Птицы - Тарьей Весос

— Благослови тебя бог, Маттис, за то, что ты стал перевозчиком, — сказала Хеге.

Она тут же стыдливо отпустила его и отошла к Ёргену.

Маттис спросил себя: почему же она тогда так сердилась на меня, если они с Ёргеном полюбили друг друга? Спросить у нее об этом? Нет.

— Все влюбленные разные, — сказал он вместо этого, все-таки коснувшись опасной темы.

Они насторожились. Неужели то, что он сказал на этот раз, слишком умно для них? — подумал Маттис.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Хеге.

— То, что я уже видел влюбленных, — ответил он. — Только и всего. Летом я полол турнепс вместе с влюбленными, так они все время щипали друг друга за икры.

Хеге и Ёрген развеселились. Настороженность растаяла.

— Они были молоденькие, — сказала Хеге. — Только молодые влюбленные щиплют друг друга.

Ёрген молчал.

— Но они были добрые, все время, — сказал Маттис.

— Так и должно быть, — ответила Хеге.

— А почему же тогда ты на меня сердилась?

Это вырвалось у него невольно, в ответ на то, что сказала Хеге. Вернуть назад свои слова он уже не мог. Впрочем, хорошо, что он их сказал.

Хеге смущенно заморгала.

— Я? Сердилась? Ничего подобного, — неловко попыталась оправдаться она.

Это было глупо, Маттис видел, что припер ее к стенке. И пока сила была на его стороне, он сказал:

— Пойду к лодке. Мне надо поразмыслить.

— Хорошо, — сказала Хеге.

Он сразу же ушел.

На берегу он остановился, подумал и стал было подниматься обратно к дому, но потом снова спустился вниз. Вальдшнеп, птица моя, сказал он про себя.

Он не столкнул лодку в воду, а уселся на берегу рядом с ней, вдыхая добрый смоляной запах. Но смотрел он на нее с неприязнью: кто больше виноват в истории с Ёргеном, он сам или лодка? По отдельности ни он, ни лодка не могли бы перевезти Ёргена через озеро.

Теперь Хеге стала открыто уходить к Ёргену, когда он отдыхал по вечерам после работы, и это была первая перемена, которая произошла в доме после того важного объяснения. Маттис видел, какая она веселая и счастливая. Он понимал, что тоже должен быть веселым и счастливым, но не мог, ему было страшно. Однажды он осмелел и спросил:

— Что же теперь будет? Вы останетесь здесь?

— Мы еще не решили, — ответила Хеге. — Пока все будет как есть.

— А когда решите, что тогда?

— Там увидим. Ты только не волнуйся.

Неужели она не понимает, как ему страшно? Что он будет делать, если она уедет и ее уже не будет рядом? Он привык жить рядом с ней, стоит протянуть руку — и вот она, Хеге.

— Та птица, которая была на дороге… — начал он, но продолжать не смог.

— Которую убили? А в чем дело?

— Да ничего, просто в нее попал свинец.

— Маттис, милый, не думай ты больше об этих птицах, бог с ними, — сказала Хеге так беспечно, как будто из нее вот-вот вырвется наружу веселое «тра-ля-ля». Но ее остановили глаза Маттиса.

— Не пойму я тебя, — очень серьезно сказал он.

«Тра-ля-ля» как не бывало.

— Будь же мужчиной, Маттис, — твердо сказала она. — Подумай немного, как мужчина.

— О чем? — напряженно спросил он.

— Подумай немного и о других. Мужчинам приходится думать о других.

— О каких других? — беспомощно спросил он, испугав ее.

Она не ответила.

Он ходил на перевоз. Теперь уже скоро кто-нибудь позовет меня, думал он. Не одно, так другое непременно должно случиться.

Будь мужчиной, сказала Хеге. Раньше она таких слов не говорила.

Он конопатил лодку. Каждое утро он искал тряпки и лоскутки. Новая лодка пребывала в столь отдаленном будущем, что вскоре и вовсе скрылась из виду.

Быть мужчиной?

Маттис растерянно обдумывал это требование.

Хеге от счастья совсем потеряла голову и уже сама не понимает, что говорит, — должно быть, все дело в этом.

Маттис собирался столкнуть лодку в воду, как вдруг услыхал отдаленное погромыхивание.

Гроза.

Темная туча поднялась из-за гор. И тут же где-то загрохотало.

Ну что ж, остается одно, подумал Маттис. В грозу я перевозить не обязан, да, к счастью, не обязан.

Он привязал лодку еще одной веревкой, на случай, если поднимется сильный ветер, спрятал весла и, ни о чем больше не думая, побежал в свое обычное убежище. Словно гроза освобождала его от всех обязанностей. Когда он поднимался к дому, его настигли слова Хеге: будь мужчиной! Он остановился и повторил их несколько раз.

