Хочу съесть твою поджелудочную - Сумино Ёру

Она сказала, что мы с ней миримся.

И ничто из пережитого мною до сего дня в отношениях с людьми не отзывалось таким щекочущим стыдом.

Она извинилась передо мной. Я извинился перед ней. Она мне всё объяснила. Мол, я надеялась, ты примешь озадаченный вид, а потом рассмеёшься. На это и я объяснил. Мол, не знаю почему, но мне показалось, что надо мной потешаются, и я разозлился. Она сказала, что пошла за мной, потому что ни в коем случае не хотела, чтобы у нас всё разладилось, а заплакала, когда я её сбил с ног, потому что попросту испугалась мальчишеской силы.

Я от всего сердца попросил у неё прощения.

В какой-то момент моё любопытство заставило меня спросить о брошенном под дождём старосте нашего класса. Оказалось, он и правда раньше встречался с Сакурой. Я честно изложил то, о чём думал, пока меня поливало дождём. Что Сакуре лучше проводить время не со мной, а с тем, кто всерьёз о ней заботится, — вот как он, например. Мы с ней всего лишь случайно столкнулись в больнице.

Но за это она меня отругала:

— Нет, не случайно. Нас всех привёл сюда собственный выбор. То, что мы попали в один класс или встретились в тот день в больнице, не случайность. И не веление судьбы. Нас свели наши решения, принятые до сих пор. Мы встретились по своей воле!

Я прикусил язык. Не смог ничего сказать. Я правда многому у неё научился. В конечном счёте, если бы ей оставался не год, а больше, она бы преподала мне и другие уроки. Хотя, конечно же, на это никакого времени не хватит.

Я позаимствовал у неё одежду, пакет для мокрой школьной формы и обещанную книгу. «Я читаю в том порядке, в каком книги попали мне в руки, поэтому сначала закончу те, что уже стоят на полке, а это может затянуться», — сообщил я Сакуре, и она ответила, что я могу вернуть книгу через год. Иначе говоря, я поклялся быть ей другом до самой смерти.

На следующий день, когда я пришёл в школу на дополнительные занятия, моя сменка оказалась на месте.

Я прошёл в кабинет. Сакура ещё не пришла. Начался первый урок, но она так и не появилась. Как и на втором, и на третьем. Она ни разу не попалась мне на глаза, даже когда закончились занятия.

Почему её не было, я узнал вечером того же дня.

Глава 6

Мы снова встретились в субботу на той же неделе, в больничной палате. С утра было пасмурно, и температура воздуха снизилась до вполне терпимой. В письме Сакура сообщила, в какое время разрешены посещения, и я, что называется, пришёл её навестить. А правильней сказать — явился на зов.

Её поместили в одноместную палату. Когда я прибыл, других посетителей у неё не было, а Сакура, одетая в типичную больничную пижаму и с торчащей из руки трубкой, повернувшись лицом к окну, исполняла какой-то диковинный танец. Я окликнул её из-за спины, она подпрыгнула от неожиданности и с визгом зарылась в одеяло. Присев на стоявший возле кровати металлический стул, я стал ждать, пока паника прекратится. Внезапно она успокоилась и как ни в чём не бывало села в кровати. Спонтанность её натуры могла проявиться где угодно и когда угодно.

— Не вваливайся без стука! Я уж подумала, от стыда раньше времени помру!

— Столь беспрецедентная смерть обеспечит меня сюжетом для анекдотов на всю оставшуюся жизнь. Ладно, на вот тебе гостинцев.

— Да это лишнее!.. Ой, клубника! Давай есть. Принеси тарелки, они в той тумбочке.

В точности исполнив указание, я достал из стоявшей рядом белой тумбочки пару тарелок и вилок, а также ножик и сел обратно на стул. Кстати, о гостинце: мои родители специально выделили на него денег, когда я сказал им, что иду в больницу навестить одноклассницу.

Поедая очищенные от плодоножек ягоды клубники, я поинтересовался, как Сакура себя чувствует.

— Полный порядок. Показатели немного выбились из нормы, папа с мамой заволновались и настояли на госпитализации, а мне как-то всё равно. Полежу тут пару недель, меня накачают специальными лекарствами, и я снова пойду в школу!

