Огнепоклонники - Бапси Сидхва

— Но я же знала, что ты в комнате! — кипятилась Кати.

— Слуги все равно могли украсть! Ты плохая девочка! Скажу маме, что ты приучаешь прислугу воровать.

Угроза на Кати не подействовала.

— Мама! Мама! — завопила она во весь голос.

— Что случилось?

Путли прибежала из той части дома, где шла в этот миг очередная яростная уборка.

— Мама, Билли взял мои деньги и не отдает!

— Сейчас же перестань дразнить сестренку! — рассердилась Путли. — Ясмин, иди сюда и разними их! И чтоб они больше не ссорились!

Билли прыгал по кровати и выкрикивал:

— Неряха-растеряха! Неряха-растеряха!

Кати схватила кувшин и уже было приготовилась облить Билли холодной водой, как вошла Ясмин в ночной сорочке.

— Тихо! Что тут происходит?

— Я оставила деньги на комоде, вышла всего на минутку, а Билли взял и теперь не отдает, — разревелась Кати.

— Отдаст, отдаст, не реви, — успокоила ее сестра.

Ясмин, пухленькая, медлительная светлокожая девочка с невыразительными чертами, к шестнадцати годам неожиданно превратилась в красавицу.

— Обязательно отдаст, правда, Билли? — продолжала Ясмин заговорщическим тоном старшей сестры, воспитывающей малышей.

— Нельзя разбрасывать деньги где попало! Я должен учить ее правильно обращаться с деньгами, а то она делает, что хочет!

— Ну хорошо, хорошо, она больше не будет, а ты отдай ей, пожалуйста, деньги.

— Когда нужно будет, тогда и отдам! Нечего мне указывать.

Вдруг глаза Ясмин расширились и пристально уставились на него. Билли внутренне съежился, мгновенно утратив самоуверенность: он догадался, о чем подумала сестра и к какому выводу приведут ее эти мысли. Медлительная Ясмин еще и додумать не успела, как Билли уже завертелся, ища способа улизнуть.

— Тебе, конечно, ничего не известно о кольце, да? — холодно спросила Ясмин, прищурившись, как боксер перед ударом, и надвигаясь на брата.

— О каком еще кольце?

— О золотом. С изумрудом. Которое мне на день рождения подарили.

Билли понял — дело плохо, неведение изображать бесполезно. Пытаясь спастись, он сиганул мимо сестры к вешалке, на которой болталась его школьная форма, и сунул руку в карман штанов.

Ясмин резко повернулась и успела ухватить Билли за уши. Билли начал изворачиваться, тыча куда попало кулаками и лягаясь изо всей мочи.

— Держи его за ноги, Кати! — взвизгнула Ясмин, оберегаясь от беспорядочных ударов.

Поняв, что с двоими ему не сладить, Билли резко откинул руку в сторону — что-то зазвенело по полу.

Сестры тут же выпустили его и начали обшаривать глазами пол. Билли пулей вылетел за дверь.

Кати нашла свои две монетки, подобрала их и поспешила на улицу за мороженым. Обманувшаяся Ясмин осталась наедине с мыслями о коварстве брата…

…Перепрыгивая через две ступеньки, Ясмин кинулась на крышу. Билли замер. Тогда она быстро закрыла дверь на задвижку.

— Ну, поганец маленький, попался ты мне! Я так тебя проучу… так проучу…

Она бросилась на брата. Билли проворно увернулся, по-обезьяньи запрыгал по каменному полу крыши, не зная, куда деваться от Ясмин, медленно и неотвратимо загоняющей его в угол.

Ясмин, грозная и победоносная, приближалась к нему с растопыренными руками и с широко расставленными под ситцевой ночной сорочкой ногами.

Она совсем было поймала Билли, но тот неожиданным прыжком перемахнул на крышу соседского глинобитного дома. Билли отлично знал, что прыгнуть вдогонку метра на два вниз Ясмин не решится.

Ясмин в бессильной ярости свесилась с парапета крыши, Билли приплясывал внизу и махал руками. Уши его гордо торчали, рот расплылся в чертячьей ухмылке.

— Отдай кольцо, а то хуже будет! — завопила побагровевшая Ясмин.

— Сама виновата, сама! Не бросай кольцо где не надо! Ты знаешь, сколько оно стоит? У Барката Али мне за него пятьсот рупий давали. Думаешь, папа деньги с деревьев рвет? Да тебе-то что, ты разве думаешь о папе!

Потеряв голову от злости, Ясмин перекинула было ноги через парапет, но глянула вниз и струсила — даже если она чудом не свернет себе шею, Билли все равно успеет удрать на другую крышу.

— Жаба, урод, тварь поганая! Отдай кольцо, а то я папе скажу!

Ухмылка исчезла с физиономии Билли — сейчас сестра вполне могла нажаловаться отцу. Шутка приобретала опасный оборот. Отец пальцем никогда не тронул никого из детей, и как раз поэтому они боялись именно его гнева. В семье соблюдался неписаный закон — не жаловаться отцу. «А тут точно пожалуется — да еще из-за ерунды какой-то! — подумал Билли. — В конце концов, что она, не понимает, что я ей все равно верну кольцо?»

— Иду к папе, — объявила Ясмин и решительно слезла с парапета.

— А я тогда выброшу твое кольцо! — пригрозил Билли, замахиваясь кулаком. — Вот увидишь — выброшу!

Билли сделал вид, будто готовится выбросить зажатое в кулаке.

Ясмин заверещала.

— Даю слово: пойдешь к отцу — выброшу! — твердо повторил Билли.

— Отдай кольцо! Ну пожалуйста, Билли, отдай! — взмолилась Ясмин, не ожидавшая такого поворота дел.

— Проси прощения!

— Прости, Билли.

— Скажи: я растеряха, растеряха, растеряха, но я больше не буду, никогда в жизни не буду!

— Я уже попросила прощения!

— Этого мало. Скажи: прости меня, Билли, я плохая, но постараюсь исправиться.

— Мерзкая ты крыса! Отдай кольцо, пока я тебя не убила!

— Ах, так! Бросаю кольцо на улицу.

— Хорошо, хорошо! Я плохая, плохая, прости меня, Билли.

— Но я постараюсь исправиться.

— Но я постараюсь исправиться.

— Ты не так говоришь! Слишком ты гордая и не хочешь признать свою вину. Что скажет папа, если узнает, как ты себя ведешь? Нет уж! Вот выброшу кольцо на улицу, и пускай это будет тебе уроком.

В ответ Ясмин горько разрыдалась, а Билли, совершенно не выносивший слез, почувствовал, что попал в капкан: ему не хватало воздуха, он умирал от непонятной жалости к сестре, пугаясь бурной противоречивости собственных ощущений.

— Говори, что я тебе велел! Как следует говори! — завизжал Билли девчачьим голосом.

Ясмин знала, что в таком состоянии Билли способен на все. Увидев, что ее слезы вызвали страдальческое выражение на лице брата, Ясмин остро пожалела его. Покорно и мягко произнесла она слова, которых добивался Билли, и протянула руку за кольцом.

Билли сразу успокоился.

— А ты мне ничего не сделаешь?

Ясмин покачала головой.

Ухмылка растянула рот Билли до ушей.

— Хорошая девочка, — снисходительно сказал он и, держась подальше от ее ног, чтобы не получить пинка на прощание — с Ясмин станется, — прицелился и бросил кольцо через парапет.

Глава 25

В начале века, когда бесстрашный искатель приключений Фаредун Джунглевала въезжал в Лахор на повозке, запряженной буйволами, в этом городе среди миллиона индусов, мусульман, христиан и сикхов затерялось каких-то три десятка парсов-огнепоклонников. За прошедшие с тех пор двадцать лет их стало более трех сотен. Бедные парсы из Бомбея и близлежащих городишек перебирались в богатые края северной Индии и с благодарностью черпали от изобилия, имя которому было Лахор. И, конечно, разрастались семьи коренных лахорцев, к которым Фредди по праву теперь причислял и себя.

Фредди был признанным главой не только лахорской общины, но и всех парсов, которые расселились по Пенджабу, северо-западной пограничной провинции вплоть до Хайберского перевала. Каждый знал: Фредди не жалеет времени, чтобы вмешаться, уладить и наладить; ходили легенды о влиянии, которым пользовался Фредди среди власть имущих.

— Вся полиция у него в кармане, — уверяли одни парсы.

— Англичане у него из рук едят, — хвастали другие.

И было чем похвастать — надменные, недоступные, высокомерные англичане редко допускали туземцев в свой круг.

Сегодняшний Фаредун Джунглевала, филантроп и удачливый делец, славился преданностью общине и друзьями. К нему приезжали издалека, надеясь с его помощью получить теплое местечко, лицензии, контракты, разрешения и всякого рода поблажки.

Ехали из Бомбея, за две тысячи миль, в надежде, что Фаредун сумеет выручить их. Приехал и Ади Содавала, у которого брат Поли сидел в лондонской тюрьме.

А сам Ади Содавала, бледный, робкий, исстрадавшийся, сидел напротив Фредди в его конторе.

— Расскажите мне все… без утайки, — потребовал Фредди.

Ади Содавала честно и скорбно поведал ему обо всем. Он изредка поднимал голову, смотрел в глаза, спрятавшиеся под нависающими веками, но не упускающие ничего, и черпал силы для дальнейшего повествования в доброжелательности, написанной на красивом лице Фредди.

Герой этой печальной повести, Поли Содавала, отправился в Англию и легкомысленно сдал чемодан, полный опиума, в багаж вместе с другими вещами. Багаж загрузили в пароходный трюм, но всякого рода формальности по прибытии так утомили путешественника, что он оставил вещи на таможне, а сам уехал отдыхать в отель. Явившись на другой день за багажом, он обнаружил, что чемодан, который бесцеремонно швыряли из угла в угол, порвался, раскрыв свой секрет.