Так Бывает - Никтория Мазуровская

Таня страхуется, вытаскивает его в людное место, чтоб реакция на ее слова была не такой бурной. К публичному проявлению эмоций его не приучили родители, наоборот всячески разными перефразированными предложениями втолковывали ему, что эмоции, какими бы они ни были, должны оставаться только его, ну можно проявить их в очень близком кругу людей, но не на глазах у чужих.

Когда они только начали встречаться с Таней, она этот его заскок просекла моментально, и приучала к минимальной публичности. Брала сама за руку на улице, могла поцеловать в губы, просто без каких-либо намеков на большее. А еще пользовалась таким его своеобразным воспитанием, когда хотела закончить спор в свою пользу, или его буйство пережить…тащила и решала некоторые вопросы только в местах где много людей: торговый центр, кафе, парк, или магазин,– не важно. Но так они могли говорить спокойно, не без того, чтоб Дима не сорвался на повышение голоса или рык, но плюсы в таких маневрах были, однозначно.

Он усмехнулся краешком губ. Его ждет что-то очень и очень нехорошее, именно для него. За себя Таня не переживала даже когда могла получить от него взбучку за что-то. Он выходил из себя, орал, кричал, мог что-то разбить, а потом сожалел, себе был противен.

Иногда он себя вопросом мучил: почему в тот злосчастный вечер, когда все у них рухнуло, они были дома, а не в ресторане, к примеру? Сам то конечно понимал, что публика бы их не спасла, потому что причина не только в его измене, но и в Танином молчании и утаивании.

Она должна была ему все рассказать, не молчать столько лет, а рассказать. И он злился на нее из-за этого гребаного недоверия, злился и не находил для нее оправданий.

Оба виноваты, как есть оба.

Он вышел из машины и направился к одиноко сидящей на лавочке молодой женщине.

Таня выглядела какой-то очень подавленной, немного испуганной и чертовски грустной. У него кошки за грудиной заскребли и захотелось головой об асфальт стукнуться, если ей от этого полегчает.

На самом деле, если не знать ее, и быть чужим человеком, то выглядит его любимая, прекрасно. В легком сарафане бледно-розового цвета, с распущенными волосами и чуть грустной улыбкой…в такую влюбиться на раз-два. И смотря на нее, ему казалось, что при каждой новой их встрече он влюбляется в нее заново, со всеми ее загадками, проблемами, несчастным прошлым. Для него она была и всегда будет самой прекрасной, самой идеальной.

– Привет, – она внимательно вгляделась в его глаза, снова грустно улыбнулась и подвинулась на другой край скамейки, освобождая ему чуть больше места.

– Привет!

Он сел и тоже смотрел ей в глаза, и от увиденного, второй раз за вечер, его пробрало холодом, зажало сердце в тиски, а голова поначалу отказывалась воспринимать слова говорившего.

Точнее, уши слышали слова, а вот понимания этих самых слов не было. Таня, будто, губами беззвучно шевелила. Бывает так, -у него точно,– что разум просто отказывается понимать то, что ему пытаются сказать.

***

Несколько часов назад.

Маришка всегда умела, парой фраз, сказанных вроде без какого-либо подтекста направить ее на путь истинный, так сказать.

Или это не Маришка, а сама Таня решила, что пора двигаться дальше? Начать что-то делать со своей жизнью правильное… и с помощью профессионала хотела наладить и не испортить то, что с таким трудом удалось сейчас ей с Кириллом построить.

Да, наверное, это так, иначе что бы она здесь делала?

На самом деле, ей тут не нравилось,– вся окружающая обстановка прямо кричала, что тут тебе всегда рады и готовы помочь. Несколько месяцев назад она была тут, разворошила гнездо воспоминаний и решила это дело прекратить,– такие сеансы психотерапии ей были не нужны.

Зато теперь, кажется, она готова, только страшно очень. Но себе она призналась: сама она не справляется.

Если абстрагироваться, то сам офис Чупикова выглядит вполне себе пристойно. Никаких вычурных стендов и кричащих надписей: «Мы тебя спасем» или что-то вроде этого. Спокойный тон краски на стенах,– нежно лавандовый; мягкая мебель,– в основном коричневая; книжные полки и сами книги. Рабочего стола нет, как такового, но есть очень удобное кресло, в котором и расположился муж ее одногруппницы, Люды. Они учились еще в этом городе, всего два курса, но всегда были в курсе дел друг друга.

Собственно, поэтому Таня и обратилась именно к Чупикову: знакомой она доверяла и еще поискала информацию в интернете,– отзывы хорошие, -пара наград за достижения в семейной психологии. Специалист, что несомненно радует.

В первую встречу она даже немного опешила. Выглядел Леонид Вадимович не, как психотерапевт, скорей как баскетболист. Ростом выше двух метров, с хорошей спортивной фигурой, в костюме, рубашке с галстуком и очках в тонкой металлической оправе. При этом, черты его лица были излишне мягкими, особенно губы и невыразительные светло серые глаза. Странная внешность и странный человек. Так вот, впервые зайдя в этот кабинет, она растерялась и не знала куда себя деть, но ей дали выбор: кушетка, кресло, а можно сесть на пол, там лежит очень мягкий ковер. На вопрос, а где же расположится сам Леонид, ей сказали: «куда придется, главное -ваш комфорт».

Она заняла кушетку, но не легла и, полусидя попыталась комфортно устроиться, стараясь не обращать внимания на внимательно следящего за ее действиями мужчину.

Потом они говорили…и сейчас, спустя почти восемь месяцев после их последнего сеанса, она снова умостилась на кушетку, а он опять наблюдал за ее действиями.

– Что такого случилось, что ты опять решилась прийти, Таня? – он первым нарушил обоюдное молчание и войну взглядов.

– Кирилл теперь живет со мной, – легко сорвалось с губ, но совсем не то, что она собиралась так долго, настраиваясь, идя сюда, сказать.

– Ты хотела обсудить именно это? Кирилла? Или, может быть, причина в твоем муже?

– Вам то откуда знать? – она сильно удивилась его ответу.

– Таня, вы с Людой учились в одной группе, и Завьялов не умеет держать язык за зубами.

– Хм, ясно, он как всегда болтает обо всем, что видит, -в университете было тоже самое, – весело начала я.

– Юмор, – он смеется, перебивая меня, – эффективный способ избежать мыслей о том, как на самом деле болезненна твоя жизнь.

– Может поговорим о чем-то другом? Но спасибо за поддержку, очень жизнеутверждающее заявление.

– Сарказм, – хмыкнул,– та же цель: попытка избежать разговора.

– И чего же я пытаюсь избежать?

– Правды, что теперь ты другая, что у тебя есть тайны