Мираж Огня (СИ) - Грозовская София

- Прости меня, Господи, прости! Святой Антоний, не ведала, что творила! Времена тяжелые у нас! Выбора не было! Совсем не было! - рыдала она в мою рясу, а я понимал, что теперь я уже точно ничего не понимаю . Сначала они кричат, что Альвева - убийца, потом видят какие-то крылья, теперь просят прощения за что-то. Господи, это они безумны или я?

 Женщина продолжала рыдать, а ее муж Йохан поднимал ее с колен и не переставая повторял: “ Она обезумела! Обезумела! От горя обезумела!”

- Прости,Господь, грешны мы! Мы сами продали Иду Альвеве! Она наш восьмой ребенок! Альвева принесла нам несколько мешков с зерном! И наши остальные дети больше не голодают! Господи, спаси нас! Помилуй! Раска-а-а-аившихся. Я не хочу в ад! Не хочу! Не хочу! - лепетала Агнета, заглядывая мне в глаза и ища в них что-то похожее на прощение.

 Но нашла только злость, от которой отшатнулась, словно я пригрозил ей ножом. Я ничего не понимал, но знал, что должен разобраться. Единственное, на что хватило ума, так это отдать приказ:

- Йохана и Агнету - под стражу! Остальных родителей в допросную, я буду разбираться! Альвева, скажи мне, они говорят правду? - я развернулся к девушке, которая стояла, как зачарованная. Я тряхнул ее за плечо. Ее волосы дернулись, а она смотрела на меня, поджав губы и молчала. - Альвева, ты делала это или нет? Зачем они продали тебе детей?  Ты действительно их ела? Что здесь происходит?!

Я старался отдышаться, и чтобы успокоиться запустил руку в волосы. Что происходит с этим миром? Что стало с моим орденом? Что стало с людьми? Продать своего ребенка! Это как же надо…

- Ты знаешь, что должен делать, святой, - подливал масла в огонь епископ. Посох ему уже вернули, святой отец чинно опирался на него, глядя на всех свысока, - По твоим же заветам, святой Антоний, отказавшийся сотрудничать со святым судом, в защиту себе или обвинение, к нему применяются…

- Иные методы дознавания, - сквозь зубы процедил я, отчетливо помня свои писания для ордена. Я предпринял последнюю попытку разговорить Альвеву. Я смотрел ей в глаза и держал ее за подбородок. Она молчала и отводила глаза.  - Альвева, последний раз прошу тебя! Именем Господа заклинаю, скажи что-нибудь! Ты не оставляешь мне выбора! Я буду обязан применить к тебе устав допроса!

Девушка молчала… Я не знал почему, единственное, что  мог сделать для нее - выбрать первым один из гуманных способов дознавания…

- Готовьте дыбу, - я отдал приказ и развернувшись на пятках направился прочь из молельного зала. Шаги гулко отдавались от стен обители, создавалось впечатление, что орден вымер. -  Господи, прости….

С тяжелым сердцем я вошел в пыточную. Поникшую и молчащую Альвеву уже приковали к дыбе, рядом с дверью стоял писарь, раскладывая свои бумаги на высоком столе. Палач уже приготовился исполнять свои обязанности, а я смотрел на ведьму. Я верил в то, что сейчас, при виде пыточной, она наконец-то заговорит.

Но ведьма молчала. Нет ничего страшнее тишины, когда на кону была правда.

- Спорим не будет пытать? - потер лапки Люцифер, протягивая руку всем желающим. - Мишенька, спорим на меч, что Туся попугает и отпустит? Он же святой! А пытать как бы грех! 

- Спорим!!! - заорал Бельфегор, а его глаза радостно сверкнули. Огромная лапа схватила руку Люцифера и затрясла ее. - Дося! Дося! Я с Люсей спорю! Разбей! А то пернатым доверия никакого!  Или пусть всадники апокалипсиса твои разобьют! 

- Не надо Абаддона! - заорал Михаил. А Гавриил осмотрелся по сторонам, вспоминая среднего брата. Он до сих пор помнил разноцветные глаза среднего брата, которые смотрели на него в упор. Это был фальстарт! 

- Я разобью! - тут же добавил Михаил разбивая спор. 

