Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна

Я чуть ли не кубарем лечу вперед, и, если бы не Гордей, могла бы запросто растянуться на дороге. А так я впечатываюсь в него, и это исключает любую возможность падения. Он обнимает за талию и ждет, пока я проскользну по его телу и встану крепко на ноги.

Но и тогда не убирает рук.

— Я передумал, — тихо говорит он мне на ухо, рассыпая по моему телу мириады волнительных мурашек. — Насчет того, что на сегодня ты свободна. После полуночи я жду тебя в своем номере.

После этого он отпускает меня и полностью забывает о моем существовании. Я вижу, как сразу после ужина, во время которого мы не перекинулись и парой слов, он садится на мотоцикл и на скорости куда-то уезжает.

Один, хотя Лена, несмотря на полученный отказ, все равно крутилась на стоянке.

Решаю сделать вид, что мне и самой сейчас не до него. Нужно разобрать вещи, привести себя в порядок, подготовиться к завтрашней фотосъемке.

Кроме того, Оксана, едва я приехала, ни на секунду не оставляет меня одну.

— Арин, ну, расскажи, расскажи, — то и дело просит у меня она.

Я скидываю ей фотографии отеля, фото со съемок, которые она частично успела посмотреть в ленте агентства, делюсь своими впечатлениями.

— И заплатят вам дополнительно. Жалко, что меня не взяли. Ну, ничего, в следующий раз, может, повезет. А Рада тут таких планов настроила. Хочет во что бы то ни стало вернуть себе Гордея.

— Да?

— Ага. Пока он еще свободен. Девчонки тут сказали, что он вроде бы с Ленкой замутил, но что-то сорвалось и он быстро потерял к ней интерес. И сейчас вот один куда-то смотался. Она и воспрянула духом. Думает, может из-за разрыва с ней переживает. А ты как? Он… все еще нравится тебе? Не отвлеклась пока на другого?

Да, он все еще нравится мне, а потому, когда время подходит к двенадцати, я, вместо того, чтобы улечься спать, выскальзываю из номера и, на подрагивающих ногах и с сильно колотящимся сердцем, спешу в ту часть отеля, где расположен личный номер Гордея. Он скинул мне локацию, и я иду, хотя меня и гложут некоторые сомнения в правильности своего поведения.

У двери я замираю ненадолго, но где-то в отдалении коридора слышится шорох, а я не хочу, чтобы меня застукали за таким занятием, как дежурство под дверью парня.

Я поскорее толкаю пластик, убеждаюсь, что открыто, и, вдохнув напоследок кислорода, быстро вхожу, плотно притворив за собой дверь.

И замираю, едва вижу впереди на фоне открытого окна темный силуэт.

Гордей стоит, сунув руки в карманы, в губах его дымится сигарета. Рядом с ним на подоконнике стоит наполовину пустой стакан с чем-то темным.

— Привет, — произношу я, постепенно привыкая к полутьме и пытаясь разглядеть выражение его лица.

— Раздевайся, — бросает он, даже не поприветствовав меня в ответ, продолжая все также неподвижно стоять у окна и курить.

— Ладно.

Здесь темно, а потому я не настолько сильно стесняюсь его, как могло бы произойти при хорошем освещении.

Сбрасываю с себя сарафан.

— Дальше, — отрывисто бросает он.

Медлю несколько секунд, но все же начинаю снимать и белье. Только проделываю это уже гораздо неспешнее. Сначала одну за одной спускаю лямки, потом очень медленно расстегиваю застежку лифа. Снова медлю и только потом допускаю, чтобы он упал к моим ногам. С трусиками вообще очень долго торможу и тяну.

Когда же, наконец, завершаю, выпрямляюсь и снова смотрю на него. Тело покрывается мурашками, и я непроизвольно обнимаю себя за плечи.

— Руки опусти, — тут же следует новый приказ, а в воздух улетает очередная струя дыма.

Да, Гордей сильно изменился. Стал намного жестче и беспринципнее. И все же…

Я послушно опускаю руки, хоть и дается это мне крайне тяжело.

— Хорошо. Теперь подойди и опустись передо мной на колени. Продолжим то, на чем остановились перед нашим отъездом. Ты отсосешь мне. А потом я снова возьму тебя сзади.

