Джонни и мертвецы - Терри Пратчетт

— Ах да… Пришел Судный день, — пояснил мистер Порокки. — Мы так решили.

— А трубы и колесницы?

— Ну, тут суди сам. Нет смысла дожидаться того, что уже твое. Впрочем, у всех это по-разному… Не тушуйся, присматривай за кладбищем. В конце концов, тут пока есть место для живых.

Мистер Порокки натянул белые перчатки. Он нажал невидимую кнопку лифта и стал подниматься. Из рукавов каскадом посыпались белые перья.

— Батюшки, — ахнул он и распахнул пиджак. — Кыш отсюда! Все! Кыш!

Полдюжины призрачных голубей, толкаясь и мешая друг другу, вылетели из-под пиджака и устремились в зарю.

— Так-то лучше. Что и требовалось доказать: в конце концов можно освободиться от чего угодно, — прибавил мистер Порокки едва слышно. — Хотя должен признать, что три пары наручных кандалов, двадцать футов цепи и рогожный мешок в определенных обстоятельствах — нешуточное препятствие…

Его цилиндр блеснул в лунном свете.

И никого не… нет, остался еще один.

Джонни обернулся.

Посреди дорожки аккуратно стоял мистер Строгг, аккуратно сложив аккуратные руки. Тьма окружала его как туман. Он смотрел в небо. Такое выражение лица Джонни видел впервые…

Он вспомнил, как очень давно Бигмак устраивал вечеринку и не пригласил его. Потом он говорил: «Ясное дело, не пригласил. Я знал, что ты придешь, чего тебя приглашать, мог бы сам догадаться, просто взять и прийти». Но все вокруг — приглашенные — собирались идти и строили планы, и Джонни казалось, будто перед ним разверзлась черная пропасть. В семь лет это очень страшно.

После смерти это, оказывается, еще страшнее.

Мистер Строгг заметил взгляд Джонни.

— Ха! — Он взял себя в руки. — Они пожалеют.

— Я хочу выяснить, кто вы, мистер Строгг, — сказал Джонни.

— Нечего тут выяснять, — фыркнул призрак.

Джонни прошел сквозь него. На миг ему стало зябко, а мистер Строгг исчез.

И не осталось никого.

Вернулась ночь — настоящая ночь. Городские шумы и далекий гул уличного движения вытеснили тишину.

Джонни двинулся обратно по дорожке вдоль канала.

— Холодец? — шепнул он. — Холодец!

Он нашел друга за надгробием. Холодец сидел, сжавшись в комок и закрыв глаза.

— Пошли, — сказал Джонни.

— Послушай, я…

— Все нормально.

— Это был фейерверк, да? — с надеждой спросил Холодец. Грим графа Дракулы размазался и потек. Клыки потерялись. — Кто-то устроил фейерверк?

— Да.

— Я, ясное дело, не испугался…

— Понятно.

— Но осторожность никогда не мешает…

— Это верно.

Позади что-то забренчало. Они обернулись. Появилась миссис Тахион; она толкала перед собой тележку. Колеса подпрыгивали и вихляли по щебню.

Джонни и Холодца миссис Тахион словно не видела. Мальчики поспешно отошли в сторону и пропустили тележку со скрипучим колесом.

Тележка исчезла во мраке.

Тогда они пошли домой сквозь утренний туман.

Глава 11

Как однажды заметил Томми Аткинс, если что-то закончилось, это не всегда значит, что закончилось все.

Во-первых, Бигмак. Ноу Йоу проводил его домой. Там уже поджидал Бигмаков братец. Он с ходу напустился на Бигмака, тот несколько секунд смотрел на него очень странным взглядом, а потом бац! — и отправил брательника прямо в нокаут. Бигмак, с благоговением рассказывал потом Ноу Йоу, так звезданул братца, что у того на подбородке отпечаталось фломастерное «ТАМ». После чего зарычал на Клинта, и пес забился под диван. Ноу Йоу пришлось позвонить домой и вытащить мать из постели, чтобы она заехала за ними и перевезла вещи Бигмака — чемодан, три аквариума с тропическими рыбками и двести номеров «Оружия и боеприпасов» — к ним в свободную комнату.

«Сплинберийские добровольцы» получили щедрый взнос от холдинговой компании «Объединение, слияние, партнерство». Цитируя мистера Аттербери, поразительно, чего можно добиться добрым словом, особенно если в руках у тебя большая крепкая дубинка.

Кладбище приобрело более обжитой вид. «Добровольцы» разделились на три отчаянно спорящие группы: одни хотели сделать кладбище заповедником живой природы, другие — экологически чистой зоной, а третьи — просто содержать его в чистоте и порядке, но все чего-то хотели, что, на взгляд Джонни, было важнее всего.

