Кристина - Стивен Кинг

— Ролли был заядлым курильщиком, но если курил в машине, то не тушил окурок в пепельнице, а бросал в окно. Когда курил кто-то другой, Ролли вытряхивал пепельницу и протирал чистой салфеткой. Дважды в неделю он мыл машину и два раза в год полировал. Он сам возился с ней в местном гараже, где у него была арендована стоянка. Мне стало любопытно, был ли это гараж Дарнелла.

— В то воскресенье они остановились у обочины, чтобы купить домой гамбургеров — как ты понимаешь, тогда еще не было «Макдоналдсов», а были только стоянки у края дороги. И то, что затем случилось… полагаю, это было довольно просто…

Снова наступила тишина, точно он размышлял, следовало ли ему быть до конца откровенным со мной, или старался отделить от домыслов то, что ему было известно.

— Она насмерть задохнулась из-за куска мяса, — наконец сказал он. — Когда она стала раздирать себе горло, Ролли вытащил ее из машины, но было уже поздно… Моя племянница умерла на обочине дороги. Представляю, какая это отвратительная и страшная смерть.

В его речи снова появилась усыпляющая учительская плавность, но меня уже не клонило ко сну.

— Он пытался спасти ее. Я так думаю. Я хочу верить, что она умерла по нелепой случайности. Он долго жил в обстановке жестокости и, наверное, не очень глубоко любил свою дочь, если вообще любил ее. Иногда невозможно выжить, не становясь черствым. Иногда жестокость просто необходима.

— Но не в таких случаях, как тот, — сказал я.

— Он переворачивал ее вниз головой и держал за лодыжки. Он надавливал на живот, надеясь вызвать рвоту. Думаю, если бы он имел хоть малейшее представление о трахеотомии, то произвел бы ее при помощи своего перочинного ножа. Но он, конечно, не знал, как это делается. Она умерла.

На похороны приехала Марсия с мужем и детьми. Я тоже. Так наша семья собралась в последний раз. Помню, я думал, что он сразу же продаст машину. Но он не расстался с ней. На ней они приехали в методистскую церковь Либертивилла, и она вся сияла свежей полировкой… и ненавистью. Она горела ненавистью. Он повернулся ко мне:

— Ты веришь мне, Дэннис?

Перед тем как ответить, я сглотнул комок, подступивший к горлу:

— Да, верю.

Лебэй мрачно кивнул головой:

— Вероника сидела рядом с ним, как восковая кукла. В ней больше ничего не было. Раньше у Ролли была машина, а у нее — дочь. Она даже не плакала. Она умерла.

Я сидел и старался представить, что бы я сделал, если бы это случилось со мной. Моя дочь начинает задыхаться и хвататься за горло на заднем сиденье моей машины, а потом умирает у края дороги. Продал бы я машину? Зачем? Разве машина виновата в ее смерти? Точно так же можно было бы обвинять гамбургер, еще не купленный, но уже вставший у нее поперек горла. Так из-за чего продавать машину? Только из-за того непринципиального обстоятельства, что я уже не смог бы смотреть на нее, не смог бы даже думать о ней без боли и ужаса? Но о чем вообще я смог бы тогда думать?

— Вы спросили его об этом?

— Да, когда мы остались втроем — он, Марсия и я. Наша семья была в сборе. Я спросил, намеревался ли он продать машину. Она стояла рядом с катафалком, который привез его дочь на кладбище — то же самое, где сегодня похоронили Ролли. У нее была красно-белая расцветка. «Крайслер» в 1958 году не выпускал машин с такой окраской: Ролли покупал ее с обычным цветом. Мы стояли в пятидесяти футах от нее, и я испытывал странное чувство… очень странное побуждение… отойти от нее подальше, точно она могла слышать нас.

— И что же вы сказали?

— Я спросил, собирается ли он продать машину. Ролли посмотрел на меня так же, как в ту секунду, когда замахивался, чтобы швырнуть своего маленького братика на колья ограды. Он сказал:

«Я еще не сошел с ума, Джордж. Ей всего один год, она прошла только одиннадцать тысяч миль. Ты ведь знаешь, что машину продают не раньше, чем через три года после покупки».

— Я сказал: «Ты хочешь, чтобы твоя жена каждый день смотрела на нее? Ездила в ней? Побойся Бога, брат!» Но не думаю, что он слышал меня. Он отвернулся и стал разглядывать свою машину, как будто только вчера купил ее.

Лебэй немного помолчал.

— Марсия говорила ему то же самое. Она всегда боялась Ролли, но в ту минуту выглядела скорее помешанной, чем испуганной, — она переписывалась с Вероникой и знала, как та любила свою маленькую дочурку. И еще она сказала, что когда человек умирает, то люди сжигают матрац, на котором он спал, а одежду отдают в Армию Спасения. Она сказала, что его жена не придет в себя до тех пор, пока машина будет стоять в гараже.

Ролли ухмыльнулся и спросил, не хочет ли она, чтобы он облил машину газолином и бросил в нее зажженную спичку только из-за того, что в ней задохнулась его дочь. Моя сестра сначала заплакала, а потом стала кричать, что ничего лучшего невозможно было бы придумать. Мне пришлось увести ее, потому что у нее началась истерика. Больше мы не говорили с Ролли на эту тему. Машина принадлежала ему, и он не желал продавать ее.

Марсия вернулась в Денвер и, насколько мне известно, с тех пор не встречалась с Ролли и не писала ему. Она не приехала даже на похороны Вероники.

Его жена. Сначала ребенок, а потом жена. Я уже предчувствовал нечто подобное. У меня начинали цепенеть ноги и руки.

— Она умерла через шесть месяцев. В январе пятьдесят девятого года.

— Но ее смерть не была связана с машиной, — сказал я. — Ведь так, да?

— Ее смерть была непосредственно связана с машиной, — мягко проговорил он.

Я подумал, что не стану больше ничего слушать. Но конечно, я стал бы слушать. Потому, что мой друг обладал сейчас этой машиной, и потому, что она угрожала не только его жизни.

— После смерти Риты Вероника впала в депрессию. Она так и не пришла в себя. У нее было несколько друзей в Либертивилле, и они пытались помочь ей… но она не была способна принять их помощь.

Во всех остальных отношениях дела их налаживались. Впервые в жизни у моего брата появились деньги. Он получал пенсию по инвалидности, устроился на работу ночным сторожем в шинной мастерской, находившейся на западной окраине города. Сегодня, после похорон, я ездил туда, но не нашел ее на прежнем месте.

— Ее сломали двенадцать лет назад, — сказал я. — Я еще не ходил в школу. Там теперь небольшой китайский ресторанчик.

— Они почти расплатились за дом. И конечно, у них не было маленькой девочки, которая требовала много забот. Но Веронике от этого не становилось лучше.

Она покончила с собой. Если бы существовала книга, обучающая различным способам самоубийств, то ее бы туда включили как пример отклонения от правил. Она пошла в магазин автомобильных принадлежностей — тот самый, где давным-давно я купил свой первый велосипед, — и купила резиновый шланг длиной в двадцать футов. Один его конец она надела на выхлопную гробу Кристины, а другой просунула в одно из задних окон. У нее никогда не было водительских прав, но она знала, как заводить машину. Собственно, это было все, что ей требовалось знать.