Истинно арийский попаданец - Гера Греев

Обзор из кабины, ни чего не могу против сказать, хороший — капота то почитай почти и нет. Прицелы классные — с автоматическим введением угловых поправок гироскопом.

Ну, так и на второй машине такой же.

Не нравиться тебе эта машина!?

Да машина хорошая… Но не моя она: топлива мало; в вираж лениво заходит — все старается по прямой пойти; летать надо по линеечке, как с земли скажут в две три атаки.

Я воздушный бой люблю. Чтоб вокруг все крутилось и земля с небом местами менялись.

А вот вторая — ласточка. Пушечки — попроще. А зато — манёвренная…. - двигатели у обеих за кабиной пилота, на центре масс. Так эта птичка еще и на полторы тонны легче первой.

Сказка, а не машина. Вон, даже хвост, как у ласточки раздвоен.

В воздухе ручку с пол касания чувствует, да и еще, как и первая, пневмо моторы усиления имеет. Чуткая, но в воздухе не строгая — за счет стреловидности крыла; раздвоенного рулевого и округлых законцовок — даже из плоского штопора сама, после пары оборотов в пологое пике переходит.

Эта птичка для перехвата истребителей. Срежем истребителей, а там уж ударные машины сами разберутся, что к чему, и на земле и в воздухе.

Б'лин!

Нам бы на Халхин-Голе десяток таких красавцев — куда до них всем этим узкоглазым "тип_0".

Вижу, понравилась машина!?

И не говори — ласточка она ласточка и есть!

Глава 22

Гамбит старого нэпмана

Поскребышев неслышно вошел в кабинет — "вы просили предупредить…".

Сталин хитро ухмыльнулся — ну, давай, как договаривались, проявим уважение к старшему товарищу.

Несколько минут и бумаги на столе были аккуратно сдвинуты в сторону, освободив место для небольшого чайника и вазочки горячих пирожков.

Услышав, в неплотно прикрытую дверь, раздраженный голос Ворошилова, Сталин наливая себе стакан чаю, воскликнул — О! Климент, заходи дорогой. Ты как раз вовремя.

Капитан, ты что, совсем мышей не ловишь, где второй стакан — прикрикнул он на секретаря.

Садись Ефремович, уважительно отодвигая от стола второй стул для наркома обороны, пригласил он.

Ворошилов машинально принял от секретаря стакан ароматного чая — ты знаешь Коба, тут такие дела творятся…

Потом, потом — остановил его хозяин. Ты понимаешь — закрутился и вовремя не поужинал, а тут мне такую прелесть принесли, с капустой, с пылу с жару…

Климент растерянно взял пирожок — и в самом деле не плох, не хуже чем моя делает.

Ну, до твоей Давидовны конечно далеко, но все равно не плохо. Ну, ты бери, бери, не обижай хозяина.

Как бы невзначай, стараниями Поскребышева, около блюдца с пирожками скромно притулилась пара рюмок и вазончик с кислой капустой.

Неспешный разговор за жизнь перескакивал с одного на другое — в основном отрабатывая тему"…ох уж эти наши хозяюшки…".

Успокоившийся и подобревший Ворошилов, вытер руки о салфетку и, задумчиво глядя на опустевшую рюмку, произнес — да я собственно к тебе пришел с Лаврентием разобраться, совсем от рук отбился зараза. Скрытничает, какая то закулисная возня вокруг него — надо бы разобраться, слишком много воли себе взял.

Ты понимаешь, возвращаюсь я позавчера с маневров, ну и застрял на каком то сортировочном — с паровозом проблема возникла. Жду, когда перецепят. Час жду, второй. Эшелон за эшелоном в сторону Елкинска идут, ну туда, где бериевские лагеря особого режима, а в отношении меня ни тпру ни ну. Ну, я и взял и наехал слегка на начальника станции. Да и не очень, что бы так сильно — из наших, старый путеец.

Руками разводит — не могу Климент Ефремович, это эшелоны "особого резерва" — они по спец графику идут, за несколько минут простоя под трибунал отдать могут.

Ну, я что, зверь какой, понимаю, что такое эшелоны "особого резерва путей сообщения". Но тут выскакивает на станцию "эхо" и шустро так тащит за собой пять зэковских теплушек.

Перецепляй говорю — этим торопиться некуда.

Побледнел мой паровозный адмирал, лицо потом покрылось — не губи Ефремович, у меня же трое малЫх.

Это спец литер НКВД — мне к нему без вызова и подходить нельзя. Эти же гаврики, сначала стреляют, а только потом смотрят в кого!

Ну, сильно уж меня это забрало. Ставь на запасной, говорю и свистнул своих орлов.

Подошли мы к теплушкам. Ребята грамотно их в кольцо берут. И ты представляешь — лязгнуло что то под вагонами и в нас из за ребордов стволы уставились.

Тут до меня и дошло — теплушечки то те ох и не простые… сверху навроде как обычные щелястые зековозки, а колесные пары у них грузовые и люки под днищем.

Чувствую, серьезное дело закручивается, еще немного и рубка начнется. Порвут моих штабских на ремни. Ну, я вышел вперед и говорю — старшего по команде ко мне.

Выходит молодой парнишка — ба знакомые лица — сынок одного из моих комдивов. Весь из себя — вот только петлички НКВД. Смотрю, с морды слегка спал — узнал значиться.

Ты что ж, говорю, Павлуша — ни как в вертухаи заделался, а твой отец думает, что ты СЛУЖИШЬ!? Вытаскивай свою шелупонь из под вагонов, разбираться, кто есть кто, будем.

А он — Мне — представляешь — побелел весь, но все равно: "не имею права Климент Ефремович!".

Ну, я слегка рявкнул — Что значит, не имеешь право, тебе что, уже приказа наркома обороны недостаточно!? Вижу, мальчонка уже совсем с лица спал. Ну, я на пол тона ниже — ну что я твоих зеков не видел. Он на моих покосился и еще тише — да нет там зеков. Я командир террор группы — учебную заброску на 120 версте делать буду.

Ну, 120 верста это же почти рядом, для "эха" с пятью вагонами часа два пЫхать.

И такое меня любопытство разобрало — что же это за террор группы такие — почему Ворошилов не знает!?

Так, говорю своей шалупоне, ждать меня здесь. Пошли Павлушка — разбираться с тобой будем.

Смотрю, малец и такому исходу рад — батька то у него крутой, не посмотрит что уже не дитя — сам с усам — узнает про такое, может и руки распустить.

Подходим к теплушкам, дверь чуть-чуть сдвинута, только боком пройти, и изнутри брезентом завешена.

Протиснулись…

Ну, ты же знаешь — я не вчера родился и не пальцем деланный: и на шахте механиком робил; и железок всяких железнодорожных через мои руки прошло не меряно. А здесь огляделся и ахнул…

Мало того что вагон то не простой: щелявая вагонка броню прикрывает; на потолке три люка, под которыми выдвижные пулеметные башенки; в конце вагона бензиновый движок — в общем каждый вагон это бронедрезина.

Так я про что говорю — мало того, что вагон не простой — крыша вагона на железную конструкцию оперта, а стены на шарнирах и рабочими цилиндрами, наружу, навроде аппарелей опускаться могут; так вдоль вагона, еще и мордой к этой стене машины с экипажами стоят.

Ну, машины то мордой к стене стоят, готовые наружу выкатить, а солдаты на меня, как один вылупились.

Стоят и зырят из под касок. Нет, ты мне скажи — ты где в нашей армии каски видел!?

Я к ним пригляделся, а дальше еще чудесней — все вооружены автоматическими карабинами, навроде федоровского, да еще и к нему немалый бомбомет снизу присобачен; форма вся в пятнах, под цвет осенней листвы; на ногах не сапоги, а какие то хитрые высокие бутсы без обмоток.

И форма какая то не нашенская — на руках перчатки без пальцев; поверх гимнастерки, нет ну ты представляешь — самый настоящий стеганный жилет одет.

На жилете спереди кармашки, со всякой военной справой приделаны; с левой стороны, над сердцем, ножны с кинжалом.

Я у одного этот жилет пощупал — а он двойной: снизу навроде как плотная шелковая стеганка а сверху в карманчиках стальные пластинки плотно уложены.

Так вот про эти машины и солдат первая часть моего разговора — нарком победно рубанул рукой — нет в нашей армии ни таких солдат; ни таких машин; ни такого оружия!

Сталин ухмыльнулся — ну раз ты мальчишку офицера узнал и эти мотодрезины по нашим советским железным дорогам на учения ездят — значит уже есть.

Коба, так в этом то и беда, я же нарком обороны — через мои руки, ну не через мои конечно, а через мой штаб, все снабжение армии идет — нет у нас в армии ни таких солдат ни таких машин.

Вот у Берии есть, а в армии нету.

А машины хороши — я ведь не поленился с ними на 120ю версту съездить.

Как они с насыпи сыпанулись, когда стенки вагонов перед ними опустились — летят аж колеса в воздухе зависают, а пулеметы на ходу на все четыре стороны заглядывают.

И ведь ты смотри — над каждой, ну ты понимаешь над каждой — антенна радиостанции болтается.

Это ж ведь и покруче тачанок будет!

Нет, ну ты мне скажи, почему у Лаврентия есть такие машины, а у меня нет!?

У них на каждой машине радиостанция, а у меня на все командирские танки с трудом насобирали.

Ты что думаешь, я не понимаю, что тебе уже доложили, что я его блошатник разворошил.