Новый Мир ( № 11 2007) - Новый Мир Новый Мир

Всю дорогу я пил, чокался со столбами, разговаривал с дедом и орал, что “нам нужна одна победа”. В общем, вел себя смешно и глупо, как всегда. В поезде моментально отключился. А утром с любопытством увидел за окном слово “Смоленск” на серой стене вокзала.

Погулял по городу. Кремль и хрущевки. Как везде. Наткнулся на автовокзал. Сел в первый попавшийся “пазик”, даже не узнав, куда он едет. В салоне воняло соляркой, было душно, и на каждом ухабе все внутренности подскакивали к горлу. Минут через сорок меня окончательно растрясло и замутило. Попросил водителя остановиться.

Долго шел по полю, засеянному одуванчиками. Небо было как батальное полотно. Облака громоздились друг на друга, наступали, лавировали. Смотрел, пока не затекла шея. В городе ведь нет неба.

Забрел в какую-то деревню. Присел отдохнуть. Закурил на припеке. Из покосившегося дома выглянул мужик. И, конечно же, подошел стрельнуть огоньку, хотя из нагрудного кармана у него торчала зажигалка.

Я поинтересовался, как называется деревня. Мужик сказал: “Рай” — и сплюнул в лопухи. Я решил, что это он так шутит, и переспросил.

Мужик вдруг взбеленился. Ринулся в дом, тут же выскочил обратно и стал совать мне в нос какие-то гербовые бумажки. В том месте, куда он яростно тыкал черным пальцем, значилось: “Смоленская область, Грязевский район, деревня Рай”.

— Круто, — говорю. — Живете в Раю.

— Ага, — плюется, — круче некуда!

Я не стал спорить, докурил и поднялся уходить.

— Эй, — окликает меня этот нервный, — хочешь хату с краю в самом Раю?

— Не понял.

— Ентот вот дом.

— Чего дом?

— Чевокало в рот да около! Купи, говорю. Стоящая хата. Лет сто еще простоит.

— Почем? — спросил я частью из любопытства, а частью опасаясь рассердить его слишком быстрым отказом.

— А горючего ящик.

Пока я соображал, о чем речь, мужик затащил меня внутрь, отрывисто и невнятно объясняя что-то про печку, погреб и грабли. На стене висела большая карта Российской Федерации.

— От училки осталась. В город учалила, когда школу прикрыли. Сеструха моя, чтоб ей!

— Я, пожалуй, пойду. — Я уже не знал, как от него отделаться.

— Сдурел?! Семь километров шлепать! Сейчас на моей трясожопке мухой домчим!

Я подумал, он предлагает подбросить до трассы. И только когда, взревев, как истребитель, его “Запорожец” вырвался на проселочную дорогу, до меня из каких-то невразумительных обрывков дошло, что мы едем оформлять купчую на дом. Это в мои планы никак не входило.

— Слышишь, мужик, как тебя звать? Лехой? Знаешь что, Леха, давай я тебе просто дам на выпивку. Не надо этого спектакля с документами, ладно?

Тут же меня смело смерчем непередаваемой брани. Смысл ее сводился к тому, что он со мной по-честному и деловому, а я его — за мазурика и попрошайку. После каждого слова Леха на полной скорости бешено крутил руль. Видно, для пущей выразительности.

Сначала я смалодушничал. Испугался, что сейчас, так нелепо и бесславно, погибну на той земле, где мой дед пал смертью храбрых. Потом мне стало стыдно. Ведь я на самом деле его обидел.

— Ладно, не буянь! — закричал я Лехе. — Это я чтоб тебя испытать. Мало ли.

Эта совершенно бредовая фраза неожиданно подействовала. Леха присмирел и замолчал. Машина по-прежнему виляла во все стороны, и я увидел, что он просто объезжает рытвины, а вовсе не пытается угробить меня. У страха глаза велики.

В райцентре Грязево мы с визгом затормозили у двухэтажного купеческого дома. На дверях конторы висел большой замок. У меня появилась надежда на избавление. Но не тут-то было. Леха, непрерывно ругаясь, убежал куда-то во двор и, не успел я спуститься с крыльца, вернулся с рыхлой теткой в мелкой фиолетовой завивке.

Тетка молча оглядела меня с ног до головы. Потом отперла замок, не переставая поедать меня глазами, и стала грузно подниматься на второй этаж по крутой деревянной лестнице. Даже на ходу она умудрялась оглядываться. Я боялся, что она свернет себе шею.

В конторе Леха завел с теткой, которую называл Танюхой-ватрухой, малопонятную светскую беседу. На своем мудреном языке.

— Тебе это чучело не надокучило? — Речь, видимо, шла о теткином муже или сожителе.

— А куды ж я его дену-то? — Танюха кокетливо сверкала золотым зубом, доставая из ящика стола печать.

— Да в огороде ткни заместо пугала! — Леха, как мне казалось, имел к конторской тетке мужской интерес. Но из дальнейшего разговора выяснилось, что Танюхино чучело приходится ему родным сыном.

Через полчаса я спустился с крыльца конторы, держа в руках документы на дом в деревне Рай. Леха, получивший восемьсот рублей, быстро попрощался, прыгнул в свой истребитель и рванул к магазину.

Я сел в автобус на Смоленск и всю дорогу думал: жена правильно сделала, что от меня ушла. Не человек, а сплошное недоразумение. Поперся куда-то спьяну, купил дом... Какие глупости!

Я постарался забыть о своем нелепом приключении. Ходил на надоевшую работу, изредка встречался с приятелями… Все как всегда.

Но в первый день отпуска мне приснился странный сон. Будто я иду, спотыкаясь, по серому полю. Сухие колючки цепляются к шинели, которую я никогда не носил. На опушке леса встречаю еще одного солдата. Узнаю деда. Но почему-то я не должен говорить ему, кто я. Он просит закурить. Садимся на нагретые солнцем кочки. Дед, посмеиваясь, рассказывает, что немцы выпустили по нему две очереди в упор:

— Грудь — как решето! И хоть бы хны! Все продолжается!

Он весь в крови. Я вижу, что он мертв, но почему-то не понимает этого. И не знаю, как ему объяснить. И стоит ли.

— Айда в рай! — предлагает он вдруг. — Молока напьемся!

Мы огибаем лесок и выходим к деревянному дому. Дед куда-то исчезает. Заглядываю в окно, вижу на стене карту России — и вспоминаю. И ужасно радуюсь, словно разрешилась какая-то мучительная загадка. И чувствую — во сне — огромное облегчение и даже будто бы счастье.

Утром я достал из чулана древний дедовский вещмешок, в котором хранились инструменты. Кое-как почистил его и стал загружать книгами. Без них я не представлял себе жизни даже в Раю. Рюкзак получился страшно тяжелым. Я с трудом взвалил его на плечи и двинулся в сторону вокзала.

Шел и воображал, будто уезжаю не на месяц, а навсегда. Вот так, не сказав никому ни слова, с мешком книг. От этих мыслей становилось радостно и легко. Давно забытое ощущение.

Приехав в Рай, я в очередной раз убедился в своей неизлечимой непрактичности. Конечно же, вместо книг стоило взять с собой посуду, какую-нибудь крупу, соль. В доме не оказалось ничего, даже спичек. А зажигалку я где-то обронил.

Пришлось идти к соседям. Первым, кого я встретил в Раю, был большой дымчатый кот на крыльце дома напротив. Где звери, там и люди, — решил я и, перешагнув через кота, который даже не подвинулся, постучал. Ответа не было.

Я вошел. Посреди комнаты торчала обвалившаяся потолочная балка. Сквозь щели в полу пробивалась трава. Пахло нежилым помещением, чем-то гнилым и отсыревшим. На покоробившихся обоях висела выцветшая до неузнаваемости репродукция “Мадонны” Рафаэля. Это был единственный след человеческого пребывания.

Обойдя несколько домов, я обнаружил везде примерно одинаковую картину. Отличалась только степень запустения. Поэтому, увидев двух маленьких старушек, ковырявшихся в огороде, я обрадовался им, как родным.

Тома и Люся — они настаивали, чтобы я называл их именно так, — были сестрами. Они болтали без умолку и часто произносили хором целые фразы. Причем каждый раз изумлялись и ликовали, будто произошло нечто небывалое.

Через полчаса я знал всю историю Рая. Кот на крыльце — это Василий. Хозяева уехали несколько лет назад, а он не захотел — выбрался из корзины, в которой его везли, и вернулся обратно. Так и живет один в пустом доме.

Тома и Люся родом отсюда. В юности поступили в техникум в Смоленске. Так в городе и остались. У них там двухкомнатная квартира. В Рай приезжают на лето. Зимой им в деревне тяжело.

— А вы ведь постоянно тут жить будете? — спросила одна из сестер.

— Да, — неожиданно ляпнул я.

— Ах, как хорошо, просто замечательно! — воскликнули Тома и Люся в унисон и радостно рассмеялись. — За домом хоть присмотрите. А то каждую зиму Черенок взламывает, ничего оставить нельзя. Все с собой увозим. Да он, один черт, найдет, что украсть. А не найдет, так просто стекла побьет и нагадит посреди комнаты, как пес шкодливый. Да шпана одна из Грязева. Отсидел, теперь не знает, куда себя деть, твареныш!