О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико - Люси Невилл

Через два дня я пошла на поправку так же стремительно, как заболела, и проснулась поутру голодная как волк. Рикардо приготовил тушеного цыпленка со свежими травами и специями. Вечером он отвез меня обратно, в мою квартиру, и на следующий день я пошла на работу, чувствуя себя совершенно окрепшей. С этого момента пути назад уже не было. Рикардо был таким добрым, таким чутким, что я больше не могла сопротивляться его спокойному присутствию в своей жизни. А после того как меня стошнило на пол у него в кухне, я могла с уверенностью сказать, что он знает меня и изнутри.

Мы с Октавио увиделись только в субботу утром.

— Как ты провела эту неделю? – поинтересовался он, начищая зубы перед зеркалом в ванной.

— Хорошо.

Похоже, он не заметил, что я двое суток не ночевала дома, и я не считала нужным поднимать эту тему. И разумеется, мне было неловко признаваться, что я отравилась уличной едой, от чего все время предостерегал меня Октавио.

Мы, как обычно, отправились за покупками на рынок, где перекусили кесадильями с кофе, а потом, как давно договаривались, решили совершить паломничество к Пресвятой Деве.

Во времена святого Хуана Диего холм Тепейяк стоял посреди заливных лугов в сельской местности. Теперь этот самый холм оказался в неблагополучном районе на севере столицы. Даже несмотря на субботу – относительно спокойный день, – здесь собрались огромные толпы народу. И это мы были в километре от церкви. Улица Гвадалупе, ведущая вверх по холму Тепейяк к базилике, предназначена только для пешеходов. Людская масса медленно поднималась по склону, огибая лотки с вареной кукурузой и палатки с церковной утварью и сувенирами с ли ком Богоматери Гваделупской. Люди в ней в основном были ниже ростом и смуглее, чем типичные представители народа, толпящегося на улицах Мехико. Большинство их было одето в традиционную индейскую одежду, и до меня долетали обрывки фраз на языках, не похожих на испанский. Некоторые ползли к базилике на коленях. Один человек взбирался на холм, сгибаясь под тяжестью деревянного распятия.

Октавио пояснил, что это по большей части паломники, которые пришли сюда пешком со всех уголков страны, чтобы поклониться Пресвятой Деве.

— В среднем четырнадцать миллионов посетителей в год, – сообщил он. – Это вторая по посещаемости католическая святыня после Ватикана.

Пока мы пробирались сквозь толпу, на нас то и дело оборачивались любопытные лица. Долговязый Октавио, с вьющимися волосами, в новой модной футболке, смотрелся здесь еще бо́льшим чужаком, нежели я, возвышаясь над потоком паломников.

На вершине холма Тепейяк находились два храма. Прямо перед нами стояла Antigua Basílica (Старая базилика) – построенная францисканцами в XVI веке, с богато украшенной красно-золотой крышей-куполом. Но эта церковь уже много лет как была закрыта и больше не являлась хранилищем образа Девы. Октавио рассказывал мне, что из-за того, что первый построенный здесь храм неумолимо оседает (такое случается, когда город строят на озере), в 1970-е годы по последней технологии, исключающей оседание, был построен новый храм. Это была современная базилика – гигантский уплощенный цилиндр из бетона и темного стекла. Она больше напоминала стадион, нежели храм, и явно вмещала себя столько же народу, давая возможность присутствовать на мессе 10 тысячам верующих одновременно.

Благодаря круглой конструкции базилики тильма Хуана Диего была видна с любого места внутри здания, объяснил мне Октавио. С золотого столба за пуленепробиваемым стеклом ограждения на своих почитателей смотрела Пресвятая Дева Гваделупская. Руки ее были сложены в молитве, а голова наклонена чуть набок. Ее неподвижная поза и цветовое решение напоминали любое другое произведение религиозного искусства XVI века. Однако, если верить поклоняющимся Деве Гваделупской, этот образ не выказывает признаков порчи уже почти 500 лет, несмотря на то что он запечатлен на ayate – ткани из волокон магуэя, срок сохранности которой обычно не более двадцати лет.

Святыню можно рассмотреть более пристально с движущейся дорожки, бегущей в двух противоположных направлениях; она медленно, но постоянно движется, чтобы люди не задерживались перед святыней слишком подолгу. Октавио прочитал молитву и перекрестился, проезжая мимо образа, и этот его жест почему-то встревожил меня. Я никогда раньше не видела его в таком серьезном и взволнованном состоянии, и это показалось мне в корне противоречащим его рациональному складу ума.

