Надо ли России бояться Китая? - Александр Беззубцев-Кондаков

Насколько тонкое это дело — Восток, нам некогда доходчиво объяснил товарищ Сухов. И сегодня понимание сущности стратагемного сознания Востока — это ключ для «расшифровки» скрытых мотивов в отношениях Китая с самыми мощными партнерами — Россией и Соединенными Штатами Америки. Для начала следует задуматься, всегда ли мы понимаем, чего в действительности хочет Китай. Например, тем аналитикам, которые пророчат грядущий военный конфликт Китая и России, следует вспомнить, что высшим проявлением воинской доблести считается в Китае победа без применения собственного оружия («убить чужим ножом»), В понимании китайцев самый великий воин тот, кто не воюет вообще. А когда мы видим очередное потепление отношений Китая с Соединенными Штатами, нужно задумываться о безопасности России, помня стратагему, предписывающую «объединиться с дальним врагом, чтобы побить ближнего». Из каждого внешнеполитического маневра Китая следует вычленять некий стратагемный алгоритм.

Сегодняшний расклад сил в мировой политике удивительно напоминает фабулу классического китайского романа «Троецарствие», посвященного событиям III века н. э., когда Поднебесная распалась на три противоборствующие государства. Типология этих трех царств выглядит следующим образом: Вэй — агрессор, Шу — миролюбивое царство, а У — царство, питающее подозрение к Шу. В представлении современного Китая роль царства Вэй играют Соединенные Штаты Америки, миролюбивого Шу — сам Китай, а вечно настороженного У — Российская Федерация. Если бы не подозрительное отношение царства У, то двум царствам удалось бы сообща противостоять агрессору Вэй — такой политический вывод можно сделать из новейшего геополитического прочтения метафоры «Троецарствия»[35]. Однако «миролюбие» современного Китая — это реализация в политической практике мудрой стратагемы «в покое ожидать утомленного врага».

Мудрец Сунь Цзы учил: «только тот, кто преуспеет в военном деле, сможет разрушить чужие государства без продолжительной войны, сражаться он должен под Небом с высшей целью „сохранения"». Его завет актуален и для новейшей политики. При участии в глобальном соперничестве каждой стране следует правильно определить собственную позицию, ведь «если правильно выбрать место на берегу реки, то однажды ее воды принесут к твоим ногам труп твоего врага!».

Устойчивый треугольник разнонаправленных политических сил Китай — США — Россия (Советский Союз) образовался после окончания Второй мировой войны. На протяжении шести с лишним десятилетий векторы сил не раз менялись, принося успехи и неудачи той или иной стороне объективно существующей политико-геометрической фигуры. В начале 1950-х годов консолидированная позиция СССР и КНР нанесла ощутимый удар по американским интересам в Азии, и прежде всего в Корее. В 1970-1980-х годах Соединенные Штаты, боровшиеся против «империи зла», и Китай, выступавший против советского «гегемонизма», при кажущихся противоречиях объединились против Советского Союза. Активные усилия Вашингтона, молчаливо поддержанные Пекином, привели к тому, что над Кремлем навсегда был спущен краснозвездный флаг СССР.

Историческая справедливость требует признать, что, несмотря на перипетии запутанных и драматичных советско-китайских отношений, Китай сделал все от него зависящее для того, чтобы сохранить Советский Союз или хотя бы продлить его жизнь. Падение Советского Союза вызвало нешуточную тревогу в политической элите Китая. В Пекине вплоть до Беловежских соглашений не верили, что «старший брат» по социалистическому лагерю так быстро и бесславно прекратит свое существование. Вообще последние годы жизни СССР — это время небывалой активизации внешнеполитического сотрудничества с Китаем. Даже роковой 1991 год был наполнен рядом важных событий советско-китайского сотрудничества в политической, экономической, военной сферах. Лидеры Коммунистической партии Китая, всерьез обеспокоенные серией «бархатных революций» в Восточной Европе, пытались, очевидно, предотвратить повторение подобных событий и в Советском Союзе.

26 февраля 1991 года с визитом в Пекин прибыл заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС В. Ивашко, который обсуждал с китайским лидером Цзян Цземинем вопрос предоставления Советскому Союзу товарного кредита в 1 миллиард швейцарских франков. На Западе этот кредит оценили как политический шаг Китая — демонстрацию поддержки социализма в СССР. В начале мая в Пекин прибыл министр обороны Советского Союза маршал Д. Язов, обсуждавший вопросы расширения сотрудничества в военно-промышленном комплексе и, в частности, о поставках в Китай истребителей Су-27.

