мистер Миллер огорчается, но и Дэйви понимаю. Я сам мальчишкой только о море и мечтал. Но потом я узнал, что за жизнь у моряков, – он усмехнулся. – Думаю, мне повезло, что моя мечта не сбылась.

– Верно, верно, – кивнула она. – Когда корабли стояли в доках на Тайне, я видела, как живут моряки. Жизнь с ними обходится жестоко, некоторых ломает. В лесу столько грубости и жестокости не встретишь.

– Однако и в лесу свои законы. – Он закивал головой в такт словам. – И жестокости тоже хватает, среди зверей, например. Иной раз такое увидишь, что глазам не веришь. Даже деревья зимой так и норовят веткой зацепить, только успевай увертываться. Я уж не говорю о человеческой жестокости. – Выражение лицо его стало жестким. – Хозяин собирается наставить в лесу капканов.

– Ты хочешь сказать, что он хочет ставить капканы на людей? – испуганным шепотом спросила Рия.

– То-то и оно. Тысяча акров слишком много, я не успеваю за всем уследить. Да что тут скрывать: закрываю глаза на то, что народ из округи ловит кроликов. Но когда дело доходит до птиц… я их потихоньку предупредил, вот все, что я могу сделать.

– Жестоко ставить капканы на животных, но капканы на людей… ужас! – Она сдернула с медного прута над очагом полотенце и принялась с ожесточением вытирать стол, приговаривая: – Сколько жестокости вокруг. В газете было написано, что двух человек повесили за то, что они украли овец.

– Ну, это серьезное преступление, и они должны знать, на что идут.

– Может быть, но наказание слишком тяжелое. Я еще могу понять, что тех, кто убил управляющего шахтой мистера Джоблина, отправили на виселицу. Но вешать за овец – это слишком, их можно было сослать на каторгу.

Рия подняла голову: Тол смотрел на нее с улыбкой. Она оставила стол в покое и вздохнула.

– Когда возвращается сестра? – спросила женщина, складывая полотенце.

– Не знаю, через неделю, а то и через две, но она вернется обязательно, в этом-то я не сомневаюсь.

Она подняла голову. В его глазах она прочла ожидание.

– Жизнь – сложная штука. Мало кто может позволить себе делать то, что пожелает.

Рия молча смотрела на него, а на языке вертелись слова: «У тебя есть целая неделя свободы, а возможно и две, когда ты можешь делать, что захочешь. Что же ты раздумываешь? Почему не подойдешь и не обнимешь меня? Это было бы нам хоть каким-то утешением». Но она не могла позволить себе такие слова, риск был слишком велик. Ей показалось, что он понял ее чувства: достаточно было взглянуть на ее лицо. Но Тол также не хотел рисковать – ведь стоит их рукам соединиться, и они не смогут сдержать себя, слишком долго их мучило неутоленное желание. Однако разум оказался сильнее чувств: он и она хорошо себе представляли, что произойдет, поддайся они своему порыву. Что, если у нее будет ребенок? А ей ли не знать, как легко у нее это получалось.

– Я лучше пойду, Рия.

– Конечно.

– Может, нужно что-то сделать по хозяйству?

– Нет, нет, спасибо. Мальчики хорошо справляются.

– Просто удивительно, какой порядок навели в саду твои двое парнишек. Ну, мне пора. – Но он все не уходил.

– До свидания, доброй ночи, – пожелала она.

– Доброй ночи, Рия.

Тол взял со стула шапку и пошел к двери. У самого порога обернулся и снова пожелал:

– Доброй ночи.

И она тоже повторила:

– Доброй ночи. – Рия подошла к очагу и повесила полотенце на место, потом закрутила его концы. – Зачем он приходил? – с горечью в голосе вслух произнесла она и отпустила полотенце. Глядя, как концы раскручиваются, она чувствовала, что напряжение внутри ослабевает: – Ну вот и все. Значит, так тому и быть, – тихо сказала она себе, прижимаясь к деревянной полке у очага. – У него был шанс, а он им не воспользовался. Больше я не стану думать о нем.

Дети сидели за столом в библиотеке: мальчики по одну сторону, девочки – по другую. Во главе стола, схватившись за голову, расположился Персиваль Миллер.