В ожидании Айвенго - Наталья Миронова

Она свободная женщина. И муж у нее – бывший. Все равно что покойник. Одна из ее многочисленных приятельниц, разведясь с мужем, начала говорить так: «Свекровь моя, покойница…» Не в том смысле, что мертвая, а в том, что бывшая. Вот и мы теперь будем так говорить. Леван вообще в последнее время вызывал у Этери ассоциации со смертью, с похоронами. Вещи его собирала, думала, это хуже, чем хоронить. Вспомнила об этом, когда увидела сгоревшего медведя… «Ничего, – она переключилась на Глорию Гейнор, – я буду жить!»

Работой надо заняться. Надо ставить трудные задачи. Сделать выставку грузинских художников. Это будет безумно сложно, везти придется через три границы, страховка… Но сделать надо. Съездить в Грузию… А дети? Попросить папу с мамой у нее пожить. Нет, папу лучше взять с собой в Грузию, а дети пусть поживут с бабушкой. Но сначала дом отремонтировать. И глаз вылечить. Не ехать же с таким глазом в Грузию! Да с ней никто разговаривать не захочет! В следующий четверг – к Софье Михайловне, через десять дней – к Самохвалову… Да, надо притормозить. Первым делом глаз. На вернисаж не выйдешь с таким глазом.

За всеми этими раздумьями Этери не заметила, как добралась до дому. Репортеры по-прежнему караулили ее у ворот. Она решила не обращать внимания и не переживать по этому поводу. Аслан открыл ворота, машина их благополучно миновала, и они закрылись, отсекая толпу любопытных. «Конец истории, – сказала себе Этери. – Рано или поздно им надоест мерзнуть тут на ноябрьском ветру».

Ее охватили новые тревожные мысли. Надо успеть сделать ремонт до Нового года, чтобы у детей была елка. Елочные игрушки надо купить, прежние хранились на чердаке, все полопались, сгорели. Но… она же хотела продать этот дом, подыскать себе что-нибудь поменьше. А теперь, выходит, придется и дальше здесь жить, в этом нелюбимом огромном доме. Ну ничего, это не навсегда, на первое время А там видно будет. Попадется что-нибудь подходящее, она возьмет да и переедет. Слава богу, не горит.

Воодушевленная этой идеей, Этери вышла из машины возле гостевого коттеджа. Мальчики выбежали на крыльцо ей навстречу, она сгребла их в охапку и потащила обратно в дом, чтоб не простудились.

– Мам, а что у тебя на голове? – спросил Никушка.

– Я у доктора была, он повязку наложил. Десять дней не снимать. Зато я эти десять дней с вами дома посижу. Давайте ужинать, я с утра ничего не ела.

Пока Валентина Петровна накрывала на стол, Этери наблюдала за сыновьями. Сандрик был по-прежнему угрюм. Ей ужасно не нравилась эта недовольная мина, поселившаяся у него на лице, похоже, надолго и уже ставшая привычной, но что делать, она не знала. Спросила про уроки. Оба сказали, что уроки сделали.

– После ужина проверю, – пообещала Этери.

Ужин прошел мирно, но когда мать и дети уселись на широком диване в гостиной, Никушка спросил:

– А папа больше не придет?

Не успела Этери ответить, как на младшего брата накинулся Сандрик:

– Ты тупой, да? Я тебе говорил, он ушел! Свалил с концами. Он теперь с другой теткой джигу-дрыгу пляшет.

– Все ты врешь!

И Никушка со слезами кинулся на брата, пытаясь боднуть его головой в живот. Они сцепились и покатились по полу.

– Малышня! Тупая малышня!

– Сам тупой!

Этери растащила их.

– А ну прекратите оба! Это вы так маму встречаете? Это вы так мне рады? Сандрик, я тебе сколько раз говорила: не лезь к Никушке!

– Он первый полез, – мрачно пробубнил Сандрик.

– Нет, это ты первый к нему полез. Он маленький, он еще не понимает.

– Я и говорю: малышня тупая.

– Извинись немедленно.

– Чего это я буду извиняться перед всякой малышней?

– Потому что ты не прав. – Этери отерла слезы младшему сыну. – Потому что ты его обидел. Извинись сейчас же!

– Не буду.

– Ладно. Тогда мы с Никушкой будем смотреть мультики, а ты поднимись наверх и подумай над своим поведением. Никушенька, что ты хочешь посмотреть?

– «Тачки».

– Старье! – фыркнул Сандрик.

Это был его любимый фильм, он бредил автомобилями, но счел нужным высказаться.

– А тебя никто не приглашает. Садись, Никуша.

– Я хочу на тренажеры! – капризно крикнул Сандрик.

Этери повернулась к нему.

– Я принесла тебе эспандер, гантели, скакалку, гибкий обруч… Все у тебя в спальне. Хочешь, могу степперы принести.

– Не хочу степперы, хочу в зал!

В большом доме одна из комнат была оборудована под спортзал с тренажерами.

– А по-моему, ты хочешь капризничать, – отозвалась Этери. – В зал нельзя, дом закрыт. Кстати, по твоей милости. Я на завтра ремонтников вызвала. Потерпи, вот отремонтируют, и будет тебе зал. А пока скажи спасибо, что хоть эспандер есть.

И она, обняв Никушку за плечи, усадила его на диван в гостиной напротив висевшего на стене плазменного телевизора. Нашла нужный диск, потушила верхний свет, оставив только неяркое бра, и сама села рядом с сыном – смотреть приключения красного гоночного автомобиля МакКуина по кличке «Молния» в городе Радиатор-Спрингс.

А Сандрик, преувеличенно громко топая, поплелся наверх.

Вскоре он спустился, тихонько вошел в затемненную гостиную и пристроился на диване с другого бока от мамы. Она обняла его тощенькие, совсем еще детские плечики.

– Это кто ко мне пришел? – шепнула Этери. – Злой непослушный Сандрик?

Была у них такая домашняя игра, психологическая уловка, которую Этери придумала сама. Зная, как непросто ее упрямому и самолюбивому сыну признать, что он не прав, Этери подсказала ему, что всякий раз, как они ссорятся и он приходит мириться, можно сделать вид, будто злой непослушный Сандрик остался где-то там, за дверью, а к ней пришел хороший добрый бельчонок, или котенок, или зайчик, кто ему больше понравится.

– Это МакКуин пришел, – ответил Сандрик тоже шепотом.

– Вот и отлично.

В эту самую минуту настоящий МакКуин, красный гоночный автомобиль, отчаянный лихач, вывалился из трейлера, везущего его в Калифорнию, попал в забытый богом городишко и ну нарушать все мыслимые и немыслимые правила!

Мать и дети веселились от души. Этери не надоедал этот классный мультяшник, хотя сейчас она старалась в основном слушать, не нагружая и без того усталый глаз. «А вот у Левана никогда больше такого не будет, – вдруг подумалось ей. – Никогда он не увидит, как эти мальчишеские плечи нальются мускулами и развернутся вширь… Наверняка золотуська не захочет портить фигуру. Что ж, он сам выбрал себе дорогу. Пожалеет – поздно будет».

Она так и не ответила на вопрос младшего сына. Похоже, он отвлекся и забыл. Вот и хорошо. Бог даст, совсем забудет, перестанет тосковать. А с Сандриком надо что-то делать. «Он теперь с другой теткой джигу-дрыгу пляшет», – прозвучали у нее в уме слова сына. Откуда он этого нахватался? Надо будет с ним поговорить…