— К тому времени дополнительные занятия тоже закончатся и начнутся полноценные каникулы.

— А, ну да. Значит, нам с тобой нужно составить план на лето.

Я посмотрел на тянущуюся от её руки трубку. Она подсоединялась к пакету с прозрачной жидкостью, висевшему на стальной стойке, снабжённой колёсиками. Тут у меня возник вопрос:

— А как ты объяснила другим — например, госпоже лучшей подруге, то есть Кёко, — что с тобой случилось?

— Сказала, что мне вырезают аппендицит. В больнице тоже согласились сохранить тайну. Друзья и так за меня здорово переживают, и мне всё труднее решиться сказать им правду. А ты, о [мой друг], несколько дней назад поваливший меня на кровать, что посоветуешь?

— Хм… По крайней мере госпоже лучшей подруге, Кёко, однажды сказать придётся. Но в конечном счёте мне следует уважать твоё решение, о та, кто несколько дней назад меня обнимала.

— Не напоминай! Позор один! Вот сдам тебя Кёко, пока жива, а ты будь паинькой и позволь себя убить.

— Желаешь превратить лучшую подругу в преступницу? Грешное дело.

— Кстати, почему «госпожа лучшая подруга»?

— Так я мысленно зову Кёко. По-дружески.

— А звучит как официальное обращение. Вроде «господина директора».

Она недоумённо пожала плечами. От обычной себя она, похоже, ничем не отличалась.

Сакура писала мне о своём состоянии, но, убедившись, что она на самом деле выглядит здоровой, я вздохнул с облегчением. Я боялся, что смерть внезапно решила поторопиться. Но, судя по увиденному, напрасно. Лицо Сакуры светилось от радости, движения были полны энергии.

Успокоившись, я достал из сумки новенькую, свежекупленную тетрадку.

— Ладно, перекусили, теперь можно и за учёбу.

— Ну-у! Расслабься, куда спешить?

— Ты сама попросила. К тому же ты тут только и делаешь, что расслабляешься.

Помимо того, чтобы увидеться с Сакурой после долгого перерыва, у меня был другой важный повод навестить её сегодня в больнице. Она попросила меня объяснить, что мы успели пройти на дополнительных занятиях за те несколько дней, пока она не ходила в школу. К её изумлению, я согласился сразу — она не ожидала от меня такой покладистости. Какое оскорбительное предубеждение.

Я вручил ей новую тетрадь, передал карандаш и изложил суть того, что нам преподавали на занятиях. Провёл сокращённый урок, вырезав то, что, по моим субъективным оценкам, запоминать было необязательно. Она внимательно меня выслушала. Через полтора часа, включавшие перерыв, моя имитация лекции закончилась.

— Спасибо, [мой друг]. Ты здорово объясняешь! Иди-ка ты в учителя.

— Не хочу. Почему ты всё время предлагаешь мне работу, где требуется общение с людьми?

— Наверное, потому, что сама хотела бы этим заниматься, если бы осталась в живых. Вот и пытаюсь подобрать себе замену.

— Ну и как мне теперь быть? Если наотрез откажусь, буду выглядеть негодяем.

Захихикав, она положила тетрадь и карандаш на коричневую прикроватную тумбочку. Там уже лежали журналы и томики манги. На такую деятельную особу, как она, больничная палата наверняка навевала скуку. Отсюда и странные танцы.

Настал полдень. Меня уведомили, что к обеду придёт её лучшая подруга, и я собирался уйти около двенадцати. Когда я сообщил об этом Сакуре, она пригласила остаться: «Поболтаешь с нами, девочками», но я вежливо отказался. Изображая учителя, я порядком проголодался, а главное — убедился, что с ней ничего плохого не случилось, и на сегодня с меня было достаточно.

— Пока не ушёл, я покажу тебе фокус.

— Уже чему-то научилась?

— Только самому простому. Хотя осваиваю сразу несколько.

Она продемонстрировала карточный фокус. Не глядя, угадала выбранную мной карту, и, по-моему, довольно ловко, если учесть, как мало она практиковалась. Я фокусы не изучал, поэтому, в чём секрет, — не догадался.

— В следующий раз будет кое-что посложнее. Надейся и жди!

— Надеюсь и жду, что твоим последним трюком станет побег из горящего ящика.