Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

Говорит со мной намеками, а я ничего не понимаю. Да нет, что это я!.. Зураб Барбакадзе не такой человек, он никогда не скрывает того, что он о тебе думает. А если заметит какую-либо ошибку, то тактично, но прямо, да, прямо в лицо, скажет об этом».

Открылась задняя дверь дома, и Зураб с женой и внуком прошел к огороду, потом он помог внуку перелезть через забор и передал жене кувшин. Очевидно, он посылал их на Сатевелу.

Сам Зураб вернулся в дом, вышел на веранду и рукой помахал мне, чтобы я поднялась к нему.

Он провел меня в комнату, где был накрыт завтрак, и прикрыл дверь.

— Садись, — тоном приказа сказал он.

— Я уже завтракала.

— Очень хорошо. Теперь запьешь свой завтрак стаканом молока.

Мы сели, и он протянул мне сахарницу.

— Я люблю без сахара, — сказала я и насыпала в молоко соли.

— Ты не возражаешь, если я пропущу стаканчик? — Он налил себе и залпом выпил. Потом встал и, подойдя к окну, посмотрел на двор. Я тоже подошла к окну и выглянула. Во дворе никого не было.

— Я ухожу из школы, — безапелляционным тоном произнес Зураб и вернулся к столу.

Я продолжала стоять у окна и смотреть во двор, где по-прежнему никого не было видно. Украдкой взглянув на Зураба, я увидела, что он выпил еще и ничем не закусил. Лицо его побагровело.

— Да, я бросаю школу и тебе первой говорю об этом, — теперь уже с сожалением сказал Зураб, на глаза у него навернулись слезы, и он отвернулся.

«Зураб Барбакадзе уходит из школы? Но почему? Это так неожиданно. Как он сможет жить без школы? Даже воскресенье не проходит так, чтобы он не заглянул туда хоть на минуту. Нет, это невозможно! Зураб без своей работы и дня не сможет прожить. Ничего не понимаю, просто ума не приложу, в чем дело. — Я все смотрю в пустой двор… — В школу он приходит раньше всех, а уходит последним. Перед уходом обязательно обойдет все классы и школьный двор… И теперь этот человек больше не будет приходить в школу? Зураб бросает школу? Но в чем дело? Почему же я стою и не спрашиваю?»

— Ты, наверное, знаешь причину и поэтому ни о чем меня не спрашиваешь, — громко сказал он и тут же оглянулся, опасаясь, чтобы ненароком не услышал кто-нибудь из домашних.

— Я абсолютно ничего не знаю. Клянусь памятью матери, понятия не имею, в чем дело.

Тут Зураб мне поверил. Он снова подошел к окну и выглянул во двор, потом еще плотнее закрыл дверь и запер ее на ключ.

— Значит, я вовремя ухожу из школы. Пока учителя ничего не узнали. Да, вовремя. А ведь мои ученики скрыли мой позор. Тебе на самом деле ничего не известно? Ну, тогда я тебе скажу: я оконфузился перед своими десятиклассниками, да, да, именно оконфузился! Месяц тому назад и вчера тоже.

Очевидно, мое лицо выражало такое недоумение, что Зураб возбужденно продолжил:

— Разве это допустимо? Я спрашиваю, разве допустимо, чтобы педагог ошибался при объяснении урока? И это при разборе художественного произведения! Я сам убедился, Эка, что мне изменяет память! Она меня стала здорово подводить!

И он рассказал мне все самым подробным образом:

— Около месяца тому назад я вел урок в десятом классе и сначала, как обычно, опросил учеников. Вообще-то я ими доволен, занимаются они неплохо, свободно и здраво рассуждают на разные темы, умеют подробно разобрать художественное произведение, а те из них, кто более серьезно интересуется литературой, бывает, и не соглашаются с объяснениями, данными в учебнике. Они стараются глубже проникнуть в творческий мир писателя и даже иногда предлагают свою трактовку произведения. Мне всегда радостно идти на урок. По-моему, и слушают меня мои ученики внимательно, и не из страха, что их учитель — директор школы, а просто потому, что им интересно. Я не говорю, что все до одного слушают одинаково, так не бывает. Вот, например, за второй партой сидят девочка и мальчик. Сидят тихо и смотрят на меня, но я чувствую, что этот мальчик меня не слушает! Знает ли он заранее, что я скажу, или просто думает совсем о другом? Вот, мол, через год я окончу школу и поеду в Тбилиси, но поступлю не на филологический факультет и не в медицинский институт, а в летное училище. Стану летчиком и облетаю весь мир. И девочка думает о чем-то своем. Что-нибудь в таком роде: еще год учиться в школе, а потом? Поступлю ли я в институт? Да бог с ним, с институтом. У меня есть жених, и я выйду замуж! Не откажется же он от меня, если у меня не будет высшего образования! Разве любят только за знания? А если родители заупрямятся и скажут, что сначала надо закончить институт, а потом уж обзаводиться семьей, я их не послушаюсь, потому что они не правы!

И эта моя десятиклассница, которая сидит прямо передо мной на второй парте, представляет себе, как она облачится в свадебный наряд, за ней приедут дружки жениха, усадят ее на лошадь, и торжественная процессия тронется в путь. Она в белом платье на белой лошади, слева и справа от нее дружки. И если вдруг лошадь споткнется, дружки бережно поддержат всадницу, чтобы она не упала, только так осторожно, как этого требует ее высокое положение невесты. Легкая, как ветерок, сидит она на лошади, дружки поют «Мравалжамиер», и деревня жениха встречает свадебный кортеж пальбой из ружей…

Десятый класс, Эка, — это самое время для мечтаний, самых разных мечтаний, ведь десятиклассник, полный радужных надежд, стоит на пороге вступления в новую, неизведанную жизнь и ждет от нее многого.

Зураб умолк. Медленно пройдясь по комнате, он сел. Я села напротив. Когда он протянул руку за кувшином, я увидела, что она дрожит. На этот раз он налил себе вина.

— Почему ты не выпила, Эка?

Я взяла стакан и глотнула остывшего молока.

— Поешь немного, — сказал Зураб, протягивая мне сыр и кусок мчади.

— А вы?

— Забыл, совсем забыл, — в голосе его слышалась растерянность. Он положил себе на тарелку сыр, мчади и маринованный лук-порей. — Я опростоволосился перед десятиклассниками, Эка! Допустил такую ошибку! Они поначалу и виду не подали, что заметили ее, но я сам почувствовал что-то неладное.

Когда я проверил сказанное мной, мои подозрения подтвердились, ошибка была налицо. Вижу, ученики стараются не смотреть на меня, словно им стыдно встретиться со мной взглядом. Сидят, опустив головы, а