Егерь - Евгений Ильичёв

— И я.

— И ты, — согласился Герман. — Ты уж извини, не хочу бередить твою детскую травму, но я не верю, что у капитана Верового нет чувств к собственной дочери. Я могу допустить, что у него с твоей матерью был разлад, о котором они не стали тебе рассказывать. Именно поэтому, возможно, он и пропадал годами в дальних космических экспедициях. Но поверить в то, что отец может позабыть или бросить родную дочь, свою гордость⁈ Нет. Ни за что не поверю.

Девушка молчала. Словно опомнившись, она вновь начала нежно гладить мою голову, но я чувствовал, как тяжело дается ей контроль над собой. Наконец она произнесла:

— Может, ты и прав. Тогда я была слепа. Влюбленность в Коса, навязанная мне Боровским, не позволяла мыслить рационально.

— Не ты первая, не ты последняя…

— Кого еще охмурил старый маразматик? — саркастично заметила Мария.

— Кто еще поддался чувствам, променяв на них холодную голову, — уточнил Герман.

— Ладно, — вернулась к реальности девушка, — со мной все ясно. После смерти Боровского я перестала испытывать чувства, двигавшие мной. Я потеряла ориентир, подвешенный передо мной, как морковка перед осликом. Если честно, стало намного легче жить. Не могу сказать, что приняла эту ситуацию, но меня больше не жжет мысль о Косе. Я смотрю на свое прошлое, как на прочитанную книгу. Интересную, драматическую, может, даже сентиментальную, но тем не менее книгу. Роман, в котором главная героиня не я, а кто-то иной.

— Ментальный контроль — дело подлое, — постарался поддержать подругу Герман. — Не зря это преступление в нашем обществе приравнивалось к убийству. Подавление воли, внушение ложных принципов и чувств — все это убивает личность и рождает нового человека. Человека с заданными характеристиками. По сути — марионетку.

— Но ты и сам промышлял тем же. Не забыл?

Герман горько усмехнулся:

— Мои способности не шли ни в какое сравнение со способностями Боровского. Чипы в моей голове позволяли лишь распознавать эмоции и косвенно, в основном словами и психологическими приемами, влиять на разумы людей. Такие модифицированные люди, как я, были необходимы проекту «Магеллан». Экспедиция в один конец — слишком рискованное мероприятие, чтобы отдавать на волю случая такую вещь, как «человеческий фактор». Позволь заметить, что я, как и все члены экипажа, проходил отбор. На моей модификации настаивало руководство программы. Если помнишь, они подстраховались на случай моей профнепригодности, лишив меня права голоса. Моя миссия, помимо непосредственной медицинской деятельности, была в том, чтобы поддерживать на борту «Магеллана» здоровую рабочую атмосферу. Мои импланты позволяли работать с настроением и ощущениями экипажа, но влиять на их собственный выбор я не мог. Мой максимум — передача мыслей на расстоянии, и то при наличии мощного ретранслятора поблизости.

— Как на том корабле в заполярье?

— Да, — признался Герман. — Но на Земле и на «Магеллане» я был ограничен в возможностях. А Боровский — нет.

— Что он тебе сказал? — спросила Мария. — Там, у «Колыбели».

— Почему ты спрашиваешь?

— У меня в голове нет имплантов, но это не мешает мне быть женщиной. Я вижу разницу между тобой «тогда» и тобой «сейчас». Дело не в страхе. Ты что-то узнал.

Герман с минуту молчал. Затем ответил совсем другим голосом:

— Я убил свою беременную жену.

— Что?

— Боровский влез в голову не только к тебе и своему сыну, заставив вас играть в любовь. Он был научным руководителем моей супруги.

— Я не знала об этом.

— Я тогда очень много работал над «Магелланом». Проходил курсы реабилитации после вживления в мозг имплантов, затем учился ими пользоваться. И все ради того, чтобы собрать самый слаженный экипаж во вселенной. На моих плечах лежала колоссальная ответственность, и я гордился своей миссией. И Лара мной гордилась. Она все понимала и поэтому не мешала моей работе. Мы оба буквально жили мечтой о первом полете на «Магеллане».

— Почему вы решили лететь?

— Уже тогда я был не молод. Но чувства не обмануть. Точнее, я тогда так думал. Мы с Ларой любили друг друга, но у нас не получалось завести детей. С ее организмом было все в порядке, проблема была во мне. Глупо и банально — «вялые» сперматозоиды.

