Оперные тайны - Любовь Юрьевна Казарновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовь Казарновская и Томас Эллен в опере «Свадьба Фигаро». Зальцбургский фестиваль. 1991
Керубино – это одно, Керубино влюблён в каждую встречную девушку, и каждую из них он абсолютно искренне считает самой прекрасной в мире. У него должна быть пылкая, чуть прямоватая интонация.
Сюзанна – молодая девочка, а значит, очень женственный тон должен быть… и в то же время очень девичий, с тонким смыканием, тонким касанием к связкам. И в то же время в этой арии четвёртого акта должна быть томность и очень большая женственность. И какие они разные: Сюзанна в начале оперы – ив третьем акте, когда она поёт дуэт с Графиней. Она ей вторит, имитируя Графиню, но сохраняя при этом свой характер!
Сюзанна – абсолютная наместница, такая графиня Розина немножко из другого слоя общества. Но это в точности её характер – яркий, звонкий, задорный. Сюзанна – маленькая кокетка, очень хитрая, очень смышлёная, очень живая, очень резвая и умеющая вытащить из своего кокетства максимум пользы. Вытащить из графа, да и из всех мужчин, что её окружают. Они с Фигаро – настоящая пара. Тот ловкач и хитрец великий, и эта – хитрюга, только он, разумеется, по-мужски, а она – по-женски. Кокетка с шустрым и подвижным умом и характером!
Графиня же – это совсем другое состояние. Она уже познала любовь. Она поняла, что значит быть любимой женщиной. Каково это – жить в браке с мужчиной. И чувствовать себя женщиной, которая начинает терять расположение своего мужа. Мужа, который в то же время безумно ревнив, требует от неё пуританского образа жизни – всё-таки графиня Альмавива!
А в самом, между прочим, клокочет такая страсть… он не пропускает ни одной юбки, даже такой, как Барбарина! Ей же в любом случае надо быть графиней Альмавива! Но как быть, что делать, если надо постоянно быть графиней Альмавива, а всё время хочется – юной и задорной Розиной? Поэтому понимание с такой же задорной Сюзанной – полное!
Переулок Фигаро в Севилье
Случайно ли у Графини в большинстве театральных программок нет имени – Графиня и всё? Не для того ли, чтобы зритель вспомнил «Севильского цирюльника» и её героиню – простецкую, хулиганистую и влюблённую? Тогда будет интереснее и исполнительнице, и зрителю! «Никогда не забывай, – говорил Катаев, – что ты – Розина. Простецкая, хулиганистая, влюблённая! Тогда будет интереснее и тебе, и зрителю!» И добавлял: «Никогда не теряй этот девичий звук и непосредственность поведения, не теряй этот задор!»
Поэтому самое главное в сценическом решении этой роли – почувствовать в своей героине эти моменты переключения на ту, не такую уж и давнюю Розину из севильского квартала и ни на секунду не забывать о ней!
Тогда и получится не матронистое, утробно-желудочное пение, а совсем иное… «Dove sono» – это сквозь слёзы: «Боже мой, где эта любовь? О, мое желание, о, мое счастье, возврати мне эту любовь, чтобы я видела твои потрясающие горящие глаза, направленные на меня. Или дай мне умереть, или люби меня так, как ты любил. Верни мне надежду, верни мне эту любовь». А если нет… я сейчас же придумаю такую ситуацию, такую интригу, что ты, волею или неволею, мне эту любовь вернёшь! А ей-то едва минуло двадцать лет!
В этой арии негде опуститься на такое как бы плотное, хорошее опорное звучание. Ты везде должен находиться в этой точке, в этой позиции, потому что до-ре-ми-фа-соль-ля…. Всё в этом диапазоне лежит: до-ре-ми – это предпереход у сопрано, а фа-соль – это уже переходные ноты.
И постоянно надо на этом участке крутиться, надо было в купол так красиво ставить тон… именно этим мы и занимались с Шумиловой, а потом с Катаевым. Он как-то сказал мне: «Всё как будто на парашюте летаешь, ни одной земной ноты». Это парашютное звучание, купол над звуком дали мне очень много – тогда я оперного Моцарта почувствовала, что называется, со всех сторон.
«Откупори шампанского бутылку…»
Очень не зря когда-то Пушкин сказал устами Сальери:
Коль мысли чёрные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро»!
Пьеса, самый дух которой сохранил в опере, пусть и с некоторыми изъятиями – всё-таки пьеса Бомарше в Австро-Венгрии была под запретом – аббат Лоренцо да Понте, либреттист Моцарта. Это именно искрящееся шампанское, молодое, задорное и хлещущее через край!
Шампанское, как мне кажется, тут тоже не случайно. Бывает, что бутылка с этим благородным напитком при определённых условиях взрывается. В Европе в конце XVIII века именно это и произошло, причём – совсем в духе нынешних времён! – за очень короткий промежуток времени.
У сатирико-комической пьесы Бомарше грандиозная, невероятная драматургия, построенная на отменно прописанном и тонко сакцентированном издевательстве низшего класса над классом высшим, а этой сатирической заточке не дано затупиться никогда. Именно поэтому публика низших классов на эту пьесу просто валом валила!
Замысел изумительного драматурга и в самом высоком смысле слова авантюриста, каким был Бомарше, тонко и точно почувствовал король Людовик XVI. Он в 1782 году, прочитав рукопись «Женитьбы Фигаро», наложил свою знаменитую и пророческую резолюцию: «Если быть последовательным, то, чтобы допустить постановку этой пьесы, нужно разрушить Бастилию[8]. Этот человек глумится над всем, что должно уважать в государстве». Читай: ну не может низший класс быть хитрее, умнее, изворотливее высшего класса, да ещё при этом над ним издеваться! А посему пьесу эту мы запрещаем.
Людовик XVI
Но не всё могут короли… 27 апреля 1784 года состоялась парижская премьера. Три года и два дня спустя Прага впервые услышала оперу Моцарта, которая полностью называется «Le nozze di Figaro ossia la folle giornata». А через три года сбылось и августейшее пророчество – Бастилия пала. Бутылка шампанского взорвалась, а одним из осколков незадачливому королю срезало голову.
Лоренцо да Понте был вынужден смягчить и сместить некоторые акценты. Иначе её бы просто не выпустили на сцену в столице империи Габсбургов. Но даже в таком варианте император Иосиф и придворные рычали на