Чего же хочет он сам, Джонни соображал целую неделю, а когда наконец понял, отправился после школы на кладбище (там в эти часы никого не бывало). Кладбищенскую землю покрывал иней.

— Мистер Строгг!

Джонни нашел его у канала. Мистер Строгг сидел и неподвижно смотрел на воду.

— Мистер Строгг?

— Уходи. Ты опасен.

— Я подумал, вам, наверное, немного… одиноко. И купил вот это.

Он открыл сумку.

— Мистер Аттербери помог, — сознался он. — Обзвонил знакомых владельцев мастерских. Его починили. Он будет работать, пока не сядут батарейки, а потом, наверное, заработает на призраках батареек.

— Что это?

— Очень маленький телевизор, — сказал Джонни. — Я подумал, что могу засунуть его, например, в кусты, и никто, кроме вас, не будет про него знать.

— С чего бы это? — с подозрением спросил мистер Строгг.

— Я нашел вас в газете. От двадцать первого мая тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Там было немного. Только про то, как вас нашли… в канале, и про дознание.

— Ах вот как? Вынюхиваем? Да что ты вообще понимаешь?

— Ничего.

— Я ничего не обязан объяснять.

— Поэтому вы и не смогли уйти с остальными?

— Что? Я могу уйти, когда заблагорассудится! — поспешно возразил призрак мистера Строгга. — Коль скоро я сижу здесь, стало быть, мне так угодно. Я знаю свое место. Я знаю, что правильно, а что нет. Я могу уйти в любой момент, будь желание. Но мне хватает гордости сдерживать свои порывы. Таким, как ты, этого не понять. Для вас жизнь — хаханьки.

Короткая заметка в газете… Мистер Порокки сказал правду. В те дни отнюдь не все предавали гласности. Мистер Строгг, уважаемый и законопослушный гражданин, неизменно старался не привлекать внимания и держаться в тени. А потом он прогорел, попал в какие-то денежные неприятности, и в итоге — канал. Мистер Строгг относился к жизни убийственно серьезно. В первую очередь к своей.

В те дни подобные происшествия почти не обсуждались. Самоубийство считалось противозаконным, почему — Джонни никак не мог взять в толк. Выходило, что, если ты промазал, или недотравился газом, или оборвалась веревка, тебя надо тащить в кутузку, чтоб ты наконец понял: жизнь прекрасна и удивительна.

Мистер Строгг сидел, обхватив руками колени.

Джонни вдруг понял, что не знает, что сказать.

Поэтому он не стал ничего говорить, а просто засунул маленький телевизор в заросли кустов, где его не нашел бы никто, даже самые рьяные орнитологи и натуралисты.

— Сможете в уме крутить ручки? — спросил он.

— А кто тебе сказал, что мне это надо?

Но экран засветился, появилось изображение, послышалась знакомая мелодия — музыкальная заставка.

— Давайте посмотрим, — сказал Джонни. — Вы пропустили целую неделю. Миссис Суиди только что узнала, что Жанин не пошла на вечеринку… Мистер Хатт вышвырнул Джейсона из магазина, потому что решил, будто он взял деньги… и…

— Понятно.

— Ну ладно… тогда я пошел?

— Ступай.

Джонни попятился.

— Я уверен, время пролетит незаметно.

— Да-да.

— Ну… тогда до свидания.

— Да-да.

— Мистер Строгг… — Джонни хотелось сказать: вы же можете уйти отсюда в любое время, когда вздумается. Но стоило ли?

— Да-да.

Джонни некоторое время смотрел на него, потом повернулся и пошел прочь. Друзья ждали его у телефонной будки.

— Он там? — спросил Ноу Йоу.

— Да.

— Что он сейчас делает?

— Смотрит телевизор, — сказал Джонни.

— Наверное, у призраков свободного времени хоть отбавляй, — с завистью сказал Холодец.

— Наверное.

— Ты в порядке?

— Да, просто задумался о разнице между раем и адом.

— Ничего себе «в порядке»!

Джонни заморгал. И огляделся.

Жизнь была… прекрасна. Что вовсе не то же самое, что «ничего себе». И даже вовсе не то же самое, что «хороша». В ней было столько… всего. Ни конца ни краю. Жизнь все время подсовывала что-нибудь новенькое.

— Да, — сказал он. — Верно. Ну, чем займемся?

Примечания

1

Но если верить Холодцу, в действительности из динамиков магнитофона неслось: «Эй, братва! Марш в школу получать приличное образование! Слушайтесь предков! Ходить в церковь — круто!»

2

Поэтому у него двигатель работал на пороховых шариках. Честное писательское. Это было настоящее внешнее сгорание.