Долина надежды - Хелен Брайан

Софии же захотелось закричать во весь голос, схватить его за плечи и встряхнуть так, чтобы он позабыл о своем моральном самодовольстве. Лорд Графтон неизменно отзывался о викарии как о лицемерном болване, но отказывался заменить его другим, заявляя, что семья викария живет в деревне на протяжении вот уже нескольких поколений, а самому священнику приходится содержать жену и троих маленьких детей.

– Оставьте его в покое. Все викарии похожи один на другого. Так что он ничем не хуже прочих, – говорил лорд Графтон.

Вот только Смерть подбиралась все ближе и ближе, несмотря на все усилия Софии отогнать ее. Девушка терзалась в раздумьях: должна ли она позволить ему умереть как доброму христианину? В конце концов она разрешила соборовать отца, хотя лауданум сделал его практически бесчувственным и невосприимчивым к тому, что происходило вокруг. Когда с этим было покончено, у нее возникло такое чувство, будто она только что подписала отцу смертный приговор.

Однажды ноябрьским вечером София читала вслух вечернюю молитву, но прервалась и подняла глаза на отца – ей показалось, будто он пытается что-то сказать.

– Папа? Я могу тебе помочь?

Она склонилась над ним и услышала:

– Кэтрин, Кэтрин, ты здесь?.. – Затем на его лицо снизошло умиротворение, и София поняла, что ее отец умер.

Во время похоронной службы в холодной часовне Графтонов София сохраняла железное хладнокровие на глазах слуг, фермеров, деревенских жителей, их соседей и тех их друзей, кто в спешке примчался из Лондона. Но когда его опустили в фамильную усыпальницу рядом с ее матерью и над головой заунывно зазвенел церковный колокол, на Софию обрушилась такая тоска и горе, что она не выдержала, обняла миссис Беттс, и обе заплакали.

Она пыталась читать Библию, дабы обрести смирение, как часто и настоятельно советовала ей леди Бернхэм, но слова казались пустыми и не могли прогнать простую и страшную мысль о том, что она осталась одна, а мир превратился в полное скорби и печали место. Она часто думала о том, что если бы вышла замуж за Джона и родила отцу долгожданного внука, то свет не казался бы ей столь скорбным, а сама она обрела бы утешение в муже и ребенке. Но тогда Джон был ей не нужен; она думала лишь о том, как бы вернуться в Лондон. Сожаление и чувство вины напрочь отбили у нее аппетит, и она стала плохо спать по ночам. Она уклонялась от встреч с соседями, которые приходили к ним, дабы выразить соболезнования, и часто и подолгу отправлялась гулять в одиночестве в лесу по снегу и замерзшей грязи.

Наступило и минуло Рождество, а потом и Пасха. Присутствие миссис Грей раздражало, и София всеми силами пыталась избежать ее общества. Один день сменялся другим, таким же унылым и лишенным всякого смысла. Из своих одиноких скитаний она возвращалась продрогшая до костей, ощущая себя нереальной тенью в печальном доме, полном призраков предков Графтонов. Они молча бранили ее, напоминая о том, что отец ее умер несчастным, хотя она могла не допустить этого.

София отвечала на письма с выражениями соболезнования, включая и крайне сдержанное и чопорное послание от сестер Хокхерст, которые приписали в самом низу, что Джон и его кузина Полли должны пожениться в июне. А еще было много писем от поверенных отца. Они всегда начинались со слов сочувствия, за которыми следовала просьба обсудить его завещание с упором на то, что они ожидают ее указаний относительно того, не следует ли избавиться от особняка в Лондоне, и заканчивались непонятными призывами самым срочным образом сделать то или это. Ни одно из них София не дочитала до конца. Она швыряла их в выдвижной ящик стола в библиотеке, устало думая о том, что особняк в Лондоне теперь волнует ее меньше всего. Она не чувствовала в себе сил принять хоть какое-нибудь решение.

Дни стали длиннее, на деревьях набухли почки, известковые холмы покрылись свежей зеленью, и овцы с ягнятами вновь точками запятнали их склоны, как было и прошлой весной. В лесу зацвели примулы и колокольчики, но она не чувствовала радости. В надежде порадовать ее садовник принес из теплицы первую землянику и спаржу. София решила, что они совершенно лишены вкуса, хотя миссис Грей взахлеб хвалила их.

