Монета желания - Денис Чекалов

Как будто тяжелая глыба камня упала с плеч кожевника, когда он услышал слова святого отца. Он поцеловал сухую теплую руку священника, поблагодарил, вместе они прочли короткую молитву Богу, прося Его одобрения и поддержки. Покинув кладбище, мужчины медленно возвращались домой под бездонным небом, усеянным звездами. Попрощавшись с отцом Михаилом возле его дома, остаток пути Петр шел быстро, чтобы скорее увидеть Аграфену.

Дома его, как всегда, ожидали, окна тепло светились, и, войдя в комнату, он увидел все свое семейство в сборе. Аграфена шила что-то возле стола, Алеша рядом разложил новые деревянные игрушки, вырезанные Потапом. Перед Спиридоном лежал открытый «Назиратель», в котором будущим путешественник читал о разнице между людьми, живущими в странах с различным климатом, а также о том, как следует искать ключи и источники, познавая качество воды, — что, конечно, не могло не пригодиться в поездке к Сулейману. На столе горели четыре свечи, чего неукоснительно требовал Петр, боявшийся, что от слабого освещения испортятся глаза.

— Ну что, рукодельники, не слишком поздно сидите, не пора спать? — воскликнул он с порога.

Алешка бросился к отцу, запрыгнув на руки, Спиридон и Аграфена улыбались. Немного поиграв с сыном, Петр отправил детей в комнату, — при этом старший прихватил свечу и книгу, против чего Петр не возражал, не желая вообще привлекать внимание к больной теме, тем более парень еще не знал, что путешествие могло и не состояться.

— Как отец Михаил, Ефросинья Макаровна, здоровы ли, — спросила Аграфена, собирая шитье в берестяную корзинку. — Мы как намедни в церкви обедню стояли, показалось, устал он, бледный.

— Да нет, — ответил Петр, — все хорошо, а тогда, видно, он действительно устал. Ходит к нему народу видимо-невидимо, редко кто с радостью, а так горе да печали свои несут. Легко ли выслушать — у него ведь сердце за всякого болит, — да совет дать хороший, чтоб помог человеку.

Жена усмехнулась краешком губ:

— Ну и как, дал он тебе совет, как с женой непокорной совладать?

— Дал, — ответил Петр серьезно, — только не о непокорной жене шла речь, а о любящей и любимой, только слишком много всего перенесшей, настроившейся на мирную спокойную жизнь, из которой ее снова пытаются вырвать. Отец Михаил вроде как по-другому картинку повернул — не я один достоин сопровождать посольство, да мне прямо Адашев сказал, чтоб сам выбирал, а нет — другого найдет, я же ему и подсоблю. Главное сейчас — ты, не оставлю тебя одну в таком состоянии. Успокойся, даст Бог, будем жить по-прежнему, как люди живут, никакой нечисти и врагов не видя. А как приедет Федор, я сейчас вспомнил, посоветую ему взять купца Клыкова. Мы с ним священную книгу искали, — хороший, крепкий, положительный мужик. Хорош и силой, и сметливостью.

Петр не передал жене слова священника о том, что надобно ей самой предоставить решение вопроса, — ибо не хотел возлагать на нее никакой ответственности. Он сам решил, что не поедет, сам за это перед собой отвечать будет. Ее же пусть только покинет это страшное напряжение, изменившее до неузнаваемости его спокойную, мужественную жену, в поддержке которой он черпал утешение и твердость духа.

Аграфена молча и внимательно слушала мужа, всматриваясь в глаза его, пытаясь понять, соответствуют ли сказанные слова его действительным мыслям. Ничего не сказав, она подошла к мужу, поцеловала его, немедленно очутившись в его крепких объятиях, — и они отправились к себе.

Об изменении планов Петр решил поговорить со Спиридоном на другой день, чтобы не затягивать время жизни его мечтаний, ведь чем больше они укореняются, тем больнее вырывать корни. Но задуманный разговор с утра не получился.

Когда Петр поднялся, Спиридона уже не было, Аграфена сказала, он забыл с вечера предупредить, что затемно выйдет из дома к давешнему купцу, показать еще кое-какой товар, которым тот заинтересовался, но идти нужно рано, затемно, потому как кожевенник с заовражья хочет перебить выгодную сделку.

— Ох, — продолжала жена, — я уж ему наказывала, наказывала, чтоб вел себя разумно, боюсь, как бы не подрался с Кирсаном, кожевником, да заодно и купцу достаться может, а он еще дитя.

Петр расхохотался, наскоро допивая молоко.

— Для тебя он всегда дитя, ты погляди, он уже почти выше меня, скоро как Потап будет. А с купцом я виноват, послал парня, даже не спросил вчера, что и как. Ну, Бог даст, все будет хорошо. Не кручинься, по дому шибко не вертись, отдохни. Я сейчас в мастерскую пойду, как Спиридка вернется, поест, — пусть тоже туда идет.

С этими словами, расцеловал жену в губы, щеки да глаза, и покружил по горнице, охватив ее за талию, несмотря на сопротивление. Набросил полушубок и вышел на яркое, уже почти весеннее солнце.

Воробьи верещали на ветках деревьев, живо интересуясь схваткой своих сородичей за корку хлеба внизу, на земле. Невдалеке припал к снегу домашний любимец, яркий трехцветный кот, толстый и ленивый. Он знал, что воробья ему не поймать, но, припав на передние лапы, все елозил задом, готовясь к решительному прыжку.

Издалека по снегу бежал Николенька от своего дома, видно, к Алеше, чтобы целый день кататься на склонах оврага. Полина вывесила белье, и оно, прихваченное морозом, негнущимися белыми полотнищами поднималось и опадало под дуновением резковатого еще ветерка.

К воробьям, медленно взмахивая крыльями, подлетела ворона, и они порскнули в разные стороны. Захватчица потопталась, поудобнее приноравливаясь подхватить хлеб, а затем взлетела, провожаемая негодующими криками серых малышей.

Неожиданно Петру стало весело, покойно, он вздохнул полной грудью, подумав: «Да никуда я отсюда не поеду — стар уже стал, пусть другие попробуют свои силы, а мне больше ничего не нужно».

Скоро спустившись по ступеням, он направился в мастерскую, по дороге прикидывая, что захочет купить торговец, достаточно ли у него припасено для продажи, будет ли время сделать еще. С улыбкой представил, как бьются молодые кожевники за благоволение купца. За сына он не беспокоился — далеко было до него Кирсанке, только бы не взъярился Спиридон, а то сильно может парня побить. Ну тогда уж и ему достанется, правда, большего наказания, чем известие об отмене путешествия, и придумать трудно.

Придя в мастерскую, охваченный привычными заботами, обстановкой, запахами, он начал работу, забыв о времени. Уже высоконько поднявшееся солнце заглянуло в окно, знаменуя вторую половину дня, когда дверь неожиданно распахнулась, ударившись о стену.

— Ну что, Спиридонка, живой, не побил тебя купец? А что так поздно?

Не услышав ответа, он обернулся и с удивлением увидел перед собой Аграфену в небрежно повязанном платке, наброшенной на плечи меховой кацавейке. Он вскочил, роняя инструменты, сердце его захолонуло: