Мечи свою молнию даже в смерть - Игорь Резун

Айвен Босханг. «Сибирь поднимается»

The Independent, Лондон, Великобритания

Тексты

Полковник и другие

…Последний поезд метро уходит с того берега, с площади Карла Маркса, в ноль пятнадцать. В тридцать пять минут он, уже высадив пассажиров на станции «Заельцовская», синим лязгающим червем втягивается в створ путей метродепо и застывает до утра в неподвижности. Но в двадцать пять минут его двери распахиваются на станции «Красный проспект», за одну остановку до конечной.

Этот человек зашел на станцию ровно за две минуты до появления поезда из тоннеля. То ли он предвидел это, то ли рассчитал – вряд ли можно было догадаться, собственно, как и запомнить этого человека. Он был ни молодой, ни старый, лицо – никакое, одежда – серая, сливающаяся, казалось бы, с любым фоном. На плече – небольшая спортивная сумка, в которой частные охранники обычно носят пару пачек китайской сухой лапши, бутерброды да бутылку минералки.

На платформе этот человек появился и вовсе за минуту до подхода поезда. Когда же тот замер у перрона и выпустил пассажиров, которые на секунду перекрыли обзор машинисту, загородив своими телами вид последнего вагона, то именно в эту самую секунду человек бесшумно прыгнул на рельсы позади состава. Сберегая секунды до отправления, пригибаясь, он серой мышью скользнул в тоннель, прочь с освещенной станции. Человек не боялся напряжения в несколько тысяч вольт на токопроводящем рельсе; да и казалось – он вообще ничего не боялся. Он шел по шпалам беззвучно, точно отмеряя движения, ни разу не запнувшись, удалился от станции метров на пятьдесят и подождал: в этот момент дежурный по депо сообщил о сходе с линий всех электропоездов, а другой дежурный, энергетик, повернул рубильник. Ток ушел из метро, вспыхнул мутноватый свет аварийного освещения, а человек шагнул вбок, вжался в стену и в одно мгновение стал неотличим от серого бетона, от переплетения проводов.

Через двадцать с небольшим минут по тоннелю разнеслось ленивое полязгивание, и показалась дрезина, так называемый «рельсомер». Проверяя исправность пути, она тащила за собой платформу с рабочими-ремонтниками. Эта дрезина проплыла мимо вжавшегося в стену человека, обдав его мазутным духом, и исчезла в глубине тоннеля. Вот тогда он вернулся на шпалы и зашагал вперед еще ловчее и быстрей.

Через десять минут он достиг небольшого моста. Здесь верхняя ветка метро нависала над нижней, связывавшей городской железнодорожный вокзал с центром и поблескивавшей внизу путями. Человек достал из сумки нехитрое приспособление, состоящее из коробки, троса с блоком, прикрепил его к стальному перекрытию и, держась за крепление на блоке, быстро соскользнул вниз. На этой, нижней ветке работала пока только одна колея. Второй тоннель доделывали, и тут можно было уже не караулить дрезину. Человек поколдовал с пультом сигнализации; трос, только что позволивший ему спуск, бесшумно втянулся в черную коробку-накопитель: теперь он оказался почти незаметен на фоне металлических городушек подземного моста.

Вот теперь человек перемещался боком. Этот тоннель, более новый, постоянно пересекал какие-то сколы породы, трещины в земле, изобиловал нишами непонятного назначения. Но человек точно знал, какая ниша ему нужна! Через пятнадцать минут ходьбы он сделал два шага вправо, вставил свое худое тело, как жетон в щель метрошного турникета, в малоприметную щель. Та приняла его и выпустила с другой стороны. Там уходил вниз колодец с металлической лестницей. Он не был освещен – кромешная тьма заполняла его, лампочки тут были мертвы с давних пор, с января сорок третьего, когда одним движением был обесточен весь этот огромный комплекс. Но ЭТОМУ человеку – и человеку ли? – не был нужен свет.

Обезьяной он спустился вниз, к конечному пункту своего путешествия. Теперь он находился в странном месте: многочисленные вентили, задвижки труб и ящики трансформаторов были покрыты серой массой, словно тестом, омертвлены в бетонном волокне, залиты. Ближе ко дну бетон образовывал сплошную массу. Видно было, что качали его сюда вдоволь, не жалея, заполняя им каждый сантиметр и не обращая внимания на то, что, окаменев, он уничтожит всю хитроумную вентиляционную и водоснабжающую систему.

Но это человека не интересовало. Он спокойно опростал сумку, вынув из нее разнообразные черные коробочки с экранами таймеров. Затем укрепил их на стенах, одна из которых была цельнолитая, бетонная, другая – кирпичная, старой щербатой кладки. После он отрегулировал коробочки, и на них зажглись табло с цифрами. Удовлетворенно оглядев сотворенное, он покрепче взялся руками за ржавые прутья лестницы, по которой спустился сюда, и… погрузился в сон. Если можно было назвать это сном.

