Собрание сочинений в десяти томах. Том 6 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такою кавалькадою двинулись они с места после обеда и вечером достигли Кошачьей-Горки. Тут естественно надобно было отдохнуть, потому что конные приотстали, а Байдуркевич советовал обождать их, чтобы ночью было безопаснее ехать его патрону, которого он занимал между прочим разными рассказами и пугал могуществом Вихула, по-видимому для самого его довольно страшным.
Они вошли в избу, в которой сидел еврей у печки, еврейка за столом и какой-то мужик у порога. Мужик очень пристально всматривался в приезжих, потом вышел из избы, осмотрел со всех сторон повозку и лошадей и бегом пустился в лес. Это не ускользнуло от внимания Собеслава. Он шепнул на ухо Байдуркевичу, чтобы он держал ухо востро, но сквозь сумерки не заметил, как тот побледнел и задрожал. На беду отставших по дороге все еще не было, а на Филоктета трудно было и рассчитывать, потому что по общему мнению он разве через полчаса должен был присоединиться к своим товарищам.
Собеслав скоро заметил по некоторым маневрам Бандуркевича, что от него не следует ожидать большой помощи, и решился, по-ложась на волю Божию, обождать в корчме, пока, наконец, подъедут пан Урбан и смиренный Иосафат.
Начинало уже быстро темнеть. Байдуркевич, жалуясь на зубную боль, лег в бричке и зарылся в сено на самое дно. Собеслав, посвистывая, прохаживался перед лошадьми и время от времени заглядывал в корчму.
Вдруг на Секиринской дороге показалось два всадника. Они ехали быстрым галопом; прискакав на тяжело дышащих лошадях, огляделись вокруг и слезли на землю. Лица их были сердиты, взгляды задорны, голоса громки. Вошли они в избу, пошептались с евреем, вышли опять и, остановясь перед навесом, посматривали с нетерпением на дорогу, ведущую в Секиринок; изредка они посмеивались и потирали руки, как люди, готовящиеся к приятному занятию. Байдуркевич лежал в бричке и стонал.
— Не отправиться ли нам далее? — проговорил он. — Они догонят нас.
Собеслав ничего не отвечал.
— Что, брат свистун, — сказал один из приезжих, — куда тебя Бог несет?
— Куда глаза глядят! — отвечал Собеслав. — А вас, господа мародеры, куда?
— Навстречу твоей милости.
— Ну, так и ладно! — сказал Секиринский. — А что вам от меня надо?
— Мы хотели узнать, долго ли твоя милость будет кормить лошадей у Кошачьей-Горки.
— Сколько захочется.
— А если бы нам захотелось, чтобы твоя милость не кормила здесь?
— Что же делать? Не всем одно и то же нравится.
Байдуркевич шепнул из брички:
— Не задирайте их, пока наши не подъедут. Я слышу уже топот.
— Этот топот на Секиринской дороге, — сказал ему потихоньку Собеслав, — приготовься.
— О, если бы вы знали, как у меня болят зубы!
Собеслав опять обратился к забиякам.
— Панове братья, — сказал он серьезно и с важностью, — вы ищете предлога для ссоры?
— Почему же нет, когда представится удобный, — отвечали они со смехом.
— Что же вы называете удобством? Пятерым на одного, что ли? По-разбойничьи?
Шляхтичи очевидно смешались, но один тотчас оправился.
— Что ты нас считаешь буянами? Что ты за человек?
— Ты знаешь, кто я, как и я знаю, кто вы.
— Например?
— Приятели Вихулы.
— Сразу попал. Врасплох его не захватишь. Удалый парень. Так ты, мосци-пане, знаешь, что мы от тебя желаем?
— Как нельзя лучше, только это ни к чему не приведет.
— Не приведет? А как мы тебя хорошенько потреплем?
— Попробуйте!
Но шляхтичи, не пробуя, все поглядывали на дорогу в Секи-ринок, откуда с каждым шагом яснее и яснее слышался топот лошадей. Наконец, прискакали четыре всадника под предводительством Ксаверия, у которого была на лбу повязка.
— Вставай и берись за саблю! — сказал Собеслав Байдурке-вичу.
Нечего было делать. Пан Афанасий медленно вылез из брички, ощупал свою сабельку и неохотно поместился за спиною Секирин-ского, повторяя ему шепотом:
— Не торопись, пока не подъедут наши.
Но совет был напрасен, потому что приезжие окружили Собеслава, обнажив сабли с криком:
— А ну, разбойник! А ну, Секира, а ну трутень!
Собеслав, не теряя присутствия духа, прислонился к бричке и, обнажив свою саблю, стоял твердо, как стена.
— Мосци-панове! — сказал он. — Если вы шляхтичи, а не разбойники, и имеет против меня что-нибудь, то я готов каждому из вас служить поочередно, но только как следует, по одиночке, а не отбиваться от вас, как от стаи волков.
— А! Он еще бранится.
И все подняли сабли, как будто хотели разрубить его на части, а между тем Вихула кричал:
— Отхлестать его плашмя, отхлестать его!
Байдуркевич, приняв во внимание зубную боль и неравенство сил, спрятался под бричку и уже думал как бы удрать незаметно в лес.
Поднялся страшный крик с целью застращать Собеслава, но тот, несмотря на свою бледность, стоял непоколебимо.
— Хочешь спастись от смерти? — закричал Ксаверий. — Подпиши отречение от Секиринка и убирайся к черту!
Секиринский в ответ на это только засмеялся.
— Что? Нет? Так мы тебя по кускам разнесем на саблях!..
— Что будет, то будет, — сказал Собеслав.
И едва произнес он эти слова, как на него посыпались сабельные удары. Один из нападающих сильно ранил его в плечо, рука его опустилась, глаза сомкнулись, и он упал без чувств. Но в ту же самую минуту прискакали Урбан и Иосафат. Увидя их, и Байдуркевич вылез из-под брички и начал кричать и размахивать саблей.
Приятели Вихулы, застигнутые врасплох неприятелями и испугавшись своего подвига, потому что считали Собеслава мертвым, вскочили на коней и разъехались, кто куда попал.
В это время прискакал и Уголь.
— Ого, — крикнул он, — есть работа!
— Была да ушла, — отвечали ему. — Наш принципал ранен. Положить его в бричку. Дайте сюда водки. Эх, народ, остались назади, а тут на него напали, пан же Байдуркевич спрятался под бричку.
— Кто? Я под бричку!? — крикнул тот пронзительным голосом. — Я! Посмотрели бы вы, как я тут рубился. Но пятеро на двоих не шутка! Кажется, я где-то ранен.
— В спину, — сказал Уголь, — который из смиренного и молчаливого превратился в забулдыгу.
Байдуркевич хотел обидеться, но Филоктет закричал:
— Циумпердо! Молчи, да помоги положить пана Секиринского в бричку. Давайте сюда перевязку.
Байдуркевич хлопотал около раненого больше всех и уверял, что разбойники не ушли без ран; он даже хотел показать товарищам саблю, но тут же вспомнил, что в темноте они не заметят на ней следов крови.
— Покажешь на кухне у пана Корниковского, — прибавил к общему удовольствию смиренный Уголь и опять жестоко обидел смиренного Байдуркевича.
Осмотрели у Собеслава раны. Самая тяжелая была