Издали Маттис увидел, что в дом вошел Ёрген. Может, он покалечился в лесу? Нет, не похоже. Он, видно, совсем не ходил в лес, все время был дома вместе с Хеге.

Их не поймешь, думал Маттис. Ёрген не рубит лес, Хеге не вяжет кофт. Скоро у нас только я один и буду работать.

Загрохотало сильнее, и он ускорил шаги. Может, пойти в дом, к Хеге и Ёргену, переждать грозу вместе с ними, показать, что он настоящий мужчина?

Нет, страшно, честно признался Маттис. И пошел прямо в свое испытанное убежище. Сегодня гроза была, может, и слабее, чем в прошлый раз, но Маттиса уже сковал страх. Он вошел в уборную, запер дверь и заткнул уши.

Все-таки гроза была достаточно сильная. За стеной грохотало, вот послышался отвратительный шипящий звук. Маттис весь сжался. Больше он уже не помышлял о том, чтобы быть мужчиной, дело приняло слишком серьезный оборот.

Но на этот раз он не был здесь в безопасности. Ни раскаты грома, ни пальцы, которыми он заткнул уши, не спасли его от голоса Ёртена, проникшего сквозь стену.

— Маттис! Выходи! — скомандовал Ёрген.

Выйти? Он с ума сошел! — подумал Маттис и даже не шелохнулся, лишь посмотрел, заперта ли дверь на крючок.

— Выходи, Маттис! — приказали за дверью.

Маттис мельком подумал, что недавно он сам точно так же велел Ёргену спуститься с чердака.

Ёрген кричал за дверью:

— Хочешь, чтобы я вытащил тебя оттуда? Сказано тебе, выйди!

Что это? Ёргена Маттис не боялся. Но тот сказал: вытащу тебя оттуда — и оставаться в уборной после этих слов было уже невозможно. И хотя снаружи грохотало так, что Маттис побелел от страха и ноги у него сделались как ватные, он заставил себя выйти — иначе он был бы просто тряпкой. Заставил потому, что Ёрген стоял за дверью и звал его.

— Иду! — крикнул он через дверь.

Он откинул крючок, отворил дверь, и тут же его ослепила молния, она словно пронзила его насквозь, но он все-таки ступил через порог на траву. На него рухнул гром. Дождь еще не начался.

Маттис не понимал, где он, но прямо перед ним стоял Ёрген. Ослепленные глаза Маттиса почти ничего не видели, Ёрген был как в тумане, а там дальше, на крыльце, он различил Хеге. Кажется, она махнула Ёргену рукой, чтобы он оставил Маттиса в покое.

— Я здесь! — объявил Маттис и пошел вперед. Ног своих он не чувствовал. Он шел прямо на Ёргена, тот даже попятился. Снова сверкнула молния.

— Что ты от меня хочешь, Ёрген?

Ёрген ждал молча, он не двигался.

Маттис шел, несмотря на молнию и на раскаты грома, он не упал словно мешок, не заткнул пальцами уши, с широко открытыми глазами он шел прямо на Ёргена, которому от него что-то было нужно… Пусть видит!

Он был уже близко, и неподвижный Ёрген встретил его.

— Хорошо, — сказал Ёрген, только одно слово.

Но Маттис почувствовал, что это сказано многозначительно. С уважением.

Он дрожал, однако ноги продолжали нести его. Он взглянул на Ёргена, не понимая, что он к нему чувствует: расположение или страх.

— Ну? — взволнованно спросил он. — Скажи, что тебе от меня нужно!

— Идем, посиди с нами, больше ничего, — ответил Ёрген. — По-моему, то помещение недостойно тебя.

Маттиса охватил гнев, но он не смел проявлять его в такую погоду. Он поплелся за Ёргеном. Сердце у него бешено стучало. Гроза шла на убыль, самое страшное было уже позади.

Хеге все еще стояла в открытых дверях — было видно, что она испугалась за Маттиса.

— Дай нам пройти, — сказал ей Ёрген. — Видишь, ты нам мешаешь?

Хеге кивнула, она не знала, что сказать. Вот они и в доме, все трое. Маттис беспомощно смотрел на Ёргена и Хеге — умных и сильных. Но сидеть с ними он все-таки не мог, просто не мог, и все — после такого испытания на него накатило бессилие. Под слабеющие раскаты грома он подошел к своему дивану, лег и в изнеможении закрыл глаза, он был уже далеко.

Теперь Маттис все время ждал, что еще сделает Ёрген. Чего еще потребует от него. От таких людей всего можно ожидать. В глубине души Маттис был благодарен Ёргену за тот случай во время грозы. Хоть и ненадолго, но Маттис показал себя настоящим мужчиной. А вообще-то он был такой же беспомощный, как всегда, и его мучили дурные предчувствия. Он видел, как Хеге и Ёрген ладят друг с другом. Как сияет Хеге, когда Ёрген возвращается из леса. Множество едва уловимых примет говорили ему, что она уже очень далека от прежней жизни, от него.