Герман вновь взял паузу. Ему тяжело давалась исповедь, но остановить поток сознания он уже не мог. Егерю нужно было выговориться.

— Мы любили друг друга. Наши отношения были настолько идеальными, что даже бездетность не сломала их. Можно было решить вопрос медицинским путем, но Лара была набожна и считала такой путь противоестественным. «Коль Господь не дал нам детей, — рассуждала она, — то незачем ему перечить». И мы приняли решение покинуть Землю и начать жизнь заново там, где мы оба могли принести куда больше пользы, чем на родной планете. Мы планировали усыновить одного-двух будущих детей нового мира. И в тот самый момент, когда мы это решили, в нашей жизни произошло маленькое чудо — Лара забеременела. Это изменило все. Все наши планы, все наши труды и их вероятная польза для общества померкли в сравнении с чудом, открывшимся перед нами. Лара носила под сердцем нашего ребенка, и нам уже не было дела ни до чего более. Мы были счастливы, полны сил и достаточно обеспечены, чтобы прожить счастливую жизнь на родной планете. Беременных в полет не брали, именно поэтому я внес коррективы в свой контракт с космофлотом. Согласно новому контракту, я должен был подготовить экипаж, подобрать другого начальника медицинской службы и уйти в отставку.

— Но что пошло не так? — не понимала Мария.

— Лара заболела, — тяжело выдохнув, сказал Герман. — Сперва это были просто головные боли, но со временем они становились все более интенсивными. Я много работал, стараясь быстрее покончить с контрактом, и потому не уделил должного внимания состоянию жены. А Лара, понимая, какой груз ответственности лежит на моих плечах, до последнего скрывала истинные масштабы своего недуга. Я спохватился лишь тогда, когда ее состояние резко ухудшилось. Вернувшись из очередной командировки, я обнаружил ее в ванной без сознания. Далее была больница, сотни анализов и десятки различных исследований. Выяснилось, что причиной ее состояния была опухоль в головном мозге. Неоперабельная опухоль. Ее состояние быстро ухудшалось. Приступы эпилепсии и нестерпимые головные боли отныне были ее постоянными спутниками. Через сутки ее ввели в состояние искусственной комы, и мне пришлось делать выбор между спасением нашего ребенка и ее жизнью. Шансы на успех операции таяли с каждым часом. Врачи могли продержать Лару в состоянии комы достаточно времени, чтобы наш ребенок смог выжить после кесарева сечения, но это решение убило бы ее со стопроцентной вероятностью. Операция же на головном мозге давала хоть и мизерный, но шанс им обоим. И я выбрал второе.

Руки Марии дрожали. Несколько горячих капель упали мне на голову, девушка поспешила убрать их. Ее волнение передалось и мне. Я не мог тогда понять, о чем именно они говорят, но чувствовал, что Герман рассказывает Марии о чем-то сокровенном.

— Мне так жаль, Герман, — наконец выдавила из себя она.

— Самое распространенное соболезнование в ту пору, — тяжело признался мужчина, сглотнув ком в горле. — Ты хотела узнать о моей мотивации? Так вот — не было ее. После смерти Лары я потерял все, включая смысл жизни. У меня оставались лишь наши мечты о новом мире.

Герман замолчал. На этот раз тишина длилась несколько минут.

— Врачи сказали, что она не страдала. Во время операции в голове лопнул сосуд, она умерла быстро. Ребенка спасти не представлялось возможным. Их даже хоронили вместе. Не было у меня никакой мотивации, понимаешь? Я принял ее смерть как собственный приговор. Отныне мне не было места на той Земле. Именно поэтому я вновь вступил в отряд. Сам не понимаю, как меня допустили. Хотя сейчас уже знаю ответ.

— Что же ты узнал?

— За всем стоял Боровский, — ледяным тоном произнес Герман.

— Что???

— Не было никакой опухоли. Головные боли Ларе внушал именно он. Он же, имея доступ ко всем базам данных, подделывал раз за разом все исследования. Точно не скажу, подкупом ли врачей или ментальным контролем за ними, но ему удалось обвести вокруг пальца всех. А меня подтолкнуть к решению вновь вступить в экипаж «Магеллана».

— Но зачем он это сделал? — недоумевала Мария.

— Он хотел свалить на меня всю ответственность за провал миссии «Магеллан». Он все мне рассказал. Это я убил Лару.

— Господи, Герман… Что ты такое говоришь? Ты не мог знать! Ты был обманут! Как и все мы. Этот… — девушка не могла найти