Приключения во дворе - Евгений Рысс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кому же ты должен пятнадцать рублей? — послышался из репродуктора спокойный, ласковый голос Анюты. — Дурачок, что же ты мне не сказал? Мы одолжили бы, мы ведь на днях получим деньги. Я бы у Марии Степановны попросила.
— Я… я проиграл… — всхлипнул Миша. — Вове Быку… в горошину… он требует долг… и грозится.
— Ну, ты бы мне и сказал, — спокойно уговаривала брата Анюта. — Конечно, нехорошо, что ты проиграл, но что же делать? Зато теперь уж знаешь, чем это кончается. Это что же, ты, когда в лагерь не ходил, проиграл?
— И тогда, — всхлипнул Миша.
— И потом, когда по вечерам уходил? — спросила Анюта.
— Нет, по вечерам я у кино билетами торговал, — стыдливо сказал Миша.
— Зачем? — удивилась Анюта.
— Чтобы расплатиться.
— Значит, ты ему больше был должен? — продолжала ласково спрашивать Анюта.
— Нет… — Миша всхлипнул, — а просто я, что принесу из кино, то и проиграю.
— А зачем же ты опять играл?
— А Бык не соглашался иначе. Или, говорит, отдавай всё, — Миша всхлипнул, — или играй дальше.
— Вот ты бы мне и сказал, — говорила Анюта. — Мы бы ему всё отдали, и не надо было бы тебе билетами торговать и играть дальше.
— А я боялся. — Миша всхлипнул ещё раз, но теперь уже успокоенное и тише.
— Ну, ничего, ничего, — говорила Анюта. — Ты не бойся. Всё хорошо. Мы сейчас отнесём… или нет, ты иди домой, а я отнесу деньги Быку, только забегу к Марии Степановне и отнесу. И забудь про всё это, будто и не было ничего.
— Ой! — выкрикнул вдруг Миша с таким отчаянием, что все слушавшие у репродукторов даже вздрогнули. — Ой, Анюта, а с портсигаром что же? Что я папе скажу? И потом, меня же арестуют! Они там мою фамилию откуда-то знают!
— Ну-ну-ну, — успокаивающе сказала Анюта, — не беспокойся, мы всё уладим. Ты кому его продал?
— А я не продал… — Теперь Миша всхлипывал с новой силой, чувствовалось, что отчаяние снова охватило его. — Я отнёс в комиссионный магазин, думал, мне рублей десять — пятнадцать дадут, а они стали рассматривать, и слышу, говорят, двести пятьдесят стоит! Я испугался и убежал. — И совсем на рыдании он закончил: — И фамилию мою они там откуда-то знают… Я сказал, что я Михайлов, а они всё Лотышев да Лотышев…
— Ничего, ничего, — сказала Анюта, — фамилию они знают, потому что на портсигаре написано. Ты разве не видел?
— Нет, — всхлипнул Миша, — я как сунул его в карман, так и не смотрел на него, боялся.
У Паши Севчука отлегло от сердца. Разговор, видимо, шёл к концу, а его имя не было упомянуто. Можно было надеяться, что он сможет остаться по-прежнему замечательным, показательным, удивительным Севчуком и что на липе по-прежнему будет висеть его портрет.
По-прежнему неподвижно, как в «Спящей красавице», сидели пенсионеры и домохозяйки, не двигаясь стоял участковый, внимательно слушая каждое слово, не двигаясь стояла дворничиха с метлой, и дворник со шлангом стоял не двигаясь, не замечая, что струя вымыла уже довольно большую ямку и повредила несколько цветков.
А из репродуктора нёсся успокаивающий, ровный голос Анюты:
— Ты ни о чём не думай, вытри глаза, чтобы не было видно, что ты плакал. Хочешь, останься в лагере, только не говори никому про эту историю. Ни к чему, понимаешь?
— Понимаю, — успокоенно сказал Миша.
— Или, если хочешь, иди домой, — продолжала Анюта. — Может быть, действительно тебе лучше пойти домой? Возьмёшь книжку, почитаешь… Ты ведь «Всадника без головы» не кончил ещё?
— Не кончил, — сказал, успокоенно всхлипнув, Миша.
— Ну вот, а её скоро надо в библиотеку сдавать. А ну, покажись. Совсем молодцом. Никто и не подумает, что ты плакал. И пойдём, а то нас заждались, наверное.
Минут пять, не больше, продолжался разговор Анюты и Миши, но столько за эти минуты Анюта пережила, что начисто стёрлась из её памяти ручка, которую надо было ей повернуть и которую она не повернула, и даже не пришло ей в голову, что непонятно, почему после конца передачи не вошёл в помещение радиоузла Паша Севчук, не пришла Катя Кукушкина сказать, хорошо ли говорила Анюта, что никто даже не открыл дверь радиоузла. Так многое надо было решить немедленно, сию же минуту, так о многом надо было подумать, что не было места никаким другим мыслям.