Когда мы спускались с холма к машине, Октавио вдруг обернулся ко мне и спросил:

— Заметила, как все на меня смотрят?

— Да, знаю, на нас все смотрят. – Еще бы они не смотрели!

— Но ты иностранка. А я – нет, я – мексиканец. Порой я чувствую себя иностранцем в родной стране.

Его можно было понять. Октавио отличался от большинства мексиканцев – внешностью, экономическим положением, культурой. Я подозревала, что его религиозное чувство к Деве проистекало скорее из потребности ощутить себя частью своего народа. Вот почему он так яростно цеплялся за этот символ своей национальной идентичности.

Когда мы возвращались домой на машине, Октавио пригласил меня на концерт, который этим вечером должен был состояться в районе Ла-Кондеса.

— Будет весело – придут Офелия и Сильвио…

— Я бы с удовольствием, – сказала я, внезапно вспомнив, что уже пообещала поужинать с Рикардо. – Но, кажется, не смогу… У меня другие планы на вечер.

— Какие? С кем? – поинтересовался он.

По логике, я не должна была чувствовать неловкости, рассказывая ему о Рикардо. В сущности, Октавио вел себя в тот день настолько обыденно, что мысль о том, что наши отношения могут выходить за рамки платонических, была бы просто бредовой. Однако мне пришлось сделать усилие над собой, чтобы сообщить ему, что «в командировке я встретила одного человека, и мы сегодня ужинаем вместе».

— Как-то вы быстро, – с кривой усмешкой заметил он.

— Что? И вовсе мы не…

— Берегись мексиканских мужчин, – перебил он. – Они, по традиции, смотрят на женщину сверху вниз. Я бы на твоем месте сильно не увлекался.

Не ревность ли звучала в его словах? Или он просто предлагал мне братский совет? Я не могла определить.

— Да уж, я заметила, что мексиканские мужчины относятся ко мне весьма покровительственно, – поддакнула я.

— Заткнись! – расхохотался Октавио и ткнул меня пальцами под ребра, отчего я решила, что это все-таки был братский совет.

На той же неделе мы с Эдгаром встретились в нашем привычном месте, под клеткой со взъерошенным зеленым попугаем, в утопающем в цветах дворике кафе, и заказали себе черный кофе с ромом.

Начали мы на испанском. Я принялась было рассказывать о своем посещении базилики, но он сразу меня перебил:

— Значит, твой приятель отвез тебя поглядеть на священнейшую дойную корову Ватикана?.. На копилку, выгребающую монеты из карманов мексиканских бедняков и переправляющую их в руки одной из самых богатых организаций в мире?

Он рассказал, что у индейцев Мексики есть древний обычай приносить дары богам, чтобы те послали хороший урожай.

— Теперь же вместо этого они отдают все свои деньги Пресвятой Деве, – сказал Эдгар. – И разумеется, они находятся в блаженном неведении насчет того, что на их деньги обеспечивается уход за садом в летнем папском особняке.

Отрадно было узнать циничную точку зрения Эдгара на миф о Деве Гваделупской. Мы заказали еще по чашечке черного кофе, и я спросила его, почему, по его мнению, этот миф так покорил мексиканцев.

— Да потому, что он просто-напросто присвоил себе обычаи, которые у мексиканцев бытовали тысячелетиями – до завоевания, – объяснил он.

На вершине холма Тепейяк, похороненные под фундаментом храма Богоматери Гваделупской, лежат руины иного храма – храма богини земли и плодородия. Она была известна под именем Тонанцин, которое на науатле значит «Наша почитаемая мать». Другим ее именем было Коатликуэ – «Владычица в платье из змей». Она была девственной матерью Уицилопочтли – воинственного бога солнца, того самого, что при рождении убил свою сестру и целую армию братьев, используя «бирюзовую змею». Издалека к ней приходили паломники с дарами и приносили ей жертвы Antigua Basílika, для них она олицетворяла Мать-Землю. Некоторые индейские общины и поныне называют Пресвятую Деву этими именами, рассказал мне Эдгар.

Другая причина успешного бытования мифа о Деве – это ее роль в объединении испанской культуры и культуры коренных мексиканцев. Дева Гваделупская, по легенде, была в Мексике первой из mestizo – смешанной расы, поскольку в ее чертах прослеживается результат смешения испанской и индейской крови. Он появилась через десять лет после завоевания Мексики испанцами, так что эта раса в то время уже должна была существовать. Змеи, из которых было сделано платье Коатликуэ, трансформировались в лучи света вокруг Девы Марии, говорящей на науатле.