Выйдет он отсюда только в короткий промежуток между пятью сорока и шестью пятнадцатью утра – промежуток между окончанием работ в метро и выходом на линию первого поезда, когда риск наткнуться в тоннеле на рабочих дистанции пути минимален.

Этот человек не планировал лишних жертв.

А находился он на большой глубине примерно посредине между Оперным театром и зданием бывшей Ново-Николаевской каторжной тюрьмы.

С утра Заратустров был не в духе. Добравшись на работу на гремящем трамвае, он без слов передал ключи от «Москвича» дежурному посыльному, страшным голосом пробурчав: «Полный бак!» – и прошел в кабинет, не посетив, как обычно, зал и не поинтересовавшись состоянием дел. В кабинете зло оборвал гильотинкой кончик свежей сигары, бросил в коммутатор сердито:

– Дежурного и сводку. Ко мне!

Через несколько минут в кабинет вошла Элина Глебовна. Вчерашний вино-багровый плюш она сменила на костюмчик тусклого бутылочного цвета, но прическа и макияж были, как всегда, безупречны. На чуть пухловатом запястье – тончайшая серебряная цепочка с крохотной звездочкой. Альмах никогда не носила дорогих украшений, все ее безделушки были неизменно недороги, но безумно изящны. Полковник коротко поздоровался, нахмурил брови.

– А почему вы? Горского меняет Астафьев, разве не так?

– Заболел наш Астафьев, – кротко пояснила Альмах. – Прислали за мной машину в полшестого.

Заратустров засопел. Принял из ее нежных ручек сводку. Зачем-то посмотрел на ее ноги – в тех же туфлях и телесного цвета чулках, тапочки еще не обула. Ну-ну. Полковник читал сводку, расхаживал по кабинетику и вдруг внезапно рассвирепел:

– А что это за объект «оранжевого» уровня в непосредственной близости от Базы? Это как понимать? Что, мышей совсем не ловим уже?!

– Вчера зарегистрировали, – выдержав его тон, спокойно сказала Альмах. – Было свечение примерно на нашем уровне, но так и не проявилось потом никак.

– На нашем уровне? – саркастически проговорил Заратустров. – Мать вашу, да это на НАШЕЙ ГЛУБИНЕ! Чего он там делал? Крот, что ли, слепой, подземный житель?! Немедленно проверить, немедленно! Все. Идите.

Он слышал стук ее каблуков. И жалел, что позволил себе резкость.

…А между тем, примерно через пятнадцать минут, всего лишь в пятидесяти метрах от Заратустрова и в самой непосредственной близости от Оперативного зала, на другой стороне его кирпичной стены, на черных коробочках цифры одновременно обратились в нули. Раздался взрыв.

Пол дрогнул под ногами Заратустрова. Он посмотрел на «окно» и увидел, что в нем исчез мост. И солнце, бьющее в переплетение металла. Все исчезло. Одновременно полковник ощутил запах гари и странное шуршание. Он кинулся к двери. По коридору, по линолеуму, вырываясь с налету из-за угла, несся под ноги быстро набирающий силу мутный поток воды.

Ровно сто лет назад, костеря на чем свет стоит нечистых на руку торговцев дровами, добрые ново-николаевцы не знали, что причиной мокрых дров, покупаемых в единственном месте – на городском Дровяном базаре, являются ключи подземного озера. Зажатое в карстовой колыбели, это озеро питало речку Каменку да изредка выливалось вверх ключами. Именно оно погубило в январе сорок третьего, ледяной водой сметя почти две сотни пленных немцев-строителей и полсотни вольнонаемных, идею создания оборонного бункера в Западной Сибири. Это озеро начало подмывать железобетонные контрофорсы Оперного и изукрасило трещинами его только что оштукатуренную колоннаду работы талантливого немца Вильгельма Бардта. Именно оно, загнанное в подполье, залитое и законопаченное сверху немыслимым количеством бетона, тоскливо дремало, ожидая пробуждения.

И пробуждение пришло.

Мощный взрыв проломил бетон на уровне четвертого, полностью затопленного подземного этажа. А второй взрыв разнес в пыль кирпичную стену, отделявшую помещения Спецуправления от вентиляционной шахты № 4-бис недостроенного бункера. И огромные массы воды, ревя, хлынули внутрь…

Полковника снесло уже на подходе. Мутная кипящая волна захлестнула его; он едва вынырнул, ухватился за болтающуюся над потоком трубу и с ужасом увидел разгромленный, заполненный дымом зал, рухнувшие экраны, обломки компьютеров, барахтающиеся тела. Из пролома в стене, дышащего гарью, извергались потоки. Мимо пронеслось тело, и оно жутко показало себя – без ноги. В этот момент труба с грохотом обрушилась, и полковника тоже понесло потоком в глубь коридора, как по дну горного ущелья.