Я подхожу, но вместо того, чтобы сделать, как он сказал, кладу ладони ему на грудь.

— А разве не моя очередь сейчас выбирать позу? — выпаливаю я, чувствуя, как жарит кожу на щеках и ладонях, от своих слов и прикосновения к нему.

Против моего опасения Гордей не злится, а только усмехается.

— Попробуй, Бельчонок, — говорит он, — что ты хочешь?

Хочу, чтобы любил. Чтобы говорил разные приятные слова и обнимал.

— Ты сам встанешь передо мной на колени, и…

Я замолкаю, пребывая в шоке от самой себя, но Гордей подается ко мне вперед и ждет.

— И… что? Договаривай, Бельчонок, и что?

А у меня… голова идет кругом от всего.

— Нет, Гордей, я не хочу этого. Просто шутила, просто…

Но Гордей больше не слушает.

Он тушит сигарету, освобождая руки, а потом дергает меня на себя. Впечатывает меня в стену, прижимает к ней собой, а дальше…

О боже, боже, боже…

Мне кажется, сейчас я просто сойду с ума.

Он начинает медленно соскальзывать по мне вниз, прямо к моим бедрам…

Глава 20 Cрывает…

Сдерживаться сил почти уже нет…

— Гордей, нет, — лепечет Арина, вцепляясь в мои плечи, но мне тяжело остановиться, особенно после того, как она сама предложила то, о чем я давно страстно и болезненно мечтал.

Ее близость для меня сродни наркотику. Попробовал один раз, и все, перезагрузка. Пропал и больше уже не остановить.

Хотя умом понимаю, что поздно, заново ничего не построить, разрушено до основания. Не стоит больше и близко к ней подходить.

Но тянет, и с этим справиться мне охренеть, как нереально сложно. Самоконтроль и выстроенные для самого себя запреты, нафиг, к чертям летят, стоит лишь ей оказаться в опасной близости от меня.

Или мне от нее, один хер.

Когда мы с ней вот так, один на один…

Когда она передо мной. Настолько податливая и готовая исполнять любые мои желания, против привычной отстраненности и холодности…

Недотрога Бельчонок, о которой грезил столько дней и ночей, и которая вдребезги разбила мое сердце, отвернувшись от меня и выскочив замуж за другого. Кто бы мог подумать… что снова с ней…

— Гордей, пожалуйста…

Утыкаюсь носом в ее завитки и замираю.

Обычно у моделей там все гладко, реклама купальников, белья, да и вообще… сейчас так модно. Но у нее осталось. Совсем немного и только по центру и это охренеть, как меня заводит.

Стою, замерев, ощущая под ладонями мягкую нежность ее ягодиц и слушая удары своего, сбившегося с ритма, до сих пор в хлам разодранного, сердца.

Пиздец, насколько сильно хочется раскрыть ее и поласкать. Но напряжение, с каким она сжимает бедра и просит, умоляет просто перестать, удерживает у черты и не дает мне переступить через нее и ее, все еще так часто проявляющуюся во многом, скромность. Не позволяет принудить сделать это против ее воли.

На ее рваном выдохе облегчения поднимаюсь чуть выше и покрываю поцелуями ее идеальный, гладкий живот.

В какой-то момент даже решил, что забеременела от него, поэтому и стремилась за него замуж так уперто…

Наслаждаюсь тем, как ее тело вибрирует и отзывается на каждый из этих поцелуев.

Не тороплюсь, у нас впереди много времени, и я хочу максимально пропустить через себя все ощущения. Хочу поласкать каждый сантиметр ее золотистой от загара, чувствительной бархатной кожи.

Траха по-быстрому среди скал, мне было слишком мало, я захотел ее снова сразу же, как только она спустила вниз свою юбку и поспешила от меня прочь.

Шел за ней и думал только о том, что снова болезненно и дико хочу в нее войти.

Догнать, повалить на песок, задрать юбчонку, и трахать, трахать, трахать…

Чтобы только наши тела и ни одной мысли посторонней. Ни у нее, ни у меня.

Любви нет. Да и бывает ли она в принципе…

Но ненормальная, болезненная зависимость от ее голоса, глаз и тела, она…

Она осталась.

Не делась никуда, не испарилась и не выветрилась.