Она попыталась, как того от нее и ожидали, проявить интерес к деревенской жизни. Посетив школу, София выслушала декламацию мальчиков и похвалила образцы вышивки девочек. В день вручения наград она передала Библии лучшим ученикам и смотрела, как девочки водят хоровод вокруг майского дерева. В честь столь торжественного события она распорядилась подать чай с ветчиной и пирожными прямо в саду, где садовник, ухитрившись, вынудил зацвести ранние розы и пионы. Ярко светило солнце, дети смеялись и кричали, арендаторы скидывали с голов шапки, а их жены, наряженные в лучшие воскресные платья, шептались, что бедная госпожа являет собой очень печальное зрелище в этот солнечный денек, и сожалели о том, что она не вышла замуж за сквайра Хокхерста. «Почему она отказала ему, – спрашивали они друг у друга за чаем. – Ведь ей так был нужен супруг и собственные дети. Они бы согрели ей душу и сердце куда сильнее, чем все ее огромное состояние. А теперь она осталась в большом мире совсем одна».

Глава седьмая

Долг

Весна сменилась унылым дождливым английским летом. И вот однажды в пасмурный июньский день в Сассекс под проливным дождем после долгой поездки явились поверенные лорда Графтона. Старый дворецкий распахнул дверь двум мрачным джентльменам под зонтиками, с которых струями стекала дождевая вода и которые пожелали увидеть мисс Графтон. Дворецкий надменно сообщил им, что мисс Графтон пребывает в трауре и потому не принимает посетителей.

– Ей придется принять или нас, или судебных приставов, – резко бросил старший из поверенных.

Дворецкий проводил их в библиотеку и послал за своей госпожой.

Когда София, бледность и безжизненный взгляд которой были особенно заметны на фоне ее траурного платья, пожала им руки и опустилась в кресло, дворецкий пробормотал, что сейчас пришлет миссис Беттс с мадерой и печеньем, после чего удалился. Поверенные выпили, закусили и выразили свои соболезнования. После чего оба мужчины погрузились в неловкое молчание, глядя в пол и на носки своих мокрых башмаков.

София поняла, что случилось что-то неприятное.

– Чем вызван ваш визит? Не думаю, что вы проделали столь долгий путь, да еще в такую ненастную погоду, только для того, чтобы обсудить возможность продажи лондонского особняка или повторить свои соболезнования, уже изложенные вами в письмах. Прошу вас, будьте со мной откровенны.

Старший поверенный вздохнул:

– Мисс Графтон, мы так и не получили ответа ни на одно из наших многочисленных писем. Мы сожалеем о доставленных неудобствах, но у нас не оставалось иного выбора, кроме как увидеться с вами лично и настоять на обсуждении некоторых срочных вопросов, кои требуют от нас большей откровенности, чем вам хотелось бы услышать.

– Срочные вопросы? Я пребываю в трауре, сэр. Разве не могут они подождать?

– Не могут, мисс Графтон. Сейчас я все объясню. Во-первых, мы избавились от лондонского особняка.

– По какому праву? Я не давала вам своего разрешения! – София пришла в негодование. – Я еще не решила, когда вернусь в Лондон, и желаю сохранить жилье в столице.

– Продолжение аренды стало бы непосильной ношей для поместья. Я сожалею о том, что принес вам дурные известия, мисс Графтон, но, как вам известно, три года назад ваш отец заложил поместье под большие проценты в расчете на получение урожая табака в течение года или в крайнем случае двух. Тогда возникла необходимость срочно получить значительную сумму денег, что было возможно только при чрезмерной процентной ставке. В обычных условиях мы бы никогда не порекомендовали пойти на такой шаг, но в тот момент это представлялось вполне обоснованным.

Согласно оценке мистера Баркера, нажить состояние можно было достаточно быстро. К несчастью, у нас имеются все основания полагать, что мистер Баркер ввел нас в заблуждение относительно прибытия первой партии табака. Она так и не была отправлена, и, несмотря на наши запросы, мистер Баркер либо не может, либо не желает сообщить нам, когда бы мы могли ожидать ее. Собственно говоря, мы не имеем возможности хотя бы подтвердить, что табак вообще был посеян, хотя агенты в Лондоне предъявили нам счета расходов – очень больших расходов, – которые произвел мистер Баркер от имени вашего отца, заказывая товары и оборудование, которые были отправлены в Вирджинию на плантацию «Лесная чаща». При этом ваш отец был вынужден понести дополнительные траты, а также перевести в Вирджинию бóльшую часть дохода, полученного от поместья за последние три года. Собственно же доход от поместья совсем не так велик, каким его полагал лорд Графтон, и остается таковым в течение вот уже некоторого времени. Но расчет строился на том, что, как только поместье в Вирджинии начнет приносить прибыль, она покроет недостачу от поместья в Англии. Отчасти именно поэтому мы и посоветовали ему поступить таким образом.