Быть котом - Мэтт Хейг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барни закрыл глаза, и в его памяти всплыли клочки бумаги, разлетающиеся на ветру в тот вечер.
— Это было глупо.
У меня был плохой день. — Барни помедлил. — И еще два плохих года перед этим.
— Два года?
— Два года назад мои родители развелись, и с тех пор все пошло наперекосяк. Все. Я перевелся в новую школу, а там была эта жуткая директриса — она, оказывается, на самом деле кошка, и еще Гэвин, который мне проходу не давал. И в придачу ко всему мой папа пропал без вести.
— Огурчик! — это была старушка, кричавшая даже громче, чем люди в телевизоре.
— Это она меня так называет, — мягко сказал Наводящий Ужас. — Довольно нелепо, но что поделаешь.
— Идите сюда, котятки, попейте молочка.
Наводящий Ужас и ухом не повел. Он восседал на верхней ступеньке, как Царь горы.
— Так что ты говорил? Про твоего папу?
— Он тогда уже не жил с нами. У него была своя маленькая квартирка. Но однажды он просто исчез. Я не знаю почему. И никто не знает. Никто ничего не может сказать. Все говорят только, что он эгоист, потому что даже не оставил записки и не удосужился хоть что-то объяснить.
Старушка в последний раз позвала их пить молоко, после чего сдалась и переместилась в гостиную, к телевизору.
— Ты ошибаешься, — сказал Наводящий Ужас.
— Что? — удивился Барни.
— Он приходил к тебе, но его вышвырнули на улицу. Он никак не мог тебе рассказать, через что ему пришлось пройти. Но он никогда про тебя не забывал.
— Я не понимаю!
Наводящий Ужас сошел вниз, медленно и осторожно проходя каждую ступеньку. Ну и дела! Могущественный кот со сверхспособностями ковыляет по лестнице, как старуха!
Когда он подошел совсем близко, Барни вгляделся в его зеленый крапчатый глаз. Его вдруг охватил страх, как будто он попал в ловушку.
— Внешность обманчива. — Наводящий Ужас кивнул головой в сторону кухни. — Пойдем. Давай попьем молока.
Барни неохотно поплелся за ним.
Они пили из одного блюдечка, но мягким кремовым вкусом молока Барни мешал наслаждаться страх, от которого топорщились его усики.
— Откуда вы знаете про папу?.. — Барни запнулся. — А, вы, наверное, экстрасенс? Вы умеете читать мысли?
Наводящий Ужас поперхнулся молоком.
— Это все чушь, — отрезал он. — Все эти россказни про Наводящего Ужас. У меня нет никаких волшебных сил. Кошкам легко в это поверить, потому что выгляжу я и правда жутковато. Но на самом деле это только подтверждает то, что сил у меня никаких нет. Видишь ли, я, как и ты, не всегда был котом. Раньше я был человеком. И в первый же день моей кошачьей жизни я подрался с сиамской кошкой.
Барни тут же подумал о мисс Хлыстер.
— С сиамской кошкой?
— Да. Я ей рассказал все про себя, а она ненавидела людей. И у нее были очень острые когти. Вот так я и лишился глаза… С тех пор я ее больше не видел, кстати.
Звучало это очень похоже на мисс Хлыстер.
— Меня подобрала эта старая леди. Она меня вылечила. Зашила мне глаз у ветеринара…
— Так почему тогда вас называют «Наводящий Ужас»?
— Я придумал эту уловку, чтобы выжить. То, что у кошек девять жизней, это все вранье. И я понял, что единственный способ перестать бояться — это заставить других бояться тебя. Я не умел драться, как обычные кошки. Но мой вид внушал всем ужас. Кроме того…
Наводящий Ужас помолчал и пару раз неторопливо глотнул молока, что-то обдумывая.
— Кроме того, когда я был человеком, я занимался продажами и поэтому хорошо умел притворяться, разыгрывать сцены, — продолжил он после долгого молчания. — Это мой единственный талант. Единственный настоящий талант, который у меня был. И вот однажды, когда рыжий котяра принял меня за мифического Наводящего Ужас, я сказал: «Да, это я». Очень просто.
«Я не всегда был котом… В первый день моей кошачьей жизни… Я занимался продажами…»
— Но тогда… если вы не экстрасенс, откуда вы так много знаете про моего папу?
Барни смотрел в зеленый глаз, который блестел совсем близко от него. Он понял, что именно это притянуло его сюда, как притягивает ночных бабочек горящая лампочка. Не сам глаз, а душа, которая светилась в глубине его. Эту душу он знал лучше всех на свете.