Логично, что Китай не оказался в числе стран, осудивших «путч» августа 1991 года. Российский дипломат Олег Борисович Рахманин отмечает: «Официальные источники в Москве и историки в Пекине сейчас обходят вопрос о фактическом одобрении китайским руководством документов, заявлений Государственного комитета по чрезвычайному положению. Известно, что посол КНР в СССР Юй Хунлян после появления документов ГКЧП… официально посетил в Кремле и. о. президента СССР Г. Янаева и выразил позитивное мнение пекинского руководства […]. Когда руководящие деятели СССР, входившие в ГКЧП, были арестованы, срочно собралось Политбюро ЦК КПК, на котором… был обсужден курс внутренней и внешней политики Китая, направленной на предотвращение „падения социализма"…»[36] Историки и политики спорят об истинном значении августовского «путча», но одной из главных версий является предположение о том, что ГКЧП был создан для предотвращения краха социализма в Советском Союзе. За августовским «путчем» последовали декабрьские Беловежские соглашения, поставившие точку в истории СССР. Премьер Госсовета КНР Ли Пэн заявил, что «коренные реформы в Советском Союзе привели к великому хаосу и к развалу» и что ситуация в СССР стала «непредсказуемой». Скрепя сердце Китай признал независимость бывших союзных республик и начал строить новую внешнюю политику — уже исходя из того, что СССР проиграл «холодную войну» и мир стал однополярным.

Американский политолог Гилберт Розман заметил, что в то время, когда рушился Советский Союз, «в Китае высказывались опасения, что из всех стран Азиатско-Тихоокеанского региона Россия сделает главную ставку на Японию. Считалось, что в результате деловые и экономические контакты с Японией отодвинут на задний план российско-китайские отношения… В таких условиях возросла бы угроза применения разработанного совместно Соединенными Штатами, Россией и Японией плана по установлению контроля над Китаем»[37]. Еще 11 апреля 1974 года, когда социалистический лагерь казался несокрушимым, член Политбюро ЦК КПК Дэн Сяопин на Генеральной сессии Ассамблеи ООН говорил о том, что «две сверхдержавы — США и СССР — сумасбродно пытаются захватить мировую гегемонию» и являются «самыми крупными в наше время международными эксплуататорами и угнетателями»[38], навязывая свою волю и Китаю. Действительно, быстро развивающийся Китай чувствовал себя между двух огней, между Сциллой и Харибдой. Он был заинтересован в завершении «холодной войны», даже ценой поражения той страны, которую долгое время почтительно именовал «старшим братом». Как оказалось, время работало против Советского Союза, но — в пользу Китая. В 1991 году распад СССР оценивался в Пекине как удар по геополитическому положению Китая. Но в глобальной перспективе оказалось, что Беловежские соглашения принесли Китаю больше выгоды, чем ущерба. Во-первых, исчезновение советской сверхдержавы открыло перед Китаем путь к мировому лидерству. «Перепрыгнуть» через голову «старшего брата» при его жизни Китаю было не суждено, а в условиях однополярного мира Китай очень быстро занял освободившееся место восточного «центра тяжести». Во-вторых, китайское руководство сделало надлежащие выводы из ошибок советских коммунистов, которые не смогли провести своевременные экономические реформы и модернизировать промышленность. Профессор-экономист А. С. Селищев на сей счет замечает: «Роль рыночных механизмов в КНР значительно возросла после демонтажа СССР, когда в 1992 году на XIV съезде КПК было принято решение всемерно ускорить экономическое развитие страны в связи с превращением мировой системы в однополярную. Если в 1980-е годы рыночные отношения формировались главным образом в сфере материального производства, то с начала 1990-х годов бурное развитие получили рынки недвижимости, ценных бумаг, информации, рабочей силы, научных технологий»[39]. По мнению ряда аналитиков-китаистов, вся внешняя политика Поднебесной сегодня жестко детерминирована принятой в 1993 году Военным советом при ЦК Компартии Китая доктриной под названием «Три севера, четыре моря». Суть ее сводится к тому, что Срединное государство (Китай) занимает центральное место в пространстве четырех океанов — от Северного Ледовитого до Индийского и от Атлантического до Тихого. Центр, то есть Китайское государство, должен в исторической перспективе одолеть три «севера» — Североамериканские Соединенные Штаты, Североатлантический альянс (НАТО) и евразийский север — Россию[40]. Поскольку в Китае издавна высшим проявлением военного искусства считается одоление врага без применения оружия, то в доктрине «Три севера, четыре моря» следует видеть стратегию бескровного доминирования и «мягкой силы». Китай явно не хочет войны ни с кем из трех «северов».