Я осмотрел дыбу,  к которой была привязана Альвева, и сделал вывод, что епископ подготовился. Она была точной копией моего изобретения. Когда-то я совместил несколько пыток в одной, чтобы виновный страшился одного взгляда на эту чудовищную вещь и мне не приходилось его мучить…

Моё изобретение было страшным: на деревянном ложе были огромные, заточенные шипы, причиняющие боль уже от того, что просто на них лежишь, валики, к которым были привязаны ноги также были усыпаны шипами. А вот для рук валика не было. Там был рычаг, что поднимал обвиняемого, отводя назад руки. Никто не продержался на ней больше часа, а крики от вышедших костей из суставов оглашали окрестности, заставляя кровь стынуть в жилах.

- Ну, что. начнем? -  палач в предвкушении потер руками и уже схватился за рычаг нижних валиков, чтобы натянуть веревки и Альвева испытала первые болевые ощущения, - Сейчас она у нас заговорит! У нас и не такие говорили!

- Вон! -  скомандовал я, сурово глядя на палача. Было видно, что он любил свою работу, но это и пугало меня больше всего… - Выйди вон! Я не нуждаюсь ни в твоей помощи, ни в твоих разговорах! ВОН!

Палач замялся, растерянно глядя на писаря. От моих криков тот тоже как-то подобрался и сгреб в охапку свои бумаги готовый бежать из пыточной. Трусы!

- Но, святой, - робко начал палач, на всякий случай отходя от дыбы на приличное расстояние, - Устройство этой дыбы требует огромной физической силы… Мы иногда втроем не могли повернуть колесо, а вы останетесь один… Или вы передумали подвергать такому допросу подозреваемую и смилостивились, чтобы сразу отправить ее на костер?

У них без допроса отправляют на костер? И это и есть для них милость? Я уже несколько раз пожалел, что опоздал на утреннее учение и молитву. Все-таки мне стоит послушать,  какие знания здесь дают людям…

- Вон! Ждать за дверью!  - резко повторил я палачу, внимательно наблюдая за тем, как он медленно направляется к выходу, а затем перевел взгляд на писаря, - А ты остаешься!

Писаря передернуло, а я только ухмыльнулся. Прошло столько лет, а ничего не изменилось! Если хочешь, чтобы люди выполняли предписания -  держи их в страхе.

- Альвева, посмотри на меня, - я пошел к дыбе, а девушка дрожа всем телом развернулась ко мне. Она боялась до того самого леденящего ужаса, что сковывал тело и вонзался противными холодными иглами под кожу. - Альвева, я молю тебя, скажи что-нибудь. Если тебя запугали, заставили или ты этого не делала- только скажи, я разберусь и накажу виновных. Я клянусь тебе! Только скажи мне, хоть слово! Хоть что-нибудь!

Альвева чуть подалась мне навстречу, я уже надеялся, что смог достучаться до нее и она сейчас хоть что-то скажет, но девушка лишь до крови закусила губу и резко отвернулась. Я потерял дар речи. Альвева молчала, пряча взгляд, а я не знал как ей помочь. Но еще страшнее было  понимание того, что устав святого ордена я не смогу нарушить… Я его писал, и я же не могу нарушить святого слова…

 С тяжелым сердцем я повернул колесо, а нижние валики пришли в движение натягивая веревки, растягивая Альвеву. Женский крик  наполнил страшную комнату, но тут я еле различимо услышал и визг писаря. Я развернулся в его сторону, он крестился и молился богу, бормоча что-то про то, что ни одному человеку не удавалось в одиночку прокрутить колесо…

- Проиграл! - обрадовался Бельфгор, хлопая Люцифера по плечу. - Итак, держи список того, что делает их Диавол во время допроса и выполняй! 

- Так, - Люцифер развернул бумажку, кисло глядя на Тусю и других ангелов, которые отвернулись, делая вид, что слабо знакомы с Антонием. - Дьявол залезает под стол во время допроса и корчит рожи, мешая процессу… Вы что? С ума сошли?  Я должен сидеть под столом? 

- Да! - радостно заметил Бельфегор. 

- Альвева, я не хочу причинять тебе боль! Пожалуйста! Скажи мне, кто виноват в этом! -  я практически кричал, из глаз девушки полились слезы боли, но она продолжала молчать. Я сдвинул колесо еще немного, один из шипов почти полностью вошел в ногу девушки. Мышцы на ногах натянулись, об этом свидетельствовал оглушающий визг и рыдания в голос, оповестили о разрывающей боли, - Альвева, скажи! Кодекс инквизитора не дает мне возможности твоей пощады! Но я готов сделать все и наказать того, кто тебя заставил или научил! Альвева, умоляю, не молчи…