Платиновая леди - Анна Данилова

Виталий медленным шагом подошел к полуоткрытой двери, разделявшей помещение, в котором стучала зубами шокированная услышанным Таня, со своим кабинетом и прикрыл ее плотнее. Оставшись один, он принялся высвистывать что-то веселое. Таня свистнула, перебив веселую трель, и снова замерла. Минкин тоже прекратил свистеть. Таня свистнула еще раз, затем тихонько просвистела трель из вальса Штрауса «Сказки Венского леса» и замолкла, ожидая реакции.

Дверь распахнулась, и она увидела белое лицо своего жениха.

– Я все слышала, Виталий. – Он обреченно закрыл глаза и сделался еще бледнее. – Жаль вот только, что не увидела твоей любовницы… Ну как тебе мой художественный свист?

И, не дожидаясь ответа, круто развернулась на каблуках и почти бегом направилась к выходу. Села (не обращая внимания на несколько раз окликнувшего ее Минкина) в машину и, неловко развернувшись и чуть не врезавшись в новенький «Форд Фокус», помчалась в агентство – зализывать за компанию с Шубиным раны.

Игоря она нашла спящим в своем кабинете. (Двери агентства были распахнуты, по приемной гулял холодный ветер.) Шубину было явно не до работы. Таня с трудом растрясла его и заставила подняться. Не ожидая от себя таких слез, она разрыдалась у него на плече. Причитала, рассказывая о своем неудачном возвращении в «Титаник», о том, что у любовницы Минкина, оказывается, дурные манеры, раз она задирает свои ноги на стол, а ему это не нравится, потому что он с детства приучен к порядку… Затем, сделав передышку, громко икнула и подытожила:

– У него любовница, Шубин. А я думала, что он всю жизнь ждал лишь меня и что романы на работе могут быть у кого угодно, но только не у Минкина… Как же я пролетела, Игорь… Ты помнишь, как я, дура, примеряла свадебное платье? Ну не идиотка ли?

Теперь уже была очередь Шубина успокаивать Таню:

– У Минкина все это в прошлом, поверь мне. У каждого мужика в прошлом есть какие-то свои романы, это нормально. Вот если бы ты застала его в объятиях мужчины, тогда бы я понял твои слезы… Успокойся, дать тебе платок? Ты же присутствовала при расставании, он давал ей отставку, сообщил, что женится и не собирается изменять своей невесте, а ты ревешь… Он же ясно сказал это, ведь так?

И хотя умом Таня все понимала, но сама мысль, что у Минкина были не гипотетические любовницы, а вполне реальные, приводила ее в бешенство… Романтический образ жениха стерся пошлейшей сценкой в зубоврачебном кабинете. Она почему-то подумала, что волосы у его любовниц, должно быть, пахнут лекарствами, как и волосы самого Виталия. И кожа, наверное, на вкус тоже горькая и бесчувственная…

– Давай поженимся, что ли? – продолжала она рыдать на плече Шубина, понимая, что сегодняшний день для них обоих безвозвратно потерян. Какая уж тут работа, когда все вокруг рушится? И если еще утром она где-то очень глубоко внутри себя немного презирала Шубина за малодушие и слабость характера, не позволившие ему набить морду красавцу Крымову за то, что он переспал с его женой, то сейчас готова была простить ему все что угодно и понять, как никто другой. Они, по воле случая оказавшись друзьями по несчастью и решив, что глушить свою тоску водкой лучше все-таки втроем, позвонили одинокому, обманутому и, как им казалось, глубоко несчастному Чайкину и пригласили его в свою компанию. Тот, даже не спросив, что случилось, бодро сказал, что через полчаса будет. Шубин отправился в магазин за водкой и закуской, Таня накрыла стол в приемной и (чтобы лишний раз потравить душу и доказать в первую очередь себе, а затем и окружающим, что она находится на грани самоубийства, а потому ей просто необходимо расслабиться) за неимением Синатры поставила диск с Шарлем Азнавуром. Она сидела за столом в ожидании Шубина и Чайкина и мурлыкала себе под нос песню, в русском переводе известную под названием «Умереть от любви»:

По краю пропасти, по краюИду и с пропастью играю,И умираю от любви,Пойми, пойми!

Она пела тихо, с придыханием, как будто сердце ее должно было остановиться. Она не узнавала себя. Она видела перед собой одержимого страстью Минкина, ее Минкина, обнимающего белый медицинский халат. Капельки пота выступили на его высоком умном лбу. Тане показалось, что где-то совсем рядом запахло лекарствами, больницей. Ее чуть не стошнило. Потом зазвонил ее мобильный, он задрожал, как живой, пытаясь обратить на себя ее внимание. На синем светящемся экранчике появилось имя Виталий. Таня безжалостно отключила телефон. Затем ожил аппарат на секретарском столе. Табло определителя номера высветило номер телефона Виталия. Он пробивался к Тане, вероятно, чтобы рассказать, какой он хороший и верный. Что он не изменял ей, что то, что она услышала там, в белой комнатке со стеклянной перегородкой, – плод ее воображения. Что никакой медсестры там не было. Что он любит Таню и хочет увидеться. Хочет жениться. Хочет от нее детей. А вот она уже ничего не хочет. Разве что напиться в компании настоящих друзей – таких, как Шубин и Чайкин. У них одна общая боль на троих, связанная с изменой. С ревностью.

Мысли плавно перетекли к Ступину. Да, конечно, он мог убить Дину.

Дина рассказала ему о Соболеве, могла, в сущности, одним-единственным словом оскорбить Ступина, сравнив его со своим более молодым любовником, могла расхохотаться ему в лицо… Никто не знает, какие отношения существовали между супругами в начале их брака и тем более в конце. Зачем она приходила к нему? Металась между мужем и любовником и никак не могла выбрать, с кем же ей остаться? Или жалела Ступина? Может, он поставил ей условия, что, если она хочет, чтобы он дал ей денег или машину, она обязана, как жена, продолжать вести хозяйство как ни в чем не бывало? Может, Ступин надеялся на то, что она одумается и вернется к нему?

Таня страдала и понимала страдания Ступина. Но смогла бы она убить Минкина, причинившего ей нестерпимую боль? Нет, не смогла бы. Но это она, Таня Бескровная, Ступин же – совершенно другой человек, к тому же мужчина. Мало того что он лишился жены, быть может, даже любимой женщины, он стал в некотором роде посмешищем в кругу своих знакомых. Все же знали, что Дина ушла от него к Соболеву. Но почему же тогда Ступин не убил Соболева?

Не дожидаясь эпилога,Потороплю судьбу немного.Ты драму в шутку преврати.Прости, прости!

Предательские слезы упали на стол. Со всех сторон звонили телефоны – Минкин требовал, чтобы она выслушала его оправдания. И тут взгляд ее упал на экран сотового телефона. Она увидела фамилию Соболев и схватила трубку.

– Слушаю, Андрей Ильич… Да, конечно. – Она шмыгнула носом и вернулась в реальность. – Мы работаем, конечно, работаем… Вы хотите прийти? Прямо сейчас? Да, приходите. Вам есть что сказать? Что-что, не поняла? У вас есть новости? Я слушаю… Хорошо, говорите, можно и не приходить. Да, знаю, что Ступин жил не один. Что? Понятное дело, что с женщиной. Вы знаете, как ее зовут? Вообще-то мы уже давно ведем слежку за ней… Да, да, нам тоже известно ее имя… Давайте сравним… Юдина Валентина Александровна, все правильно… Что еще вам известно о ней?

Таня совершала недопустимое – выпытывала у клиента информацию, блефовала, выдавала желаемое за действительное, словом, нарушала все этические поведенческие нормы, лишь бы узнать имя женщины, проживавшей со Ступиным. Соболев, судя по всему ни на йоту не сомневавшийся в том, что Тане известно имя предполагаемой любовницы Ступина, сказал, что ему ничего больше не известно об этой женщине, да и имя-то ее он узнал случайно – ему позвонил один знакомый дерматолог, к которому обратилась эта женщина. Она пришла к нему на прием по предварительной договоренности и в сопровождении Ступина. По привычке и забыв об осторожности (во всяком случае, так показалось дерматологу), она в ответ на его вопрос – фамилия, имя, отчество – сказала: «Юдина Валентина Александровна». Судя по реакции Ступина, по его взгляду, который он бросил на нее (в нем было недоумение, помноженное на отчаяние), ему не понравилось, что она назвала себя. Вот, собственно, и все, сказал Соболев. Чтобы как-то исправить положение и доказать все же клиенту, что предполагаемая любовница Ступина – добыча не только Соболева, но и работников агентства, Таня сказала:

– Она живет с ним, но он старается не афишировать это, ни с кем не знакомит… Хотя на прямой вопрос, есть ли у него любовница, решительно отвечает: «Нет». Если же его попытаться поймать, что называется, с поличным, то есть встретить где-нибудь с этой женщиной, то он может сказать, что она – его родственница.

– Может, и родственница, – шумно вздохнул Соболев. – Ведь скоро похороны Дины, вполне возможно, что к нему кто-то приехал издалека, какая-нибудь кузина… Но тогда зачем такая таинственность?

– Вот именно… Вы знаете, Андрей Ильич, что Ступин тоже как бы попросил нас заняться делом об убийстве его жены…

– Это и неудивительно. Все-таки он муж… Он и расходы на похороны взял на себя. Я вот все думаю, может, он должен был убить меня, а в сердцах убил Дину?