Королевская охота - Амеде Ашар

— Верно, — добавил Эктор, — только без возможности обзавестись деньгами и лошадьми.

В это время подошел командир французов.

— Вы молодцы! — заметил он. — Четверо насмерть и трое раненых! Как вам это удалось?

— Лучше скажите, из какого вы полка? — в свою очередь спросил Эктор.

— Из Коронного.

— В Коронном полку много моих друзей.

— Это для него большая честь.

— А для меня большое удовольствие. Я познакомился с полком в Кремоне и хотел бы сохранить эту связь…А ты что скажешь, Кок-Эрон?

— Ну, глупостью больше, глупостью меньше…Все равно.

— Ладно, не будем спорить…Вот что, ударим по рукам, и я ваш.

— Солдат Коронного полка?

— Да, я королевский волонтер.

— Кстати, вам будет должен двадцать экю сам полковник…

— А всего сорок, и вы их можете пропить за наше здоровье, — проворчал Кок-Эрон, — уж делать глупости, так все сразу!

С того дня оба наших героя вступили в новое качество. Странствуя от города к городу, они вместе с полком дошли до Турина. К тому времени Эктору уже было что вспомнить, хотя материальной основой воспоминаний оставались лишь длинная шпага, — подарок мсье де Блетарена, и зеленый плащ, своим видом внушавший сакраментальную мысль о бренности всего материального…

Но как бы то ни было, и начальник, и солдаты полка уважали Эктора не только за высокое происхождение, но и за храбрость и постоянную готовность к участию в опасных операциях.

Вот в такой жизни, однообразной и не сулившей лучшего будущего, и повстречался де Шавайе с де Рипарфоном и де Фуркево.

Они нашли его на тропинке, заснувшим после тяжелых раздумий о своей жизни и грустных предчувствий, что никогда ему ничего не добиться. Случай привел его в Коронный полк; теперь он ожидал случая, который бы его освободил из полка.

— Если не возражаете, — сказал Рипарфон, выслушав своего дальнего родственника, — я буду этим случаем.

— С великой радостью! — ответил Эктор. — Я вас не искал, а встретил, и да будет воля Божья!

— Тогда следуйте за мной в главную квартиру.

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет?

— Это невозможно.

— Да почему же?

— Прошел слух: принц Евгений собирается атаковать.

— Ну и что?

— Здесь мои товарищи, и я их не оставлю. Вы же сделали бы то же самое.

— Да, вы правы, — с жаром вскричал Фуркево.

— Так останьтесь, — ответил де Рипарфон, — но после сражения присоединяйтесь к нам. Ведь вы дали нам слово.

— Я его сдержу, — ответил де Шавайе, — если не погибну.

Как раз в этот момент раздался бой барабанов и зазвучали трубы. Солдаты бежали за оружием и становились в строй.

— Я думаю, это всего лишь смотр? — вопросительно произнес де Фуркево.

— Похоже, что так, — вставая, ответил Эктор. — Это не так весело, как осада, но зато куда утомительнее.

И, откланявшись друзьям, побежал на свое место.

Тем временем в конце длинного фронта солдат показалась кавалькада, возглавляемая герцогом Орлеанским.

К тому периоду времени в Коронном полку начиналось брожение. Прошел слух, что герцог Орлеанский покидает армию и передает командование де Лафейяду. Этому находили множество причин. Говорили, что своим противодействием всему, что предпринимал герцог, маршал Маршен внушил ему отвращение к руководству войсками; что осада шла совсем не так, как хотел герцог, и поэтому он не желал нести ответственности за последствия.

Армия, застряв в Италии, потеряла доверие к командирам. Маршал Вийерой позволил поймать себя в Кремоне, как в мышеловке; герцог Вандомский написал множество победных реляций, захватил несколько поместий и потерял герцогство Миланское; герцог де Лафейяд утомил кавалерию бесполезными набегами в горы и потерял драгоценное время на преследование неуловимого герцога Савойского. В начале кампании рассчитывали гнать принца Евгения до Вены, теперь же не знали, не прогонит ли принц Евгений армию до Гренобля.

Ветераны, обладавшие изрядным здравым смыслом, уже давно поняли, что ни один из прежних предводителей не был в состоянии бороться с искуснейшим военачальником Европы. Но что же теперь! Просто странно! Их новый командующий, последняя надежда, собирался их оставить. Армия была поражена в самое сердце.

Тем временем группа всадников во главе с принцем Орлеанским приближалась медленным шагом. Маркиз де Шавайе никогда раньше его не видел, потому глядел во все глаза.

Герцогу Орлеанскому было в это время тридцать два года. Он был невысокого роста и крепкого телосложения. Его осанка, движения, внешность обладали врожденной прелестью и величием, постоянным и невозмутимым благородством. Он более, чем любой другой принц крови, был рожден, чтобы представлять дом Бурбонов — дом, блеск которого, хотя и потускнев, все ещё ослеплял Европу.

Сейчас, казалось, он был погружен в грустные мысли. Его чрезвычайно живые глаза казались настороженными и одновременно глубоко задумчивыми. На лице являлся проблеск негодования, который он гасил улыбками, расточаемыми солдатам.

Когда герцог миновал фронт Коронного полка, Эктору вдруг пришла в голову смелая мысль. Он двинул лошадь вперед и выехал из рядов своего эскадрона.

— Ваше высочество, — обратился он к герцогу, — говорят, что неприятель собирается напасть на наш лагерь. Мы просим вас принять над нами команду!

В глазах молодого предводителя сверкнула молния.

— Вы действительно проситесь под мою команду? — прокричал он солдатам.

— Да, да! — рявкнули те в ответ, размахивая оружием.

— Если так, я все забуду, и мы будем сражаться вместе.

Радость солдат по такому случаю была неописуемой и доказывала больше, нежели того хотели бы де Лафейяд и Маршен, доверие и любовь к молодому предводителю.

Солдаты радовались, а герцог Орлеанский тем временем вернулся в свою штаб-квартиру. Этот-то момент и использовал де Рипарфон, чтобы представить герцогу своего родственника, вызванного из полка.

Принц принял Эктора с врожденной приветливостью. Он сразу узнал в нем солдата, выехавшего ему навстречу при объезде армии.

— Так это вы, сударь, — сказал он, — столь неожиданно потребовали от меня принять командование?

— То был голос армии, — ответил Эктор, — я лишь послужил его эхом.

Принц улыбнулся.

— Видите, я откликнулся на него. Но вы возложили на меня трудную обязанность.

— Не слишком трудную, чтобы благородное сердце и храбрая шпага довели её до успешного выполнения.

— Да, если бы при этом шпага и сердце были свободны. Но свободны ли они?

Это неожиданное заявление заставило Эктора замолчать. Среди окружающих принца возникло легкое замешательство. Молчали все: каждый боялся сказать неосторожное слово, нарушавшее придворный этикет. Наконец, принц произнес: