Укрытие - Трецца Адзопарди

И как же ты его назовешь?

Джоуи, говорит Фрэн, водя пальцами по лапкам. Селеста издает громкий вопль: Ева, вздрогнув, нечаянно уколола ее шпилькой.

Извини, радость моя, говорит она и откашливается. А может, Флаффи? — предлагает она. Или Флопси?

Джоуи! Джоуи! Джоуи! — Люка, подпрыгивая на стуле, кричит так громко, что в дверях появляется мама. За ней следом отец.

А ну, прекратить голосить! Немедленно! — орет она на Люку. А ты, мама оборачивается к Фрэн, унеси его во двор.

На отце лучший костюм. Он не улыбается. Его рука ползет вверх, по маминой шее, туда, где волосы мягкие и тонкие, и тянет их вниз. Костяшки его пальцев побелели от напряжения. Я нутром чувствую, как из нее выходит воздух, но больше смотреть не могу; не могу смотреть ни на кролика, ни на маму, ни на отца, ни на Фрэн. Так мне скоро вообще некуда будет смотреть.

Ну вот! — говорит Ева Селесте. Теперь ты как картинка!

Селеста встает со стула и разводит руки в стороны. Она смотрит в зеркало над камином — склоняет голову набок, опускает ее, задирает подбородок. Затем оборачивается, берет пудреницу с зеркальцем, чтобы увидеть, что у нее сзади.

Очень здорово, Ева, говорит она. Ты меня спасла.

Только учти, завтра придется все повторить. Ночь прическа не продержится.

Ева ухитрилась при помощи невидимок, шпилек и атласных бутончиков сделать то, что не сумел весь персонал «Плюмажа». Селеста похожа на Золушку из моей книжки волшебных сказок. Настоящая принцесса. Пиппо в обморок хлопнется, когда ее увидит. |

Рот у Селесты приоткрыт, глаза суровые. Она оборачивается к маме и отцу.

Что скажете? — спрашивает она.

Отец равнодушно кивает.

Вылитая мать, говорит он.

На комплимент это не похоже. Мама высвобождается из-под его руки.

Что ж, леди, говорит она Фрэн. Унесите его.

Фрэн сует босые ноги в сандалии и проскальзывает мимо отца. Он берет со стола шляпу и нахлобучивает ее на голову.

Фрэнк, говорит мама, кивая на кролика. Помни, о чем я сказала.

Всенепременно, говорит он. Всенепременно.

Сальваторе стоит в полутемном сарае, в одной руке у него метла, другой он придерживает дверь. Он обыескал все, но крысу так и не нашел. Сальваторе боится, что она сбежала, спряталась под барной стойкой или в углу одной из кабинок и выскочит как раз в тот момент, когда Пиппо обратится к гостям с речью. Он открывает дверь пошире, но уже стемнело: он едва различает бетонные плиты дорожки, где уж тут крысу разглядеть. Сальваторе с облегчением вздыхает, уверяет себя, что точно убил бы ее, если бы увидел. Всенепременно, шепчет он, проверяя собственную смелость. Всенепременно, повторяет он снова, вспомнив вдруг Фрэнки. Так он и сказал. Всенепременно. Будто в последний раз. Сальваторе видит, словно это было вчера, как катится по полированной стойке последняя монета Фрэнки, видит сгоревший дом, больничную палату с плачущим младенцем. Сальваторе понимает, что у Фрэнки есть План. Он ставит метлу рядом с лопатой, они обе валятся на пол. В комнате над «Лунным светом» один-единственный раз приподнимается штора. На дереве щебечет птичка. По улице едет машина.

Я иду по доске. Она скользкая, и в темноте мне трудно удержать равновесие. Я дважды падаю в хлюпающую грязь, но на это никто не обращает внимания, потому что все мы сосредоточены на Фрэн и кролике, которого она прижимает к груди. Она медленно идет впереди меня. Из-за ее плеча поблескивают красные глаза кролика. Доска кончается, дальше лежат кирпичи, на которые нужно наступать, но их разглядеть трудно, потому что мы уже в дальнем конце сада. Старая клетка стоит у стены. Я здесь не играю — с тех пор, как Роза с Люкой меня в ней заперли. Там лежат солома и бумага, а иногда бывают крольчата. Я не должна вмешиваться ни во что.

Отодвинься, говорит Роза. Мне ничего не видно. Она нагибается, чтобы открыть квадратную дверцу, возится с задвижкой. Люка отталкивает меня, потому что я загораживаю свет из кухни. Если посмотреть назад, кажется, что мы так далеко от дома. Я вижу маму в окне, она движется в прямоугольнике света, как актриса на экране. Конец мая, но здесь холодно. Здесь часто бывает холодно.

Фрэн запускает кролика в клетку, аккуратно приподнимает его задние лапки, чтобы он не задел порожек. Он мечется по своему новому дому, хочет прыгнуть назад ей на руки. Роза захлопывает дверцу.

Поцарапалась? — спрашивает Люка, заметив, что Фрэн смотрит на запястье.

Ерунда, отвечает Фрэн и трет руку. Она подносит ее к полоске света, чтобы мы разглядели две длинные ссадины. Татуировку свою она нам еще не показывала.

Ба-бах!

Мы все поворачиваемся к дому. Я представляю себе взорвавшуюся газовую плиту, страшных людей в шляпах — как из «Криминальных новостей», но тут слышу мамин смех, слышу, как Ева кричит: За тебя, Сел! — слышу глухой стук кружек. В дверях появляется высокая фигура Евы.

Дети, сюда! — зовет она. Мы пьем за вашу сестру!

Забыв и про кролика, и про доску, мы бежим по грязи к дому.

В «Лунном свете» толпы мужчин в костюмах: Бонни Ферруджиа, крупный лесоторговец; Марио Кордона, которого считают будущим лорд-мэром; на голову над другими возвышаются близнецы О'Коннелы. Они настоящие красавцы с шелковыми платками вместо галстуков. Один только Лу Перуцци, которого в Кардиффе называют мистер Металл, в будничном костюме. Сальваторе помнит Кордону по фотографии в «Западном курьере», а вот Перуцци не узнает. Когда он замечает, как тот подходит к стойке и берет два бокала шампанского, то хватает этого невысокого мужчину за рукав, из которого торчит обтрепанная манжета рубашки.

Одного, может, достаточно? — язвительно замечает Сальваторе. Он ищет глазами Фрэнки — тот, стоит ему кивнуть, вышвырнет этого нахала вон. Перуцци изумленно взирает на него.

Ты с Лу Перуцци говоришь! — заявляет он, тыча пальцем в грудь. Сальваторе смотрит на него сверху вниз: воротничок засаленный, на рубашке не хватает пуговицы, она расходится на груди, и видна белая майка.

А-а, Лу! — говорит внезапно появившийся с ним рядом Фрэнки. Возьмите еще шампанского. Сальваторе, друг мой, нам надо поговорить.

Проходя между гостями, он вежливо улыбается, но Сальваторе чувствует, как от его спины веет яростью. Он проходит за ним через кухню, выходит во двор. Фрэнки захлопывает дверь.

Ты идиот! — орет он. Перуцци — важная птица.

Оборванец! — орет в ответ Сальваторе, которого бесит одна мысль о том, что грязные пальцы Перуцци касаются его угощения. Посмотри, сколько он пьет!

А кому какое дело? Мне вот — никакого! Пусть пьет!

А деньги, Фрэнк? Шампанское ведь…

Фрэнки отворачивается — будто собирается сплюнуть, и вдруг хватает Сальваторе руками за лицо. Говорит, медленно, как ребенку:

Ты — просто — наливай им, произносит он тихо. Ради меня, Сальваторе. Просто обслуживай их.

Фрэнки разворачивается, поводит плечами и закрывает за собой дверь.

Сальваторе глядит на россыпь звезд. В небе словно дырки пробили. Как Фрэнки с ним разговаривал! Он стоит у задней двери, ждет, пока уляжется гнев. Наконец дыхание успокаивается. В окно кухни он видит, как расступается при появлении Пиппо толпа. Фрэнки приветствует будущего зятя коротким объятием. Сальваторе думает о том, какая это жертва для Фрэнки — отдать красавицу дочь за этого человека. Да, это важный шаг, думает он, смягчившись. Важный для всей семьи.

Роза выпивает залпом воду, вытирает комбинашкой стакан. Ставит его на пол у кровати.

Что ты делаешь? — спрашивает Люка, исследуя пальцем недра носа.

Устроим сеанс? — говорит Фрэн. В приюте мы все время этим занимаемся.

Нет, говорит Роза, пригнувшись к полу. Мы будем слушать!

Мы все слушаем. Вообще-то, чтобы услышать Еву — мама зовет ее Сиреной, — никаких приспособлений не нужно, но остальные голоса разобрать трудно. Роза издает те же звуки, что и доктор Рейнолдс, когда слушает мне легкие.

Ахх, выдыхает она. Ахх, ухх.

Дай мне послушать! — кричит Люка и, соскочив с кровати, садится на корточки, прикладывает ухо к стакану, а сама смотрит на нас. Лицо ее заливает краска. Она вскидывает брови.

Что они говорят? — шепчу я.

Тсс!

Меня пусти!

Я тоже хочу послушать, но Люка прячет стакан за спину.

Они сказали — она останавливается подумать, водит глазами из стороны в сторону, соображает, — Ева сказала: «Сел, тебе надо будет делать с Пиппо секс!» Люка издает пронзительный вопль и валится на кровать; Роза хохочет и колотит себя по ляжке. Очевидно, это очень смешная штука. Только на Фрэн это не производит никакого впечатления.

Тебе придется заняться сексом, говорит она тихо. Она так сказала.

Видать, вы в приюте тоже этим занимаетесь? — презрительно фыркает Роза.

Некоторые — да. Я занимаюсь другим.