Репродукторы замолчали. Катя Кукушкина поняла, что Анюта ещё раз осматривает брата и что через минуту или две они выйдут. Действовать надо было быстро.
— Никто ничего не слышал, — сказала Катя быстрым, резким, командирским голосом. — Ясно?
Все сидевшие в беседке понимающе кивнули головами.
Катя выскочила из беседки и бегом побежала к ребятам, толпившимся у репродукторов. Анюта и Миша могли выйти каждую секунду. Надо было торопиться. Она подбежала к первому репродуктору.
— Никто ничего не слышал. Ясно? — сказала она.
Ребята и девочки смотрели на неё. У всех у них были серьёзные, нахмуренные лица. Они даже не сочли нужным ей ответить, им и без неё было ясно всё.
— И сейчас же бегом по дворам, — сказала Катя, — предупредите знакомых, родителей, пусть они предупредят соседей.
Она не кончила ещё говорить, как уже вся группа ребят, стоявшая у репродуктора, мчалась к воротам. Бежали девочки, занимавшиеся рукоделием и игравшие в настольный теннис или в волейбол. Бежали мальчики — шахматисты, шашисты, волейболисты — и просто мальчики, не увлекавшиеся ни одним, ни другим, ни третьим, бежали вовсю, сколько хватало сил, бежали с серьёзными, нахмуренными лицами, чтобы успеть до прихода Анюты и Миши предупредить родителей и соседей, пенсионеров и домохозяек — всех, кто мог слышать разговор Анюты и Миши.
А Катя уже повторяла эту фразу второй группе ребят, и те тоже молча кинулись к воротам, и Катя только успела крикнуть им вслед:
— Как только предупредите всех, сейчас же обратно! Надо с Быком решить!
И ребята, на ходу кивнув головами, исчезли в воротах.
И Катя в третий раз повторила всем ребятам, стоявшим у третьего репродуктора, и те тоже умчались без слова, понимая, что сейчас не до разговоров.
И наконец открылась дверь радиоузла и вышли Анюта и Миша, и Катя кинулась к ним с весёлым, улыбающимся лицом.
— Молодец! — сказала она. — Здорово говорила! Пойдём к гостям.
Когда Катя привела в беседку Анюту и Мишу, гости окружили сестру и брата и стали наперебой жать им руки и говорить, перебивая друг друга. Анюта слушала всё как в тумане. Она поняла только то, что все хвалят её выступление. Она поулыбалась, сколько положено, раз двадцать повторила слово «спасибо», и наконец они с Мишей ушли.
Так каждый из них был погружён в свои мысли, что они даже не заметили, как пустынен лагерь. Никого из ребят в лагере не было. Только Паша Севчук, всё время оглядываясь, не видят ли его Анюта и Миша, шёл к радиоузлу, чтобы повернуть наконец ручку, которую так и не повернула Анюта.
Катя Кукушкина смотрела Анюте и Мише вслед.
Многое ей надо было продумать и многое надо было сделать сейчас же, как только вернутся ребята. Она продумывала порядок действий и гнала от себя острое чувство шевелившейся где-то тоски.
Ох, во многом, во многом считала она себя виноватой!
Глава девятнадцатая. Бой за сараями
Виноватой считала себя и Анюта. Она шла, держа Мишу за руку, и чувствовала, как его рука иногда вздрагивает. Он все ещё всхлипывал, сдерживаясь, стараясь, чтобы сестра не заметила. Шла Анюта и думала: грош ей цена как воспитательнице. Всего только месяц брат на её попечении, и поп что уже получилось.
Она вела Мишу неторопливо, спокойно, потому что знала: не нравоучения, не выговоры нужны ему сейчас, главное, чтобы он успокоился.
Она нарочно старалась говорить про обыденные, простые дела, чтобы Миша вернулся в мир простой и обыкновенный, чтобы он внутренне до конца почувствовал: кошмары кончились.
Миша скинул сандалии, сел с ногами на диван, взял «Всадника без головы» и вдруг почувствовал, что ничего не может быть лучше, чем сидеть с интересной книжкой на диване, переживать бурные приключения, скачки, погони, борьбу и, отрываясь от книжки, видеть спокойную комнату, слышать тикание часов, висящих на стене, и знать, что всё хорошо, всё благополучно и, конечно же, будет ещё лучше.
Анюта ушла, но на лестнице остановилась, подумала и вернулась обратно. Она сказала Мише, чтобы ни на какие звонки он не открывал. Два соображения возникли у неё: во-первых, мог прийти Вова Бык или кто-нибудь из его товарищей; во-вторых, могли прийти из милиции и, не разобравшись, увести Мишу. Она не знала, что её разговор с братом слушал весь квартал, что участковый уже рассказал об этом удивительном случае начальнику оперативного отдела и начальник оперативного отдела сперва рассмеялся, а потом велел участковому ни в коем случае не пугать паренька и обо всех новых поворотах событий немедленно докладывать ему.