Наводящий Ужас молчал. С подбородка его упала в миску капля молока. Он улыбнулся — Барни скорее почувствовал, чем увидел это.
— Ты уже это знаешь.
И это правда. Барни уже знал. Как он мог не знать, сидя так близко к человеку, которого любил больше всех на свете, — пусть даже сейчас этот человек был котом!
— Да, папа. Я знаю.
Горькая правда
Осознать это было непросто.
Очень непросто. На это нужно было время.
Ему хотелось обнять папу, того же хотел и папа, но обниматься, будучи котом, не очень-то удобно. Поэтому они промурчали друг другу нежные слова и потерлись головами — это все, что они могли сделать.
Барни почувствовал, как в нем растут злость и досада. И злость эта прорвалась наружу вопросами.
Почему так произошло?
Ответ: Папе было грустно, и он увидел кота, который нежился на солнышке.
Но почему он захотел стать котом, если знал, что у него есть сын, который его любит?
Ответ (дурацкий, по мнению Барни):
Потому что со времени развода он так редко его видел. И потому, что ему было очень плохо в тот момент.
Он вспоминал про Барни?
Ответ: Да, ежедневно и ежеминутно, и именно поэтому он каждое утро сидел на окне, чтобы увидеть, как тот гуляет с Гастером (который всегда мешал ему подойти ближе). Он сказал, что помнит все. Помнит пирог с яблоками и черникой, который так любил когда-то. Помнит долгие прогулки по Ландышевому лесу — теперь он уже не мог там гулять из-за собак. Помнит о том, как мечтал открыть свой садоводческий центр. И о том, как приятно плавать на спине в бассейне.
А что случилось с котом, который превратился в него?
Ответ: Он работает в кошачьем приюте в Эдгартоне. Он был очень добрым и хотел помочь кошкам, которых оставляют в этом паршивом приюте. Так что теперь приют в Эдгартоне — чудесное место, и кошки, которые хоть раз там побывали, мечтают только о том, чтобы их хозяева уехали в отпуск и никогда не возвращались.
Он знает, как им снова стать людьми?
Ответ: Да. Нужно найти котов, которые превратились в них, и просто захотеть снова стать людьми.
Барни немного поразмыслил.
— Так почему тогда ты не пошел в Эдгартон и снова не стал собой?
У папы был такой вид, какой бывает у кошек, когда они переходят заснеженную тропинку, раздумывая, куда поставить лапу.
— Он нашел меня. Месяц назад. Ему было стыдно. Он сказал, что хочет снова стать котом, и все, что мне нужно было тогда сделать, это захотеть стать человеком.
— И что? — спросил Барни.
Папа вздохнул.
— Ничего. Я остался котом.
— Но почему? На это нужно время? То есть это еще может произойти?
— Нет. Если захотеть все вернуть, это должно произойти очень быстро, мгновенно, потому что путь к себе самому ближе, чем путь к кому-то другому. Так это объясняют.
— Тогда почему ты все еще кот?
Папа уронил голову.
— Я… я… я не хотел снова становиться собой.
Это привело Барни в такую ярость, что шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Папа! Неужели ты не понимаешь, как все за тебя волновались?! Мне постоянно снились кошмары, и…
Папа выглядел совсем жалко. Его единственный глаз не умел плакать, но Барни чувствовал невидимые слезы.
— Да. Прости. Но это еще не все.
— Что?! — прошипел Барни.
На кухню вошла старушка, чтобы поставить чайник.
— Ну-ну, котятки… ведите себя хорошо. У нас все живут дружно, правда, Огурчик?
— Видишь ли, — продолжал кот, известный когда-то под именем Нил Ив. — Больше всего на свете я хотел, чтобы вы с мамой узнали, что со мной все в порядке, и если бы существовала волшебная кнопка, которая заставила бы вас не волноваться, я бы ее нажал. Но чем больше я винил себя за то, что причиняю боль вам с мамой, тем более несчастным я становился. Настоящий я. В общем, получается, что для того, чтобы стать собой, нужно себя полюбить…
— Не понимаю.
— Я был не самым лучшим папой, — продолжил он. — И моя работа в магазине тоже не ладилась. То есть как человек я был просто жалок. Я превратился в унылого брюзгу, если честно. Меня не устраивало то, каким я был, и потому я не мог снова стать собой.
— То есть ты застрял в этом теле?
Папа помолчал.
Старушка заварила себе чай и зашаркала обратно.
— Ведите себя хорошо, милые, — проквакала она.
— Да, видимо, так, — неуверенно ответил папа.
— Но…? — спросил Барни, чувствуя, что это еще не все.